Нерушимые каменные мосты

– Отвори, дрянь!!! – В дверь с силой забарабанили, голос Марии звучал угрожающе. – Ты посмела опозорить наш благословенный дом, шлюха! Надеешься, что твой блуд сойдет тебе с рук?

Кристи испуганно вздрогнула и подползла вплотную к шкафу, спрятавшись за дверцей. Она боялась, что озверевшая мать ворвется в комнату и начнет ее снова избивать. Она с опаской смотрела на вход, замечая, как с новым ударом, петли и хлипкая защелка сдаются под натиском неимоверной силы. Внезапно ее взгляд скользнул по зеркалу. Девочка остолбенела. На нее, из тьмы посеребренного стекла, смотрели испуганные глаза маленького чудовища со спутанными волосами, в отрепьях и грязи. Чудовище было испуганным и растерянным, словно не понимало, как оно оказалось в этом чуждом мире, где за каждым углом поджидает смертельная ловушка или толпа разъяренных людишек, жаждущих ее смерти.

– Ты не спрячешься от наказания, потаскуха! Твои лживые слезы и мольбы, больше не затуманят мой разум! Ты днями и ночами станешь вымаливать прощение у Всевышнего за свое развратное поведение, тварь!

Мария была в бешенстве. Старшая дочь появилась ночью на пороге, голая, израненная, грязная, в соплях и слезах и осмелилась заявить, что ее изнасиловали. Женщина благодарила Господа, что на улице шел ливень, и ее падшее чадо никто не видел! Она втащила эту мелкую мразь в дом, схватив ее за волосы. На шум выскочил супруг из спальни, но она ледяным тоном приказала ему отправиться в комнату Анны и не высовываться. Мария была в силах в одиночку решить эту проблему.

Она не собиралась жалеть блудницу, так как была твердо уверена, что никчемная девчонка сама раздвинула ноги перед первым встречным! Она всегда подозревала, что под видом святой простоты, кроется бесстыжая гулящая девка! С самого ее рождения это девочка раздражала ее. Благодаря Кристи, Мария потеряла во время беременности часть своих прекрасных зубов, которые пришлось заменить протезами, на идеальном теле появились отвратительные растяжки, густая копна волос превратилась в скудную ощипанную шевелюру с проседью. Волосы так и не стали гуще. И этот ребенок постоянно кричал: и днем и ночью!

А самым отвратительным напоминанием было то, что Мария забеременела по глупости, напившись в гостях у друзей. Обладая в те годы легкомыслием, она подумать не могла, что залетит от щуплого паренька, за которого ей придется выйти замуж под давлением родителей. Она мечтала о другой жизни – такой, какая была у Констанцы. Брак по любви, красавец сын, интеллигентный и обеспеченный супруг.

В те времена, Мария еще не была настолько одержима религией и не могла похвалиться терпимостью. Дочка получала побои по любому поводу. Спустя годы, обратившись к Богу, ненависть к старшей наследнице, только усилилась, хотя девочка редко перечила ей. Но Мария догадывалась, что под хрупким и ангельским образом скрывается демон, который однажды проявит себя! Нужно было лишь выждать удобный момент, чтобы разоблачить дочурку!

И вот настал этот прекрасный день, когда она смогла отомстить за все те несчастья, что принесла эта дрянь! Наконец она могла выплеснуть всю ненависть на эту девчонку, которую презирала всем сердцем!

Вдоволь отыгравшись на Кристи, нанося удары ногами и руками, Мария наслаждалась скулежом, мольбами и слезами дочери, без перерыва просящей то ли прощения, то ли пощады. На мгновение она остановилась, пытаясь отдышаться. В этот момент дочурка выскользнула из ее рук, прошмыгнув в свою комнату и заперев за собой дверь. Наивная идиотка надеялась избежать кары! Мария не собиралась сдаваться! Сегодня был день ее триумфа, когда она выйдет победителем, после долгой битвы с коварной судьбой!

– Если ты добровольно не впустишь меня в комнату, ты тысячу раз пожалеешь об этом! Я войду туда, и тогда адские муки на костре, покажутся тебе всего лишь ангельской пляской!

Кристи беззвучно всхлипывая, боясь, что услышит мать, тихо поползла к зеркалу. Времени было мало. Если она не успеет осуществить задуманное, то действительно окажется в аду. Мария не успокоится, пока не искалечит ее. С нее достаточно пыток!

С трудом поднявшись на ноги, придерживаясь за стол, Кристи еще раз посмотрела на свое отражение. Лохмотья остались у шкафа и уже не скрывали наготу. Тело было все в ссадинах, ранах, синяках и кровавых подтеках. Волосы сальными прядями спадали на плечи и маленькую подростковую грудь, хранящую следы от укусов и острого лезвия.

Кристи прикрыла рот рукой, пытаясь сдержать крик боли. Дверь вновь затряслась под ударами Марии, внезапно взгляд девочки остекленел, словно разум покинул ее тело. Она схватила стоящий рядом стул и со всей силы, которая у нее осталась, ударила по зеркалу. Осколки, словно обломки бриллиантов, со звоном рассыпались по комнате, оставляя мелкие порезы на коже девушки.

Звуки за дверью стихли. Мария услышав шум, оторопела.

– Ты что еще задумала, дрянь?! Решила разнести комнату?

Кристи уже не слышала ее слов, она, кривясь от боли, опустилась на колени. Взяв в руки крупный осколок с заостренным концом, девочка отрешенно взглянула в него. Из тьмы на нее смотрели потухшие глаза, глубина которых манила и медленно затягивала разум в мертвую бездну, откуда нет возврата! Девочка сжала осколок, зажмурила глаза и, издав душераздирающий вопль, полоснула себя по запястью!

Боли не было. Умиротворяющая слабость растеклась по телу, принося приятное тепло и ощущение свободы.

За окном стемнело. Августовская луна, всевидящим оком, ярко светила на темном небосклоне, превращая окрестности в таинственное королевство мрака и мистики. Невесомый магический свет проникал через распахнутое окно, оседая сверкающими пылинками на поверхности предметов. Сверчки молчали, казалось, они устали от дневного зноя и отменили гастроли, даря людям тишину. Только какая-то неугомонная псина лаяла вдалеке, почуяв опасность или от безделья. Ее прерывистый лай раздражал, но хозяин не спешил угомонить пса.

Кристи вынула наушник из ушей и потерла щеку, которая горела от фантомной боли. Эта оплеуха ничего не значила. Пощечина – ерунда, о которой она скоро позабудет. Конечно, такой поворот событий был неожиданным, но не стоящим пристального внимания. Любая физическая боль ничто, по сравнению с рукоприкладством Марии или теми вещами, что с ней сотворили незнакомцы в ту жуткую ночь.

Кристи не страшилась ничего, кроме тех чудовищ, которые обитают в этом проклятом городе. Монстры, воспоминания о которых вызывали у нее головную боль и приступы рвоты. Они были рядом. Она знала, она чувствовала, она боялась их. Мерзкие твари дышали тем же воздухом, что и она, ходили по тем же дорогам, прячась в тени раскидистых деревьев, смотрели на те же звезды, что сияют высоко над головой!

Кристи взглянула на свои запястья, где отвратительными бурыми змейками красовались два рубца. Она отдернула рукава, скрывая неизгладимые следы, жуткое напоминание о прошлом.

В доме царило безмолвие. Было достаточно поздно и домочадцы, наверняка отправились спать или же сидели в гробовой тишине. Даже не было слышно привычного гула телевизора, работающего в гостиной.

В животе у Кристи предательски заурчало. Она уже несколько дней обходилась без еды, да и вчерашняя рвота также оставила отпечаток на ее состоянии. Она чувствовала слабость, но голод не мог пересилить ее нежелание спускаться на кухню и ест еду опекунов.

Кристи взяла рюкзак и заглянула внутрь. У нее осталось пару купюр, которые незаметно подсунула Лаура. Этих денег с трудом хватит на сигареты, не то что на еду.

– Ничего, я что-нибудь придумаю, – прошептала она. Завязав рюкзак, девушка закинула его на плечо и взобралась на подоконник.

Днем сад поливали, и Кристи надеялась, что вода смыла остатки ее рвоты и она, не замаравшись, сможет спустится. Оглядевшись, дабы быть уверенной, что за ней не следят, девочка тихо спрыгнула вниз.

Глава 3

Электронные кухонные часы, стоящие на холодильнике, показывали без пятнадцати одиннадцать. Время ужина уже прошло. Констанца молча протирала чистую посуду, бесшумно складывая тарелки в буфет. Она то и дело поглядывала на часы, ожидая, когда муж с Виржилиу вернутся из церкви. Михай повез еду сыну и должен был его забрать, дождавшись пока тот решит все приходские дела. Анна еще не ложилась. Она сидела за обеденным столом, наблюдая, как Констанца с грустным видом занимается домашними хлопотами.

– Почему вы мне не рассказали, что ваш сын священник, – прервала безмолвие Анна.

Констанца отложила влажное от воды полотенце в сторону и присела рядом с девочкой за стол. Ее потухшие глаза стали еще печальнее. Анна поняла, что затронула болезненную тему.

– Мой сын сделал осознанный выбор. И я слукавлю, если начну отрицать, что я поддерживала его решение. Я не сказала о его сане потому, что не хочу воспринимать Виржилиу, как служителя церкви. Он для меня всегда останется единственным любимым сыном. Возможно – это неправильно, но я не могу иначе.

– Мне кажется, что его поступок достоин восхищения. Отдать себя в услужение Господу – это благое дело.

– Верно, – усмехнулась Констанца. – Наверно, я эгоистка, не желающая делить сына с Всевышнем.

– Но он не исчез! Он здесь с вами! В одном городе, в одной церкви, в одном доме!

– К сожалению, он недолго будет жить здесь. В приходе закончат ремонт его покоев, и он съедет.

– Вы сможете его навещать!

– Да, милая. Но для матери, не видящей сына почти три года, эти краткосрочные визиты недостаточны, – на лице Констанцы появилась улыбка, а печаль в глазах только усилилась.

Констанца помнила. Она помнила тот день, тот час, ту минуту, когда сын решил отправиться в семинарию. Это было шесть лет назад. Виржилиу только окончил университет, и его ждала головокружительная карьера юриста. Он готов был идти по намеченному пути, вот только трагическая гибель сестры перечеркнула все безукоризненные планы.

Ее смерть в одночасье изменила его. Что-то внутри Виржилиу сломалось. Он всегда был сильным, целеустремленным, упрямым и праведным человеком. Констанца никогда не замечала за сыном религиозного фанатизма, которому удалось бы затуманить разум и в одночасье перечеркнуть все мечты, склонив его отдать свою жизнь в услужение Всевышнему. Но все в этом мире изменчиво!

Констанца до сих пор не могла стереть из памяти тот день! Воспоминания о нем преследовали ее днем и ночью. Она помнила каждое слово сказанное сыном. Каждый жест отпечатался в ее памяти глубоким клеймом.

– Я не отпущу тебя! – Констанца старалась вырвать из сильных рук сына рубашку, которую он намеревался сложить в огромный чемодан. – Ты можешь отправиться куда угодно, но не в это место!

Михай, обхватив голову руками, молча сидел в кресле в углу комнаты. Он знал, что попытки жены остановить сына бессмысленны. Виржилиу не отступиться, даже если его запереть в помещение без окон и дверей, он все равно вырвется из заточения и поступит так, как ему заблагорассудиться.

– Я все равно это сделаю, мам. Я должен!

Констанца отпустила рубашку. Ее руки безвольно повисли. Она подняла на сына покрасневшие, заплаканные глаза. В них читалось отчаяние и немая мольба.

– Это напрасная жертва. Ты ничего не исправишь, лишь испортишь себе жизнь! Не делай этого! Прошу тебя.

Виржилиу холодно взглянул на рыдающую мать, словно перед ним стоял совершенно чужой человек, чувства и слезы которого были ему безразличны.

– Ты права, я ничего не исправлю, но я буду молиться. И возможно однажды, Господь простит меня! Возможно, когда-нибудь, я смогу простить себя! Каким бы сейчас тебе не казалось мое решение – оно верное. Посвятить жизнь на благо другим, стать светом в темные времена, отречься от искушений и пороков – это правильный путь! Это мой путь!

Констанца, прикрыв рот рукой, чтобы сдержать рыдание опустилась на колени, она отчаянно схватила сына за край брюк.

– Умоляю, не уходи! Я не хочу тебя потерять навсегда – это несправедливо…

– Достаточно, – Михай поднялся с кресла, и, подойдя к жене, взял ее под руку, поднимая с пола. – Хватит унижаться, реветь, выпрашивать милость у родного сына, как нищие! Хочет уйти, пусть идет на все четыре стороны! Ему двадцать четыре года, он вправе делать все, что ему вздумается! Хочет быть священником, скатертью дорога. Захочет быть клоуном и выступать в цирке, что же вперед!