Нерушимые каменные мосты

Виржилиу, собирающий чемодан, с недоумением взглянул на отца, который до этого не проронил ни слова, не стремился его остановить.

– Не смотри на меня так! Ты волен делать со своей жизнью, что хочешь. Но я хочу тебя предупредить, если я еще раз увижу, что ты доводишь мать до слез, я тебя выпорю! Не смотря на то, что ты взрослый человек, – тон Михая звучал угрожающе. – Она достаточно настрадалась за последнее время и не заслужила такого отношения!

Виржилиу молча захлопнул чемодан, взглянул на родителей и спешно покинул комнату, даже не попрощавшись. Констанца попыталась броситься за ним вслед, но Михай крепко схватил ее за локоть, не позволяя жене двинуться с места. Он развернул ее, прижал к себе, крепко обняв.

– Отпусти его. Может, когда-нибудь он поменяет свое решение. А сейчас дай ему свободу. Поступив в семинарию, он не перестанет быть нашим сыном.

Констанца знала, Виржилиу никогда не изменит решения. Осознавая безысходность ситуации, ее материнское сердце разрывалось от отчаяния и боли. Она понимала, что уже ничего не исправить, остается лишь одно – смириться с его выбором и попытаться жить дальше.

Было глубоко за полночь, когда яркая луна поднялась высоко в небо и сияла там, среди мириад звезд, как королева в окружение подданных. Ее пронизывающий свет, такой слепящий в небесах, терял свою силу на земле, где густая мгла окутала спящий городок и его окрестности. Плотный туман, спустившийся с ближайших гор, пополз лениво по улицам, оставляя мокрые следы на асфальте, траве и листьях деревьев. Тусклые фонари вальяжно рассеивали искусственный свет, но даже от них было мало толку. Непроглядная завеса захватила городок, напоминая людям, что близится осень и вскоре зной спадет, сменившись промозглым холодным воздухом.

Виржилиу терпеливо дождался, пока домочадцы разбредутся по комнатам и окажутся в царстве сна, откуда до утра их не выманить. Убедившись, что дом погрузился в тишину, он осторожно вышел в коридор. Он помнил, что старые половицы скрипят, и поэтому ступал с опаской на деревянный пол, дабы не издавать лишнего шума.

Священник подошел к противоположной двери. Он замялся. Виржилиу не был уверен в верности своего решения. Его сомнения с каждой секундой росло, но сан требовал действий. Своенравная соседка внесла непредвиденные коррективы в его жизнь, расписанную на много лет вперед.

– Кристи, ты спишь?

Виржилиу тихо постучал в дверь, в надежде, что никто не услышит, кроме девчонки. Он прислушался, ответом на его стук была гробовая тишина. Девушка действительно либо крепко спала, либо не желала говорить с ним.

– Открой, пожалуйста, дверь, если ты не спишь. Я обещаю, что не стану тебя отчитывать за сегодняшний инцидент, – Виржилиу прижался лбом к двери, закрыв глаза. – Пожалуйста, мы должны поговорить.

Безмолвие – плохой собеседник и, в то же время – чуткий слушатель. Оно умеет хранить тайны, но не способно дать дельных советов или избавить от чувства вины. Безмолвию под силу понять всю боль и раскаяние, но все, что было сказано, растворится в небытие, став пустотой.

Священник сделал глубокий вдох и медленно отошел от двери. Он подозревал, что поведение девочки, ее ненависть, ее предвзятость не беспочвенны. Всему есть внятное объяснение. Он желал услышать причину, толкающую Кристи к краю пропасти.

«Вставай, взывай ночью, при начале каждой стражи; изливай, как воду, сердце твое пред лицом Господа; простирай к Нему руки твои о душе детей твоих, издыхающих от голода на углах всех улиц» Плач Иеремии 2:19.

Священник стоял на коленях в полной темноте. Он горячо молился. Его губы непрерывно и беззвучно шептали слова молитвы. Его душа взывала к силам Господа, ища успокоения.

Каждую ночь Виржилиу видел один и тот же кошмар, который заставлял его просыпаться в холодном поту и с учащенным сердцебиением. Каждую ночь, готовясь ко сну, он надеялся, что в этот раз сон не повторится и он, наконец, сможет выспаться.

Словно через пелену тумана он видит Ее, бегущую в одной ночной рубашке, развивающейся по ветру. Она бежит через сад. Серый тоскливый рассвет. Багряные листья на пожухлой траве. Ее босые ноги, не чувствуют холода осеннего инея.

Он следует за ней. Он должен ее догнать. Но время играет против него.

– Постой!

Его крик распугивает стаю ворон, дремавших на ветке пожелтевшего клена. Они, громко каркая, взлетают ввысь, исчезая среди свинцовых облаков, опустившихся на землю и превратившихся в липкую сырую мглу.

Она не слышит его или не хочет внимать его словам. Ее силуэт почти исчез в паутине серого тумана. Но он знает, куда она держит путь. К горной реке, мчащейся по острым камням ледяным потоком! К старому каменному мосту, построенному еще в средние века! К лесу, где деревья и кустарники, вступив в заговор с туманом, спрячут ее от Него!

Он нашел Ее! Она стоит у края арочного моста, облокотившись на черный парапет. Ее светлые волосы и льняная сорочка развиваются на ветру. Она похожа на призрака.

Он бежит, чувствуя, как холодный воздух обжигает горло, мешая нормально дышать. Его ноги скользят по мокрой траве, покрытой изморозью. Он спотыкается, но сохраняет равновесие.

Она, широко раскинув руки, взлетела! Ему показалось на секунду, что он видел крылья. Ангел оттолкнулся от темной поверхности моста и взмыл ввысь, но тут же рухнул вниз, словно коршун, подбитый ядовитой стрелой охотника.

Он не слышал крика боли, он не слышал своего голоса. Мгла поглотила все звуки! Холодное хмурое утро превратилось в кромешную ледяную ночь. Он, шатающейся походкой, подошел к перилам и взглянул вниз.

Огромные валуны, покрытые местами мягким ржавым мхом, окропились брызгами крови. Она лежала лицом вниз. Ее голова была неестественно откинута немного назад, ее шейный позвонок выгнулся в обратную сторону. Тело застыло в ужасающей кривой позе. Белоснежная рубашка местами покрылась багровыми разводами, и в потоке реки можно было заметить алые струйки, стекающие с камней в воду.

Виржилиу открыл глаза. Закончив молитву и перекрестившись, он поднялся с колен, чувствуя дрожь во всем теле. Воспоминания преследовали его и во сне и наяву. Временами ему мерещилось, что он видит Ее изувеченное тело в углу своей комнаты. Волосы, слипшиеся от крови, раскроенный череп, мокрая рубашка в бурых пятнах. Когда реальность переплеталась с воображением, только молитва могла вернуть его в нормальное состояние. Священник знал, что все видения и кошмары – это проделки монстра, живущего внутри него, мечтающего сломить его дух.

Студия выглядела весьма неряшливо. Блеклые обои местами полностью выцвели, а кое-где вовсе были содраны со стен, и виднелись темные следы плесени. Краска на старых оконных рамах облупилась, обнажая высохшую древесину, поеденную короедами.

Комната служила и спальней, и столовой.      Об этом свидетельствовала смятая постель, куча одежды, разбросанной по углам и использованные коробки и бутылки от продуктов, валявшиеся повсюду, вперемешку с рекламными брошюрами и пожелтевшими газетами.

Кристи растерянно оглядела квартирку. Хаос, царящий здесь, напоминал девушке ее жизнь, наполненную мусором, сломанными вещами и кучей грязного белья.

– Проходи. Присаживайся, – Ливиу убрал с деревянного стула рубашку и свитер.

Кристи молча села, продолжая с интересом осматривать интерьер.

– Что будешь пить?

– Воду.

– Может что-нибудь покрепче? У меня есть пиво, немного вина. У меня даже где-то завалялось полбутылки виски. Правда дешевое пойло, вряд ли придется тебе по вкусу.

– Я буду воду, – холодно произнесла Кристи.

– Как скажешь, принцесса, – Ливиу усмехнулся, и пожав плечами, отправился на кухню.

У Кристи снова заурчало в животе. Желудок предательски заныл, вынуждая хозяйку хоть немного утолить чувство голода.

– У тебя есть что-нибудь съестное?

– Сейчас поищу, – Ливиу загремел дверцами шкафчиков и посудой. Через минуту он вошел в комнату, держа в одной руке стакан с водой, а в другой бутылку пива и две пачки крекеров.

– Это все, что удалось отыскать. Обычно я дома еду не держу. Возьми, – он протянул девушки стакан и крекеры.

– Спасибо, – Кристи взяла воду и, даже не сделав глотка, поставила на пол. С печеньями дело обстояло иначе. Забрав пачки из рук Ливиу, она жадно разорвала упаковку и начала с неимоверным аппетитом поедать сухие соленые галеты, которые крошились, оседая мучной пылью на ее лице и одежде.

– Ничего себе аппетит! Тебя что, дома не кормят совсем?

Кристи остановилась и глотнула воды. Сухое печенье вызвало жажду и мешало говорить.

– Я не ела уже несколько дней, не потому что меня не кормят. Я не хочу, есть еду этих людей! Еще немного осталось подождать, и я смогу навсегда покинуть их дом. Мне ничего не нужно от них!

Ливиу открыл пиво, и сделав глоток, произнес:

– Что за негативное отношение к семье, приютившей тебя? Они, пожалуй, немногие в городе, кто может похвастаться почти безупречной репутацией. Констанца всегда приветлива, а Михай никому не отказывает в помощи. Не чета моим родичам, которые всю жизнь думают только о себе. Чем тебя обидели эти милые люди? И не ты ли сегодня устроила скандал в местной церквушке? Новости об инциденте разошлись моментально по этому захолустью.

– Не твое дело, кого я недолюбливаю, кто меня обидел и что я творю в церкви. Или ты один из этих религиозных фанатиков?

Кристи доела первую пачку галет и, смяв ее, вызывающе взглянула на парня. Тот, глядя на серьезное лицо девушки, прыснул от смеха.

– Успокойся, принцесса. Я вообще далек от Бога, как земля от солнца. Но не стану врать, сегодня я бы с удовольствием посетил службу, если бы знал, что кто-то плюнет в лицо священнику при всем честном народе. Ты дала местным сплетникам пищу для болтовни, как минимум на неделю.