– Ты еще долго планируешь здесь быть? – спросил Саша на ушко.
– Ой, мы пришли только час назад, давай еще посидим? – и сделала такую умилительную мордашку, от которой у Саши просто срывало крышу, и он готов был исполнить любой ее каприз, лишь бы всегда видеть эту хитрую, но уже такую любимую мордашку.
– Эй, молодежь, скучаем что ли? – чуть громче, чем надо, спросил Глеб.
– А что, есть предложение? – спросил опять кто-то из девчонок.
И он аккуратно достает маленький прозрачный пакетик, с несколькими таблетками внутри. Пара секунд и снова убирает внутрь пиджака.
– Стоящая вещь. Вставляет только так!
– Глеб, это наркотик?
– Нет, что ты, милая, это билет в рай, – и улыбнулся одной из девчонок.
– Глеб, ну правда, что это? – уже спросила Инна.
Саша же только сильнее сжал ее коленку, давая понять, что в этот разговор лучше не встревать. А может, он так скрывал свое волнение, ведь то, что это наркотик, он не сомневался. А наркотики, даже для такого столичного обеспеченного мажора, под запретом.
– Инна, это даже лучше, чем то, что ты пробовала. Это чистейший экстаз. Улетаешь в момент, – и смотрит на нее таким выжидательным оскалом, от которого у другой девушки бы поселился страх, но не у Инны.
– Ты это пробовала? – удивился Саша.
– Ну а что такого, это же не героин… Ну полчасика покайфуешь вместо пару коктейлей. Какая разница? Зато так хорошо и приятно, и весело. И мир, как будто светлее и чище становится. Но в то же время такой яркий и контрастный. Попробуешь? – осторожно спросила Инна вместе с той милой мордашкой, от которой Сашу уносит в другое измерение.
– Не стесняйся, Саш. Здесь все свои, – опять этот оскал и Глеб вручает одну таблетку Инне, – ну что? Готов?
– Саша, давай вместе? – мило обращается Инна.
Всю жизнь родители говорили Саше, что есть черное и белое. Хорошо учиться – это белое, помочь отцу – белое, нарушать правила дорожного движения – черное, драться – черное. Чуть позже Саша понял, что так мыслить слишком однобоко. Мы же не в произведении эпохи классицизма живем. Черный и белый – это всего лишь цвета, при смешивании которых получается серый. Вот подрался он с соседским мальчишкой, потому что тот дразнился и обзывался. Программа в голове говорит, что это черное, драться – плохо. А если за дело, если тебе обидно, если этот соседский мальчишка гавнюк последний (был бы Саша постарше в тот момент, уместнее было бы сказать гондон последний)? И вот тут программа дает сбой. Можно, конечно, сказать, что в любой ситуации надо договариваться, что не всегда махать кулаками – это выход. Но сути это не меняет: мальчишка гавнюк, он задирается, за что и получил. Или всю свою жизнь тебе говорили, что важно быть честным и говорить правду. А что если известная тебе правда может разрушить жизнь близкого тебе человека, разбить ему сердце? Как быть? Нет и не может быть четкого разделения между плохим и хорошим, белым и черным. У любого поступка, у любого действия, даже у любой мысли есть свои цвета и оттенки. В любом случае, судить о том, как хорошо или как плохо поступил человек, было бы просто лицемерием. Но единственное, что для себя определил Саша, как черное – это убийство и наркотики. А еще мартини. Пожалуй, последнее – это худшее из грехов.
– Хорошо, – тихо произнес Саша, потому что в этот момент его уже выстроенная программа дала не просто сбой, а вывела ошибку BSOD (Прим автора: синий экран смерти, он появляется, когда проблема настолько серьезна, что работа Windows полностью останавливается).
Маленькая белая таблетка, будто какое-то лекарство, жалко нет алюминиевого блистера, чтобы посмотреть срок годности. Таблетка, язык, глоток. И по венам начинает течь не кровь, а лава из только что извергающегося вулкана, предсказать который никто не успел. И все, что выросло, все что построено, все что любо и дорого – все остается лишь горсткой пепла от ее потоков: горячих, тягучих, дьявольски красивых. Это лава отражалась в когда-то зеленых глазах, которые с каждой секундой исчезали из-за увеличивающихся зрачков, что сделала его глаза абсолютно черными.
Тук-тук – стучит сердце, под бит музыки, которая становилась громче. Она звучала повсюду, в каждой клетке тела, в каждом вздохе и взмахе ресниц.
Тук-тук-тук – стучит сердце, под крутящиеся софиты, что Саша чувствовал себя стробоскопом.
Тук-тук-тук-тук – стучит сердце, заглушая все мысли.
Любое прикосновение ощущается сильнее, любой звук – громче, любой жест – навязчивей, любая мысль – дерьмовая. Потому что мыслей нет. Есть только он и этот момент.
Просыпается Саша уже в своей квартире, на своей кровати, где еще мирно и тихо спит та, ради которой он разрушил все, что строил в своей голове годами. Всего лишь одной кнопкой delete.
Он помнит, как дико и напористо они целовались у стены в клубе, где туда и обратно проходили такие же обезумевшие люди. Дико и по-животному, перекрикивая своими стонами гул. Как раздевал ее на пороге своей квартиры, как безжалостно разорвал ее белье, которое до сих пор валяется где-то в коридоре. Как нагнул ее прям там в прихожей и оттрахал, как помешанный безумец. Как срывало крышу, какая она влажная для него и как стонала, от жесткого и властного проникновения, от твердых и уверенных движений его рук, от пошлых шлепков биения их тел. Его наваждение, его страсть, его боль. Теперь его.
Прим. автора: Согласно Федерального закона "О наркотических средствах и психотропных веществах" от 08.01.1998 N 3-ФЗ продажа и оборот наркотических средств, психотропных веществ запрещены.
Глава 22
Звонок в дверь заставил Ярского отвлечься от работы и открыть дверь, в которую уже не звонили, а настойчиво стучали.
– Собирайся! – безапелляционно заявил Рома.
– Зачем? Мне и дома неплохо… – с неохотой ответил Саша, но впустил друга.
– А будет еще лучше. Давай, давай, Сань. Девочки ждать не будут, – подгоняет Рома.
– Какие еще нахрен девочки?
– Хорошенькие такие, милые. Блондинка и рыженькая.
– Не люблю блондинок…
– Хорошо, возьмешь рыженькую! Такси внизу, Сань.
– Ром, давай без меня. Настроения нет…– и опять утыкается в свой Мас, как бы говоря, что разговор закончен, но видно забыл, что это Рома, его лучший друг, который просто так от него ну просто не может отстать – в беде друга нельзя оставлять!
– Тогда мы к тебе поднимаемся, – и разворачивается, чтобы уйти.
– Разбежался! Я в прошлый раз после тебя все постельное белье выкинул. Оставил, называется, другу ключи, пока меня не было.
– Сань, – уже серьезнее произнес Рома, – я не знаю, что у тебя произошло с этой Полиной, но по твоему виду скажу, что ничего хорошего. Не дала, да? – уже в шутку спросил Рома. – Тогда быстро член в трусы, ноги в брюки и вперед покорять вершины. Ну или вершинку, – ухмыляется Рома.
– Куда хоть едем? – через пару минут спросил Саша, направляясь в гардеробную.
– Ольшанский новый клуб открыл. Вход пока по спец-пропускам. Тестирует там что-то, – рассказывает Рома, пока ожидает в коридоре своего друга.
– Бл*ть, опять клуб. За*бался, честно говоря.
– Не парься, там все круто, на днях заезжал, правда днем. Не понравится, уедешь. Рыженькую только мне оставь.
– Я не люблю блондинок! – чуть громче ответил Саша, голос которого приглушается прикрытой дверью гардеробной.
Ни одна тусовка не обходится без Ромы. И если Саша не любитель всего этого пафоса, шума и цветомузыки, то Рома, как душа любой компании, найдет себе уютное место везде.
– Ты правда издательство купить хочешь? – затронул рабочую тему Рома.
– Еще думаю. Хотелось бы.
– Ты только недавно отшлейфовал поставки нефтегруза. У нас куча денег на это ушло. Боюсь, с покупкой холдинга надо повременить, – продолжает Роман, который по совместительству финансовый директор в компании.
– Я знаю. Думал часть своих вложить, – отвечает Саша, уже выходя к Роме. – Хорошее предложение. А таким ценным продуктом не разбрасываются. У нас как? Экономикой рулит не правительство, а СМИ, пятая власть, чтоб ее…– отшутился Саша.
– А как же покупка и открытие бара? Кто мне лет 5 назад говорил, что каждый уважающий себя мажор обязан открыть бухаловку? – засмеялся Рома.
– Подождет твоя бухаловка, – в ответ рассмеялся Саша, – тебе девок цеплять негде?