Ты полюбишь

– Как скажете, Александр Николаевич

“Аррр”

Как только дверь за Полиной закрылась, Саша отошел к окну. Вид, который завораживал, вид который устрашал своей монументальностью, вид, который помогал собрать мысли в кучу. Хотя, в случае с Сашей, этот вид помогал ему как раз разложить свои мысли по только ему известным полочкам.

Он понял, что сегодня ему вряд ли уже дадут покинуть офис, поэтому, попросив своего секретаря сделать ему еще кофе, снова сел за свой макбук. Только вот работа никак не шла, что очень странно для Саши. Единственное, что могло его отвлечь от каких-то непрошенных мыслей, это работа: продумать новые стратегии развития, новые направления, чтобы их реализовать, да и просто изучить рынок конкурентов. Но не сейчас. Сейчас он даже не смог разобраться с финансовым отчетом о движении денежных средств.

Полина… Девушка, которая сначала зацепила своими глазами, такими голубыми омутами, пучина, в которой он тонул.

Когда Саше было лет 7-8, сейчас точный возраст уже и не вспомнит, он с семьей поехал на море. Первый семейный выезд за границу и сразу на Средиземное море, такое лазурное, манящее, еще немного чуждое для людей, родившихся в союзе. Поэтому, как только стало возможным, Николай Ярский, успехи в бизнесе котором начали приносить свои плоды, принял решение о летних каникулах в Греции на берегу Средиземья для своих детей. Естественно, в силу своего возраста, загнать тогда Сашу домой на какой-нибудь ужин или обед было просто невозможным. Новые друзья, с которыми он изъяснялся то жестами, то на очень ломаном английском, который к этому времени состоял из пару десятков слов и нулевой грамматики, то переходил на русский, громко и четко выговаривая каждый слог, наверно, думая, что его новые друзья-греки так лучше поймут. Но, к счастью, даже такая манера общения не стала преградой в их играх. И Саша целыми днями проводил на воздухе. Он учил их его, еще советским дворовым играм, а мальчишки-греки – местным. Так и проходили его каникулы. Первые яркие воспоминания. На море, которое, к слову, находилось не так далеко, было разрешено ходить только в сопровождении старшего брата, у которого образовалась своя компания друзей, где были не только парни, но и молодые и красивые девушки. И в тот августовский день, который Саша и запомнит на всю оставшуюся жизнь, когда греческое солнце нещадно пекло до белых мушек в глазах, обе компании спускались к морю по крутой дороге, которую немного облагородили местные греки для удобного спуска. Та часть моря, к которой они спускались, имела настолько неудобный вход в воду, что силами опять же местного населения был построен пирс, служившей верой и правдой уже долгие годы. И какое было счастье для парней, да и для девушек тоже, с разбегу прыгнуть в море, которое охлаждало разгоряченные на солнце тела. Под визг и плескание все так и резвились, потому что выходить из воды не хотелось совсем. Вот только Саша так и не рискнул прыгнуть и, свесив ноги, остался на краю пирса ждать своих друзей, которые в свои 7-8 лет были отличными пловцами. Ну как ими не быть, когда живешь на берегу Средиземного моря?

Один толчок в спину от тихо подошедшего парня, и Саша уже летит с пирса, не успев даже вскрикнуть. Голубой омут, пучина, которая опутала все вокруг, что ты не видишь ничего. Точнее ты видишь только одно – это самое море, ненавистное голубое море, которое сейчас проникло в тебя, забирая воздух из каждой поры, забирая жизнь из каждого движения и взмаха руки. Ты не можешь сделать ни вдох, ни выдох, потому что эта голубая гидра проникла внутрь через нос, лишая тебя ниточки надежды, что кто-то сможет помочь. Бездна…

Последнее, что Саша помнит, перед тем как закрыл глаза, это темнеющая голубизна воды, которая затягивала себя водоворотом. Толчок, еще толчок и он уже на поверхности воды, и кто-то тащит его на берег, несмотря на каменистый и скользкий берег. Выплюнув остатки голубой смерти, Саша открыл глаза, чтобы увидеть испуганные глаза брата, а заодно и другие, уже любопытные.

– Ты на кой хрен прыгнул? – спросил Алексей, старший брат.

– Я не прыгал, меня столкнули, – все еще сплевывая воду и откашливаясь говорил Саша.

Кто это сделал и зачем, выяснять никто не стал. Пусть для всех это будет случайностью, потому что никто не знал о том, что Саша не умел плавать, кроме брата, разумеется. А цвет этой голубой бездны, который был перед глазами, Саша будет долго вспоминать, пока не пройдет время, пока он не научится плавать, пока этот страх утонуть не будет перекрыт другим страхом. А потом забудет, чтобы увидеть этот цвет еще раз в глазах симпатичной девушки, с которой он столкнулся теплым мартовским вечером у входа в нелюбимый Сашей бар.

Полина… Снова и снова Саша возвращается в мыслях к ней. Наивная, до бесячего состояния доверчивая. Искренняя. Или это только такая игра? Хорошая, продуманная игра профессиональной актрисы? Но в то же время не дает себя в обиду, колючки свои может показать. Такой маленький очаровательный ёжик. Фыркает, фыркает, но в нужный момент сворачивается клубочком так, что в руки не возьмешь – уколешься. Или вообще укусит, если почувствует опасность. Девушка-загадка, с очаровательными губками, которые так и созданы, чтобы их целовали, большие голубые глаза, улыбка, которая бывает застенчивой, когда намеренно ее смущаешь, бывает открытой, бывает натянутой, особенно сегодня. Соблазнительное тело, с едва заметными веснушками на плечах, с россыпью родинок на внешней стороне бедра в виде созвездия, тоже маленькие, тоже едва заметные. И аромат летнего луга: выжженная солнцем трава, полевые цветы и горячая земля. Такой вкусный и теплый запах. А еще мед. Она пахнет медом. Одним словом, все в этой девушке его бесит. Потому что проникла в мысли и уже во всю наводит там свой порядок.

Сон, в котором Саша перебирал в руках пряди каштановых волос, прервала очередная телефонная трель, так и не дав насладиться тягучей карамелью, с которой Саша сравнивал волосы Полины. Во сне, разумеется.

– Александр Николаевич, к вам Альбина Юрьевна, – сообщила секретарь.

– Хорошо, пусть заходит, – устало ответил Саша.

Всю ее историю с незаказанной мебелью Саша, конечно же, слушал в пол уха, когда до него наконец не дошло, что опять Полина – предмет всего этого разногласия.

“Господи, пусть этот день поскорее пройдет”

– А что случилось?

– Альбина, будь любезна, разъясни свою проблему Полине.

Нельзя сказать, что Саша действительно не понимал, что за проблему ему описывали в кабинете на протяжении дня, но и полного безучастия допустить он не мог. Его эта ситуация скорее забавляла. Некий спектакль, где каждый играл свою роль, когда Саша как режиссер, мог одним своим жестом изменить ход событий.

– Полина, закажи!

– Нет.

– Альбина, можете идти. Я сам дальше переговорю.

“Нет, мало ей в голове моей сидеть и все там переворачивать, к чертовой матери, так она еще и тут свои порядки будет диктовать… Не забываешься ли ты, девочка?”

– Ты не забываешься ли?

– Я все поняла. И все закажу.

Наверно, когда за Полиной в очередной раз за сегодня закрылась дверь, Саша понял, что был сильно зол на нее, когда злиться нужно было, в первую очередь, на себя. Милая и нежная девушка Полина с острыми коготками. Она давно бы уже выцарапала ему лицо, не будь она такой правильной. Саша вообще не знал как поступить с этой правильной девушкой Полиной. Не видит ее – плохо, видит – тоже плохо. Вот как сейчас, Полина стоит перед ним, глаза свои и так большие выпучила, губки поджала, без единого следа от помады, дышит часто, видно хочет что-то сказать или сделать, решается… И боится.

– Александр Николаевич, вы слышали меня? – грозно заявила Полина, что вызвала у Саши едва уловимую улыбку от ее грозного, как ей кажется, голоса.

– Прости, Полина, задумался, – Саша встал со своего места, чтобы подойти ближе к ней, еще немного вдохнуть аромат летнего луга.

– Я сказала, что все нужные брони я оставила у вашего секретаря. Так же хотела вас попросить больше в таком тоне со мной не разговаривать, в особенности при коллегах. И попросить ваше женское руководство связываться со мной напрямую. Потому что у меня такое ощущение, что из-за первого недопонимания между нами, они сразу побежали жаловаться на меня, что не совсем профессионально. Да, и еще , – уже тише сказала Полина, волнуясь все больше с каждым приближающимся Сашиным шагом, – вы уверены, что действительно нужно заказывать новую мебель в бухгалтерию?

– Ты знаешь, что похожа на маленького колючего ёжика? Такой маленький, очаровательный, с иголочками…– уже не слушая Полину, улыбаясь, отвечал ей Саша

И не дожидаясь ответа, Саша накрыл ее очаровательные губки, когда Полина уже была готова что-то возразить, своими, на которых еще мелькала легкая улыбка. Нежный, мягкий, легкий. Но это был бы не Александр Ярский, если бы не взял то, что принадлежит ему. А Полина сейчас принадлежит ему. Его очаровательный колючий ёжик.

Нежный поцелуй, который превратился в ураган эмоций и чувств, в животное обладание желаемым. Сминая, кусая, Саша с каждой секундой углублял поцелуй настолько, что, казалось, будто готов съесть ее сейчас же, без остатка. Спускаясь ниже к шее, безжалостно присосался к нежной коже, оставляя свою метку. Порочно и уверенно, жестом собственника, он поднял Полину, чтобы отнести ее и посадить на стол, заваленный к тому моменту уже такими ненужными бумажками. К черту все! Он сорвал с ее губ такой тихий и проникновенный стон, целуя и сминая ее губы, как ему заблагорассудится. Жуткий собственник. Ни капельки не жалея, оставлял следы от своей двухдневной щетины на груди, шее, животе, там где Саша посчитает нужным, кусая и присасываясь жестким властным поцелуем.

Столько раз представляла себе Полина это, поэтому еще сильнее вжалась в Сашу, обвила его ногами, боясь, что это сон, и, если она откроет глаза, все просто исчезнет. Сколько раз Саша представлял себе, как Полина вот так будет сидеть на его столе, страстно постанывая от его поцелуев и шире раздвигая ноги.

Любимая блузка Полина была безжалостно разорвана из-за пуговиц, которые не поддавались, высокая юбка сложилась гармошкой в районе живота, чулки Саша просто содрал, издав практически утробный рык, когда пальцами сжал ее бедра и ягодицы.

– А чулки зачем? – простонала Полина.

Саша не ответил, а просто поставил засос на внутренней стороне бедра, покусывая, поглаживая и оставляя влажную дорожку от горячего языка на нежной и чувствительной коже.

Уже не церемонясь с оставшейся одеждой, Саша разорвал трусики, накрывая своей рукой самое откровенное и уже такое готовое и влажное.

– Твою ж мать, Полина, – прорычал Саша, снова срывая порочный стон с ее губ.

– Саша-а, еще, – пока он выписывал круги своими умелыми мужскими пальцами вокруг ее клитора.

Сняв с себя рубашку, Саша дал возможность Полине воспользоваться своими руками. Крепкий торс, сильные мужские плечи и его желание обладать ей чувствовалось через брюки. И только послышался лязг ремня и звук молнии, как Полина почувствовала, что он заполнил ее всю без остатка до пошлого стона и крика, который Саша опять сорвал с ее губ, проникая уже языком в ее рот. Каждым своим движением, каждым своим толчком Саша наказывал ее за то, что посмела войти в его голову, в его мысли. Не думая о том, что этими толчками еще больше впитывает ее в себя, своими поцелуями, своими порочными движениями, своей животной жаждой обладать ею. Еще больше впитывал в себя ее запах, напитывался ее стонами и криками, ее голосом. Как дикое животное у водопоя после засухи.

– Саша-а, – все, что могла произнести Полина, перед тем как ее маленький мир взорвался на тысячи мелких осколков, отдавай тепло по всему телу от самого эпицентра наслаждения до кончиков пальцев.

Прижимая Полину еще крепче к себя, пока ее сотрясает от такого мощного оргазма, Саша впитывал каждую ее эмоцию на лице, каждый вздох, ее затуманенный взгляд из-под открывшихся глаз, в которых видна вся бездна голубого моря.

Доведя себя до своего финала резкими и уже такими грубыми толчками, Саша резко вышел из Полины, чтобы кончить на ее бедро, с такими яркими следами его поцелуев и красными полосками от щетины.

– Саша-а, – все еще находясь между двумя мирами позвала Полина.

Но он, немного отдышавшись, лишь подал коробку с салфетками и, ни слова не сказав, скрылся за дверью, которая вела, очевидно, в душевую.

Глава 18

Половина вещей безвозвратно испорчены, но даже это не остановило Полину от того, с какой скоростью она выбежала из кабинета под шум воды, который доносился из душевой. Хорошо, что в это позднее время офис уже пустовал, и никто не увидел Полину, пытающуюся заправить мятую и разорванную блузку в юбку, и слезы, которые лились то ли от обиды на Ярского, то ли от злости на себя. Одев плащ, скрывающий следы ее преступления, она пулей подлетела к лифту, с остервенением нажимая на кнопку вызова. Главное, ни с кем не столкнуться. Секунда. Две. Три. Заветное звяканье и долгожданные двери раскрылись, впуская в себя Полину. И еще тридцать секунд, которые она считала про себя, подгоняя мысленно лифт, и Полина выбегает к парковке. Сигнализация, ключ зажигания, педаль газа, визг шин уже со следами на асфальте.

Поцелуи еще жгли кожу, следы от щетины щипали, укусы саднили, чувство эйфории проходило, оставляя после себя опустошение и боль. Боль и обиду за то, что опять позволила себе попасться в тот же капкан, в те же силки. Ну и как тут не поверишь в карму? Как разорвать этот чертов круг?

Закрыв за собой входную дверь, Полина опустилась вниз на корточки, готовая разрыдаться в эту самую минуту. Но, как назло, слез уже не было. Ни слезинки.