Туман

Яровид умный старик и энергии у него на всех них и даже больше.

– А я и не сужу, – тихо отвечает он.

Мелодичный перезвон вырывается из-под пальцев, как восклицание в ответ на слова жреца. Гусли приятно тяжелят своим весом колени. Больше чем скучные нотации об обязанностях, Кощею нравилось играть на гуслях.

– Но ты в смятении душевном.

Яровид гладит медведя по загривку, тот прикрывает глаза и тыкается в него мордой, подобно кошке. Не зря говорят, связь древняя, крепкая как дерево, пустившее корни в землю. Самые близкие звери для людей.

– Да.

Он не знает, что сказать. Кощей не считал себя лентяем и сопляком, воспарившим от одного взгляда девки. Пускай другие смертные люди или боги делают это. Но и гордым себя он не назвал бы, скорее избегающим ответственности идиотом. Не хуже Вани дурачка на печи лежащего, бока почесывающего и восклицающего об усталости.

В груди странное томление, сродни проведению ритуалов перед каменными истуканами богов. Кощею казалось вдохни и вот он видит костры до небес, первобытную, хаотичную магию, что струиться по венам горячим и звуки барабанов. Руки тряслись предвкушено, ожидая зрелища нового.

Он мотанул головой, сгоняя морок. Долго ли он так восседал в раздумьях? Одной Живе известно. Медведь лежит под боком жреца, спит и выглядит безмятежным. Яровид оперся о посох, смотрит заплывшими от старости глазами вдаль. Лес, лес, повсюду лес, а там горы великие, взирающие на них грозными очами. Небо краснеет, солнце уходит в закат. Хорс закрывает великое светило темным полотном ночи, укрывая до следующего дня от любопытной нечисти.

– Странно чувствую себя. Горю будто, но сам не знаю от чего.

Кощей положил руки на струны гуслей, перестав играть. Собственный голос сипло звучит, подводит.

– Повязанные силой древней, кровью соединенные. – Яровид поворачивает голову, смотрит на Кощея не человеческим взором.

Его глаза блестят как у Ярило, когда дары ему приносит люди. Он вздохнул тихо, не смея отвести взор. Провидение жрецов дело тонкое, неосознанное, но важное. Главное не спугнуть, не перебивать, не нагрубить старику. Иначе прогневаешь его и бога, которому тот возносит песнопения. Простой люд знал это правило.

– Бессмертный ты или нет, но у вечность другие законы. Божественный союз, мешающий кровь, – Яровид приподнял голову, растянул губы в улыбке кривой, загадочной. – Ты конец жизни, но тебе нужно и начало для равновесия мира, и Нави.

Кощей окончательно растерялся, сжал края деревянных гуслей.

Не то ли это пророчество, про которое говорила Мать Сыра Земля? Смерть твоя в игле и так далее по списку, пока не доберешься до темных закоулков мира где спрятана причина его бессмертия.

Но причем тут Морена?

– Что ты имеешь ввиду? Опять загадками говоришь? Ты же знаешь не могу я расшифровывать их. Не люблю это я, – рявкнул он.

Яровид смеется громко, хрипло, приглаживая свою бороду. Старый хитрец никогда ничего не скажет напрямую. Разбирайтесь сами. А медведь рядом с ним как назло не просыпается, заговоренным сном спит наверняка.

– Сам все поймешь. Когда время придет.

***

Она не любила гостить в чужих краях, но в тайне хотела этого. Морена все ещё ощущала себя неказистой, странной, долговязой и неприметной для всего человеческого. Белая ворона среди других богов пантеона.

Но быть в гостях все равно нравилось, чувство хорошее, сладкое и похоже на воздушное облако сладкого хлеба.

Правь блещет красотой и изяществом. Резные завитки на избах, огромные крыши с древесными петушками за место флюгеров. Молочные реки, текущие по земле, кисельные берега океанов и белесые облака в небе. Правь похожа на сказку, что стала явью. И в этой сказке живут боги, что издают свою истину жизни.

Все разбежались кто куда, по делам или потрещать о мелочных вещах, ничего серьезного, но раздувается до масштабов вселенной. На входе в главную избу, маленькая снаружи, но огромная внутри, встречает радушно улыбающийся Ярило. Он обнимает названную сестру, хлопает по плечу и смеется. Он весна, она зима. Один следует за другим, один дополняет другого.

– Гой еси, сестра!

– Взаимно брат.

Он проводит её в глубь, миную порог и несколько больших комнат где сидели другие боги.

Макошь и Велес в углу, тихонько перешёптываясь и поминутно восклицая о чем-то. Забавное сочетание, думает она. Миловидная, маленькая по росту богиня ткачества и хмурый, бородатый бог покровитель скота. О чем они могли говорить, какие общие темы нашли для разговоров для Мары оставалось загадкой.

В другом углу на скамейке за столом с самоваром сидят Хорс и Перун. Солнцеликий мальчик восседает гордо, волосы яркие подобно лаве, а внешний вид как у простого парня с деревни, косоворотка и шаровары. Царь-солнце как называли его люди, серьезно слушает Перуна. А сам Перун, вздернув подбородок гордо, смотрит на Хорса и говорит тоже. Сказала бы Морена, что у кое-кого длинный язвительный нос, который стоит отрезать.

Но грубить увы нельзя, Ярило не разрешает.

Они зашли в маленькую комнатку, Ярило закрыл дверь и уселся на лавку. Она села рядом, недоумевая, о чем хотел поговорить он.

Комната маленькая, тесная больше похожая на сарай для лопат, пил или стамесок.

– Что случилось между тобой, отцом и Ладой?

Морена хмурится, поняв наконец-то какая тема беседы будет.

– Ничего. Я ушла сама и теперь живу в другом месте.

Она вспомнила про Майю и как ей помогала перегонять оленей с зимних на летние пастбища, до того, как получила ворона.

Ворон с посланием от Ярило и пришлось сорваться с места. Жизнь вдвоем в юрте и с оленями оказалось трудной, но интересной для неё. Новые приобретённые навыки, постоянный доступ к лесу для Клыка и жар охоты, который она так любила.

Ярило сокрушённо вздыхает, чешет переносицу.

– Мара, милая моя радость. Ты же понимаешь, что и меня подставляешь? Я должен был объяснять Ладе и Сварогу где ты была.

Она кривит губы в саркастичной улыбке, какое лицемерие вспомнить о ней так поздно, когда прошло пятьсот лет. Ярило понимая настрой, качает головой, складывает ладони вместе и утыкается лбом в них. На лице усталость, а в голосе тоска и удрученность. В каком-то смысле ей жалко его.

– Ладно, живи где живешь. Главное, что с тобой все хорошо.

Она тянет ладонь к нему, гладит по голове, взлохмачивая солнечные волосы. Он напрягается, но следом успокаивается, позволяет делать это. Морена улыбается, тихо говоря:

– Так бы и сказал, что скучал и поэтому позвал.

Ярило усмехается, опускает руки на колени, поднимает голову и смотрит на неё, большие глаза цвета весенней зелени. Она убирает руки с его головы.

– Я так устал, Мара, – на грани отчаяния шепчет он. – Я устал управлять всем.

Она помнила совсем ещё юного вечного мальчишку, резвившегося в цветущих лесах Тайги, а теперь каждый занял свою роль. Она и он. Тяжелая, громоздкая и больная, но важная роль которой стоило следовать всю оставшуюся вечность.

– Я опять предлагаю, но все же может кому-то передашь власть? – осторожно говорит она.

Ярило яростно качает головой, хмурится устало.

– Нет не могу. Не по закону мировому будет передача власти.