Не думал ты. Меж тем передо мною
Стал образ человека принимать
Проклятый змей с гноящейся спиною,
А человек вид гада принимал.
У гада хвост мгновенно раздвоился,
А человек так плотно ноги сжал,
Что след их разделения вдруг скрылся.
Процесс перерожденья совершился
В моих глазах: хвост одного не стал
Похож на хвост, вид членов принимая,
Которые бывают у людей;
А у другого руки, исчезая,
Сливались тихо с телом, и длинней
Меж тем у гада ноги вырастали.
И походил все более тот змей
На человека. Прежний вид теряли
И человек, и ядовитый гад.
Они друг с друга взгляда не спускали,
И у обоих дик был страшный взгляд.
Вот первый пал, другой же приподнялся,
И у него – я молча изумлялся —
Явились уши, губы, вырос нос,
А у другого вытянулось рыло
И скрылись уши. Видеть мне пришлось:
Язык у человека раздвоился,
А жало змея медленно срослось
В один язык – и Дым вдруг прекратился.
Дух в гадину позорно превратился
И с свистом в мрак пропасти пропал,
А змей переродившийся сказал:
«Пусть здесь Буозо будет пресмыкаться,
Как пресмыкался некогда я сам».
И начал змей презрительно плеваться.
Едва лишь веря собственным глазам,
В Аду я видел это превращенье,
И хоть я был смущен, взволнован там,
Хотя мой ум от страха был растерян,
Но Пуччьо Шианкато я узнал,
Да, то был он, и в этом я уверен:
Из трех теней лишь он не испытал
Мучение того перерожденья,
А в третьей, мрачной тени угадал
Я Гверчьо Кавальканте привиденье[140 - Буозо де Абати, Пуччио Шианкато и Франческо Гверчио Кавальканте – флорентийские разбойники. За смерть Кавальканте родные и свойственники его выжгли городок Гавиллу и перерезали всех жителей.].
Песня двадцать шестая
Восьмой вертеп восьмого круга. Души коварных советчиков. Улисс и Диомед, погубившие Трою. Рассказ Улисса о путешествии в неизвестную страну.
Ликуй, ликуй, Флоренция! Везде
Могущество твое неотразимо;
Известна ты на суше и воде,
И даже Ад готов неутомимо