Безымянный подросток с окраины города

На Ворона упал красно-синий свет, и тут же завыла сирена.

– Вот сука! – Мотоцикл взвыл и под вой сирены сорвался с места. – Сука, я же понял, что она меня узнала!

Полицейская машина взвизгнула и кинулась за грабителем совсем как голодный хищник – за своей жертвой. Резина заскрипела по асфальту, весь Петербург, вся Россия скривилась от этого звука, который страхом отразился от запертого под тесной чёрной курткой сердца.

– Блять, блять, блять! – Ворон со всей силы ударил по корпусу мотоцикла, а после газанул так, что рёвом двигателя перекрыл вопль сирен. – Не так всё должно быть, не так!

Тело начала бить, колотить дрожь, мышцы (словно гитарные струны) завибрировали, грозясь порваться, поэтому Ворон ещё больше склонился над мотоциклом, чуть ли не лёг на него, и вот тогда… тогда страх начал отступать.

Он ПОЧУВСТВОВАЛ его. Он хорошо чувствовал Рэкки, ведь они были знакомы ещё с далёкого детства, и потому ощущал его как продолжение себя, своего тела, будто металл – его кожа, а двигатель с работающими поршнями – его бьющееся сердце.

И вот сейчас… он почувствовал то же самое. Слияние в единое целое. Страх разбавляется в рычании железного зверя. Кровь заменяет бензин, адреналин – это уже закись азота.

– Попробуйте догнать меня, суки, – и после этих слов Ворон сделал то, что никогда не позволил бы себе человек под шлемом, – развернулся и показал копам средний палец, на который упал красно-синий свет. – Давайте, ребята! Повеселимся!

Он повернулся лицом к дороге, слился с мотоциклом воедино и наконец, наконец почувствовал, как страх разбавляют адреналин и возбуждение, какое охватывает мужчину при виде обнажённой девы.

Началась погоня, о которой уже следующим утром будут вещать со всех новостных каналов.

***

Благовещенский мост! Благовещенский мост!

Голова была предельно ясна, весь мусор, что только там валялся – воспоминания, чувства, мысли, сожаления – вышибло бьющим по телу ветром, остались лишь адреналин, кипящая от него кровь, эхо рёва двигателя и скорость, скорость, скорость! Господи, как приятно лететь на такой скорости!

– Внимание, говорит полиция, – к воющей сирене добавился женский голос, усиленный громкоговорителем. Ворон прекрасно его слышал и сразу сопоставил лицо глядевшей на него девушки с этим голосом. – Приказываем вам свернуть на обочину и остановиться, иначе мы будем вынуждены…

– Не дождётесь, – мотоцикл истошно взвыл, заглушил женские требования, утопил их в своём рычании и бросился далеко вперёд, оставив копов позади.

– Твою мать, Ворон! – Вся сухость официального языка мигом пропала. Девушка кричала, и вся улица Петербурга слышала её дрожащий, скачущий голос. – Ты ж людей угробишь, придурок! Останавливайся! Ты уже обречён!

Но он её не слышал. Удача – эта капризная стерва, с алыми губами, и ослепительной улыбкой – целовала его, ласкала, будто он был её лучшим любовником, а Скорость – эта бунтарка, отношения с которой прекрасны из-за баланса меж жизнью и смертью – толкала его вперёд, ветром нашёптывая слова поддержки, ветром очищая разум от мыслей. Только инстинкты и интуиция. И скорость… о Бог, разве не для того мы живём на свете, чтоб иногда узнавать цену собственной жизни, играя со смертью?

Резина нагревалась, казалось, сейчас вот-вот расплавится, но продолжала уносить мотоцикл дальше по трассе, пока полицейская машина тщетно пыталась поспеть за грабителем. Ворон лавировал меж машинами, просачивался в лазейки и поэтому так быстро проносился мимо стоящих по сторонам улицы магазинов, кафе, замерших прохожих, в то время как служителям закона с трудом приходилось всех объезжать – их маячковые огни практически не помогали.

Благовещенский мост! Благовещенский мост!

Ворон держал карту Петербурга у себя в голове; всё перестало иметь значение: любовь, дружба, ненависть, злость, надежда, страх – сейчас – именно сейчас, когда жизнь так отчётлива! – весь мир уместился в гудящий под телом (в теле) мотоцикл и в скорости. Сотня километров в час по ночному городу… с рюкзаком на спине, набитым миллионами рублей… Кто ж мог знать, что всё вот так обернётся?

Благовещенский мост! Благовещенский мост!

Доля секунды – Ворон повернул голову назад и развернулся обратно. Отстали. Вой сирен ещё бьёт по ушам, но с каждым ударом сердца, с каждым следующим метром он всё больше затихает. У меня преимущество, подумал Ворон. Я манёвренный, я быстрый, им со мной не сравнится. Не догонят, нет, не догонят. Я убегу, я улечу, потому что… потому что…

Потому что я Ворон. Самый разыскиваемый грабитель в стране.

Стрелка спидометра не останавливалась. Тёмный силуэт, склонившийся на мотоциклом, проносился по венам Санкт-Петербурга – города, полного контрастов, где в одних домах люди, открывая бутылку дорого вина, цинично рассуждают о политике государства, в то время как там, где из пейзажей лишь кровь, бетон да унылые серые дома, которых изредка касается солнце, жители душат себя надеждами, что когда-нибудь выберутся из бедности. Именно по этому городу летел Ворон, с чужими деньгами на спине, пока на окраине, в одной из бетонных коробок, видя очередные кошмары, стонала и переворачивалась с бока на бок девочка по имени Лиза. И кровь… совсем немного, но неприятная она, особенно с разбитой губы, особенно ночью… Олегу позвонили, вызвали на работу, и жене – Аннушке, которая всегда была ужасной во всём и везде – прилетело по зубам. Муж ушёл – злой, недовольный, но ушёл. Это ж его работа. Как-никак, он – начальник управления МВД России по Василеостровскому району.

Благовещенский мост! Благовещенский! Мост!

Ворон свернул на более широкую дорогу и чуть не врезался в грузовик, чудом избежав столкновения. Сразу забыл про это. Удача любит его, и он любит в ответ. Удача, Скорость… этот тандем разжигал в нём огонь.

– Сейчас направо, – прошептал он. – Давай, давай, ты сможешь!

Обогнав все автомобили, он ворвался на перекрёсток и выполнил очень агрессивный разворот. На такой скорости он наверняка бы влетел в фасад дома и оставил после себя лишь большое кровавое пятно на стене, но тот, кто скрывался под шлемом, чертовски хорошо чувствовал мотоциклы. Резина чёрного как тень нэйкеда заскрипела, его почти бросило на людей, но Ворон совладал с разбушевавшемся зверем (как натянулись мышцы!) и заставил его повернуть направо.

Он приближался к мосту.

– Видел бы ты это, amigo, – вздох облегчения, и в лёгкие вновь ворвался ветер. – Ты б точно обзавидовался. Такой разворот!

И не веря своим ушам, Ворону услышал собственный смех. Он проносился мимо автомобилей на безумной скорости и при этом громко смеялся в небо, словно смерть для него ничего не значит, она – ерунда, на достойна его внимания, словно он смотрел в чьи-то чистые, такие родные глаза, сотканные из звёзд на небесном, тёмном полотне.

– Я верну Рэкки! Верну, amigo, обещаю!

Вой сирен совсем пропал, и через двести метров Ворон повторил свой разворот направо. Теперь по левую сторону находилась Нева, её почти чёрная гладь, по которой медленно ползли туристические кораблики. А впереди должен быть поворот налево – на Благовещенский мост, через который и нужно сваливать. Вот только…

– Нет, нет, нет. Не может быть.

В стекле шлема отразилась пробка. Красные огни ударили по глазам, и чем дальше Ворон проезжал, тем сильнее укреплялось в сознании его догадка. Страх начал пожирать адреналин. Где-то вдали вновь завыли полицейские сирены. Вся дорога была усеяна вставшими автомобилями, воздух то и дело прорезали гудки, но Ворон не замечал их, нет, он старался не врезаться, при этом поглядывая на абсолютно пустой мост и сгустившиеся у него автомобили.

– да нет, нет, нет! Ещё слишком рано! Его не должны разводить!

Но его уже разводили. Части моста вдруг отделились друг от друга и под восторженные взгляды туристов, проплывающих на кораблике, подобно крыльям начали расправляться в разные стороны. Ворон видел развод моста и всё равно летел к нему, потому что не мог остановиться – тут и там автомобили, а эта бунтарка Скорость просто так его не остановит, её ногти впились ему в спину, толкают вперёд, как бы приказывая: «Гони, гони!» И вместо того, чтобы сбавить скорость, Ворон ускорился, игнорируя смеющуюся в лицо смерть. Он слышал вой сирен, видел, что после поворота на мост, дальше по прямой, на крыши автомобилей падает мигающий красно-синий свет. Выбора нет. Надо действовать.

Поцелуй меня ещё раз.

Ворон выпрямился, крепко вцепившись в ручки, проскочил меж двумя легковушками и ворвался в первые ряды пробки. Мигом оценил обстановку. Пустая площадка для разворота. Гаишник, регулирующий движение, разворачивающий транспорт. Слева – сам мост. Пустой, призрачный… и разводящийся. Всё это пронеслось в голове за долю секунды, и дальше тело взяло верх над разумом, инстинкты – вот что всем управляло.

Ворон резко развернулся, и его тут же занесло, заднее колесо повело в сторону (меня сейчас выбросит, выбросит!), поэтому он, игнорируя всякую боль, упёрся ногой в асфальт и вернул контроль над мотоциклом, после чего направил его в сторону моста.

– Эй! – крикнул гаишник. Он было метнулся, чтобы перекрыть дорогу, но резко передумал. – Остановитесь! Сейчас разводится мост, это опасно!

Ворон пролетел мимо и начал разгоняться на прямой, подводящей к мосту. Никогда в жизни страх с возбуждением не боролись первое место с таким остервенением. Страх колотил по костям, стенкам сердца, но то, что происходило… не позволяла слишком сильно бояться. Скорость. Она заставляет действовать. У тебя просто не остаётся времени на страх.

– У меня получится, получится. Я смогу.

Он видел, как часть моста медленно становиться в почти вертикальное положение, от него скрылась вторая часть, наверняка пропасть между ними уже около двух метров. И с каждой секундой она увеличивается.

– Остановитесь! – не унимался гаишник. Его голос пропадал в вопле сирен.

– Я смогу, смогу, смогу. Я успеваю. Должен успеть.

Ворон заставил мотоцикл ускориться, выжимая из него все соки, и тот истошно, жалобно взвыл, но набрал скорость. И вот переднее колесо начало взбираться вверх, за ним – заднее, железный зверь нёсся к обрыву, навстречу звёздам и видимым лишь одному человеку глазам. Двигатель ревел на весь Петербург – город, что никогда не спит.

И вот колёса лишились поверхности.

Всё же Ворон закричал, но этот крик не пробился дальше шлема. Туристы, бывшие той ночью на экскурсии, проводимой на корабликах, снимали всё на телефоны, и когда меж двух частей разведённого моста, над спокойной Невой, с обрамлении лучей висящей в небе луны, появился силуэт мотоциклиста на таком же чёрном мотоцикле, все мигом сделали фотографии. Сотканный из тьмы всадник, сидящий верхом на рычащем звере, колёса которого крутились в воздухе, перепрыгивал пропасть разведённого моста. Уже наутро снимки этого всадника разлетятся по всей стране, и один художник пририсует ему на спину чёрные крылья, после чего за ним ещё больше закрепится имя Ворон. Он пролетал над бездной на фоне равнодушной луны, будто его держали невидимые крылья. И люди как завороженные следили за этим полётом.

Ворон приземлился жёстко и не сразу справился с управлением – мотоцикл повело, резина столкнулась с водой на асфальте, но контроль вернуть удалось. Он снова проигнорировал боль – сидение вдарило по заднице и словно по спине. Нет, боли нет, есть только забитая машинами дорога, и сейчас он мчится прямо на них как грёбанный самоубийца!