Восьмой грех

Люди отвратительны, тщеславны и ужасно жадны. Каждый только и ждет, чтобы наживиться на чужом горе. Испытывает удовольствие, смотря на неудачу других. И с чего бы вдруг кто-то кому-то будет помогать? В этом нет никакого смысла: отдавать что-то свое в угоду чужому человеку.

– Я не знаю тебя. – Ответила я, имея ввиду то, что я фактически понятия не имею, кто он такой, не понимая, почему он помогает незнакомке.

– И я тебя. – Сказал он. – Но это не мешает мне желать…

– Почему? Откуда это странное желание? – Перебила я. Раньше, в школьное время, я тоже стремилась помогать одноклассникам, но ничем хорошим это не кончилось; рано или поздно все равно загнанной в угол оказывалась я. Так почему этот человек сейчас стоит передо мной и заявляет о своих желаниях?

– Ну… Это сложный вопрос. Откуда это желание – я не знаю. Но мне нравится смотреть на улыбки людей, а ты совсем не улыбаешься.

Это прозвучало эгоистично, будто я должна плясать под его дудку и улыбаться по все щеки только потому, что это нравится ему. Но вообще-то он прав, так что я ничего не ответила, а только лишь тяжело вздохнула.

– Тебе нужно отдыхать. – Он приготовился встать.

– Не уходи.

– Ладно. – С ноткой удивления ответил Максвелл.

Не имею ни малейшего понятия, зачем я его остановила. Он пошарился в карманах, достал смятый комок бумажки, развернул, и маленьким огрызком карандаша что-то начеркал. Затем положил на тумбочку рядом со мной.

– Мой номер. Если что-то понадобится или персонал обнаглеет… Сама понимаешь.

Сел рядом со мной. Живот ныл. Я легонько отодвинула одеяло и откуда-то взявшуюся на мне белую футболку и увидела аккуратненькие швы около пупка, справа сбоку и снизу. Максвелл тоже их увидел, но быстро отвернулся. Я откинулась обратно и закрыла глаза.

– Почему ты здесь?

– Что? – Переспросил он. Видимо, ушел в свои мысли, а я его отвлекла.

– Зачем ты пришел навестить меня?

– Ну как же. Это я тебя сюда привез, значит за это ответственность на мне.

– Но это ведь неправда. Ты не обязан был приходить.

– Ну захотелось мне.

Я больше не стала спрашивать. Просто отвернулась и постаралась заснуть, ощущая ногами присутствие человека. Когда проснулась поздно вечером, его уже не было.

За окном стояла ночь. Кое-как я нашла силы сесть на кровати. Небольшая комната освещалась лунным светом из крупного окна напротив двери, моя койка находилась справа от окна. Вторая кровать была пуста. На тумбочке около нее стоял небольшой кустик какого-то растения. Стены голые, пустые, белые. Я потянулась к телефону, яркий дисплей на секунду меня ослепил. 00:41.

Я взяла бумажку с номером Максвелла и ввела контакт. Вспомнила, что, вообще-то, эта соцсеть присылает уведомление пользователю, если его контакт вводится в поиск. Отвратительная функция. Через несколько секунд уведомление пришло уже мне:

"Привет. Не спишь?"

Опешив, я ввела ответ:

"Нет."

"Чего так?"

"Почему спрашиваешь?"

Я долго смотрела на яркий экран, прежде чем получила ответ:

"А ты все время будешь спрашивать, почему я что-то делаю?"

Меня смутил этот вопрос.

"Непривычно, что кто-то обо мне так печется." – честно призналась я.

"Да? Разве это – печься? Ты почти при смерти была."

"Наверное, я бы справилась."

"Вряд ли. Так как чувствуешь себя? Только без вопросов, почему спрашиваю."

"Нормально."

Он начал что-то печатать, но сообщения я не получила, поэтому просто отвернулась и попыталась заснуть.

"Маленькая девочка держала что-то в руках. Что-то крохотное, коричневое и довольно пушистое, едва вздымающее и опускающее грудь. Она бежала по пыльному тротуару, спотыкаясь, но не позволяя себе упасть. Ее коричневое платьице все перепачкалось в грязи, ведь там, откуда достала пушистый комок, ее было много.

Она бежала со всех ног, чтобы комок не успел умереть.

"Мама! Мама!" – кричала она. Взрослая женщина сидела на лавочке детской площадки – старой, с потрескавшимся покрытием у горок. Хотя горки и качели не интересовали девочку, она стремительно двигалась в сторону женщины, чье лицо было размылено.

"Мама!" – вновь крикнула она, подойдя ближе. Женщина даже не повернулась в ее сторону. Девочка протянула ей комок.

"Мама, ему нужно помочь!" – котенок лежал на ее ладонях с закрытыми глазами и едва подавал признаки жизни.

"Ему не поможешь." – ответила та бесстрастным грубоватым голосом, взяла котенка и отшвырнула в сторону.

"Нет!!!" – прокричала девочка, по лицу которой хлынули слезы. Она подбежала к умирающему животному. Беспомощному, хрупкому, истекающему кровью. Только из них двоих более беспомощной была девочка: ведь она – всемогущий человек, стояла над ним, не в силах ничем помочь, лишь упиваясь слезами и болью. Полный ненависти взгляд обратился на жестокую женщину. Как могла она с таким равнодушием разрушить невинную жизнь, неспособную сопротивляться? Это бесчеловечно! Это жестоко! Отвратительно!

Она взяла бездыханное тело котенка в руки и прижала к себе. Хотя бы в минуты смерти он будет не один. Легла на бетонную, холодную землю свернулась позой эмбриона и заснула. "

– М!

Я проснулась, испытывая боль. Не в животе, на котором красовались черненькие швы, а где-то внутри и в голове. Мне опять приснился сон, а вернее кошмар, история из детства, которое я помню отрывками. Но каждый кусок, что мне вспоминался, был наполнен болью, вроде того, что мне приснился сейчас. Я до сих пор помню котенка, которого впопыхах назвала Джерри. Он прожил недолго, умирал на моих глазах, а когда стал совсем плох, я побежала к маме, умоляя помочь животному. Но случилось то, что случилось. До сих пор помню, где в родном городе находится его могила: там воткнуты в землю две сухих веточки, с каждый годом гниющих все сильнее.

В больнице мне предстояло провести неделю. Швы мне снимут позже, но пока мои внутренности заживают – буду находится здесь. Еще доктор Ленский снова приходил и ругал мой сильно низкий вес. Пока что я могла есть только каши и пюре, но он приказал мне исправно питаться в больничной столовой под его строгим присмотром. Я сделала видимость согласия, однако в душе понимала, что так просто вряд ли получится питаться правильно и каждый день. Тем более из больницы рано или поздно я выйду, и снова перестраиваться на прежний режим? Спасибо, этого не надо.

Но когда через два дня мне разрешили поесть легкого супа… У меня словно снесло голову. Медсестра принесла горячую тарелку в палату и поставила на тумбочку. Я со скепсисом оглядела желтоватую жидкость, в которой плавали мелкие кусочки картошки, зелени и чего-то еще, дождалась, пока молодая девушка выйдет, и только потом приблизилась к тарелке.

Запах.

Он был… Чудесным. Божественным.

Я не ожидала, что во рту сразу образуется слюна, поэтому в последний момент успела ее сглотнуть, прежде чем она выйдет наружу. С головой окунулась в клубы пара, исходящие от супа, полностью забыв, где нахожусь и что вообще делаю. Впитывая в себя каждый кусочек аромата, я предалась невообразимому чувству. Такому теплому, как эта жидкость. Не описать мой восторг, когда я заметила рядом ложку и осознала, что суп можно не только нюхать, но и есть.