Я клеветник. Лукавя и хуля,
С отцом поссорить сына я решился,
Вторым я Ахитофелем явился,
Который Абасалона научил,
Чтоб на Давида он вооружился.
И вот за то, что в мире разлучил
Я двух людей, столь близких меж собою,
Я с головой своею разлучен
Навечно беспощадною судьбою…»
И далее блуждать пустился он.
Песня двадцать девятая
Десятый вертеп, где находятся алхимики и делатели фальшивой монеты. Два алхимика и их судьба.
Мучения бесчисленных теней,
Терзаемых во мраке вечной ночи,
И вид их язв, и горечь их скорбей
Печалью отуманили мне очи,
Так что едва я слезы удержал;
Но мне путеводитель мой сказал:
«Что смотришь ты, не отрывая взора
От призраков? В других вертепах ты
Картиной их мучений и позора
Не столько поражен был… С высоты,
Где мы стоим, ты, может быть, желаешь
Их сосчитать под кровом темноты;
Коль это так, то, верно, ты не знаешь,
Что двадцать миль долина заняла,
И ты на ней теней не сосчитаешь;
А между тем луна уже зашла, —
Она теперь под нашими ногами, —
А между тем далеко не пришла
К концу дорога наша, и путями
Дальнейшими нам суждено идти:
Еще не все изведано здесь нами».
«Когда б ты знал, зачем я на пути,
Учитель мой, теперь остановился
И отчего не мог глаз отвести,
То, может быть, и сам бы ты решился
Меня из этих мест не торопить
И не корил, что я остановился».
Так я сказал, когда стал уходить
Учитель мой, и я за ним шел следом,
Дорогой продолжая говорить:
«Тебе мой каждый помысел стал ведом.
В той бездне, от которой я не мог
Глаз оторвать, измучен от тревог,
Я увидал – не мог я ошибиться —
Тень одного из родичей своих.
За тяжкие грехи он там казнится,