Восьмой грех

Не знаю, почему, но я согласилась. То ли его спокойный, размеренный тон на меня так подействовал, то ли желание выпить бесплатного кофе спустя пару лет. А то я все время чувствую его запах, не в силах сделать даже глоток. Сделав Максвеллу заказ, я подумала, чего хочу. Первой мыслью был латте, но я передумала, и сделала классический раф.

Я неловко уселась напротив Максвелла. Он прожигал меня заинтересованным взглядом, когда моя рука протянула ему стаканчик.

– Ваш заказ. – Пробубнила я. Он рассмеялся.

– Благодарю. – Он сразу сделал глоток. Я округлила глаза: кофе же невероятно горячий! Максвелла это вообще не смутило, он лишь с блаженством причмокнул губами, слизывая пенку со рта. Мои глаза упали на стакан в моих руках. Я неуверенно поднесла его к своему рту и вдохнула знакомый аромат.

Сняла крышечку со стакана и прислонила край к губам, запрокинув голову чуть-чуть назад. Горячая жидкость коснулась моего языка, разливаясь во рту. На меня нахлынул шквал мурашек. Сначала я почувствовала горечь, которую сразу захотелось выплюнуть обратно, но потом она вдруг стала невероятно сладкой. Я чуть не проглотила жидкость вместе с языком. Попыталась оторваться от стакана, но не получилось: моя голова будто к нему приклеилась. Одним залпом я осушила половину среднего размера кофе. Максвелл подавился от такой картины и, давясь от смеха, спросил:

– Ты что, кофе никогда не пила?

Я молча уставилась на него. Он, видимо, понял, что зря это спросил, поэтому добавил:

– Извини.

– Ничего. Знаю, это странно, работаю в кофейне несколько лет, и за все это время ни разу не пила кофе.

Максвелл повертел стакан в руках.

– Ты вкусно делаешь его.

– Спасибо.

– Жалко, что я раньше не заходил в это местечко. Тут уютно и вкусно. – Последнее слово он произнес с какой-то непонятной мне интонацией, а я лишь пожала плечами:

– Это моя работа.

У меня на языке висело несколько вопросов. Во-первых, какого черта кофе такой вкусный? Я сделала еще пару громких глотков. Во-вторых, что происходит? Я сижу в рабочее распиваю напиток с человеком, которого едва знаю, если «абсолютный ноль» можно назвать «едва». В-третьих, меня до сих интересуют его намерения, я с большой осторожностью разговариваю с ним и тщательно подбираю слова. В-четвертых… Что он такого нашел во мне, некрасивой девушке с дерьмовой жизнью? У него куча друзей в университете. Если его заинтересованность – это просто жалость, то я готова послать Максвелла прямо сейчас.

– Почему ты сейчас здесь? – Спросила-таки я. Не из интереса, а из тех намерений, чтобы прекратить этот жалостливый спектакль. Максвелл запустил руку в волосы. Ему явно не понравился мой вопрос, но я должна знать.

– Потому что мне захотелось попить кофе.

– Но ты мог выпить его где угодно.

– Только эта кофейня в этом квартале работает до одиннадцати. – Он пристально всмотрелся в мои глаза, четко проговаривая каждое слово.

– Какой человек в здравом уме захочет выпить кофе в одиннадцатом часу и захочет угостить бариста? – Продолжала я, тут же вспомнив свои размышления о том, что это я была не против. Ну и ладно. Максвелл усмехнулся и откинулся на спинку жалобно скрипнувшего стула.

– Мне понравилась эта кофейня. Тут уютно, я люблю мятный цвет.

Я огляделась и даже слегка разочаровалась. Стены холла были глубокого мятного цвета с вырисованными где-то темными цветочками. Мой взгляд потемнел и уставился в стол.

– А еще бариста тут без моей помощи может запросто истечь кровью, так что надо за ней кому-то приглядывать, а?

Он не выразил никакой эмоции, пока это говорил, кроме дурацкой ухмылки на пол-лица. Мое сердце упало вниз, с треском разбившись о кафельный пол. И нет, вряд ли это из-за аритмии. С насмешкой он добавил:

– Видела бы ты сейчас свое лицо. Скоро закрытие, думаю, пора закругляться.

Мой взгляд упал на дисплей телефона. И правда, еще пара минут и моей ноги здесь быть не должно. Я быстренько все убрала, Максвелл оплатил заказ, и мы вышли на улицу.

– Проводить тебя? – Спросил он, внимательно разглядывая черное небо.

– Нет. Я на трамвае. – Ответила я, не сводя взгляд с остановки. В такое время по городскому кольцу трамвай останавливается последний раз, поэтому пропустить его означало идти больше полутора часов пешком по холодной улице. Да, вроде декабрь, но это как раз показывало, насколько сейчас морозные ночи. Максвелл внимательно посмотрел на меня и пошел к остановке, подозвав жестом.

– Все равно некрасиво просто оставить тебя тут. Мужской долг. – Подмигнул он. Почему-то от этого действия у меня не появились бабочки в животе, как это бывает у героинь фильмов и книг, а все внутри болезненно съежилось. Я просто кивнула и встала рядом с ним на остановке. Он достал телефон и начал что-то в нем делать, а я подумала, что будет невежливо доставать свой и делать вид, будто с кем-то переписываюсь или читаю ультраважные новости. Ничего подобного, мне уже давно никто не пишет, разве что деканат. А новости меня мало интересуют.

Трамвай подъехал через несколько минут. Максвелл прощально помахал мне рукой и зашагал прочь. А я села в почти пустой трамвай.

Когда он ушел вернулась пустота, и я заметила это только тогда, когда осталась одна. Чувство пустоты стало для меня привычным, но я даже не заметила, что оно ушло. На самом деле это было теплое, давно забытое ощущение, мне оно понравилось. Может даже не забытое, а никогда не испытываемое, но это неважно. Важно то, что я забыла отдать Максвеллу чертов платок.

Глава 3

Какое-то время я не видела Максвелла. Странным образом у меня появилась привычка заглядывать в лица своему окружению. Доселе такой необходимости у меня не возникало, поэтому ощущения странные. Я отгоняла все навязчивые мысли прочь.

Я знаю этот эффект. Обычно такое случается у мужчин после армии, когда они делают предложение первой женщине, обративших на них внимание. Раньше такое случалось в школе, когда ко мне были добры, а я воспринимала это как интерес. Теперь я не наступлю на те же грабли. Нужно немедленно прекратить искать встречи с человеком, с которым я разговаривала два раза в жизни. Отдать ему платок и вычеркнуть из своей жизни.

Я перевернула страницу старого учебника и уставилась на расплывчатый текст. Буквы плясали на строчках. То был вальс, танго, сальса.

Страница была серо-желтоватой, скучной по сравнению с кадрилями и менуэтами чернушных парочек гласных и согласных. Прямо перед носом одна-одинешенькая буковка изящно поклонилась и продолжила вырисовывать пируэты и фуэте, прежде чем достигла конца абзаца, где еще десятки таких же выстроились в очередь на следующую страницу. Глаза смыкались от желания спать, поэтому я моргала часто и долго, чего очень не хотелось, ведь когда я закрываю глаза, то пропускаю бурре, гавот и котильон очередных букв.

Преподаватель старательно что-то объяснял, но все мое внимание было приковано далеко не к нему. С таким отношением на сессии мне будет тяжко, однако ни разу за два с половиной курса меня не вызывали на пересдачу, иначе меня выпрут с бюджетного местечка, которое я грела своими бедрами.

Место Максвелла опять пустовало. Я старалась не гадать, где он сейчас, мне совсем не хотелось этого делать. Размышлять об этом означало осознавать то, что я думаю именно о нем, а мне этого совсем не надо. Вместо этого я тупо разглядывала в учебнике буквенные узоры. Это было интересно: как будто искать фигуры из облаков, только плоский рисунок среди пробелов в строчках. Я уже заметила гневную рожицу разъяренного человечка, крокодила с вмятиной на животе, котенка с кривой мордашкой и сейчас пыталась уловить контур розочки, но не получалось. Слишком криво даже для уже завядшего растения.

Занятие окончилось, поэтому я поднялась, убрала книгу в портфель и направилась в соседний корпус – столовую, не переставая молиться на тех, кто придумал давать желающим студентам на бюджете бесплатный обед.

На следующий день его снова не было.

И на следующий.

"Может заболел?" – подумала я, держа в руках заварник кофе, выполняя заказ: капучино вообще без всего. Даже без сахара. Как так можно – я не знаю, насколько я знаю, без сахара кофе ужасно горький. Я громко сказала имя клиента, он забрал заказ и отошел, освобождая место следующему.

Подняла глаза и кривовато изобразила улыбку. Но она тут же исчезла, освобождая место удивлению.

Придурковато лыбясь так, как умеет только он, да, там стоял Максвелл. Я глянула на часы: даже шести нет, и тут же собралась, вернув невозмутимость:

– Что будете заказывать?

– Как обычно – американо, эм.

– Какое имя написать на стаканчике? – Мне самой показалась эта фраза забавной, и, хотя мои губы оставались на месте, меня выдали морщинки под глазами.

– Макс. – Ответил он смешливым тоном.

Я снова удивилась. Это означало его лень полностью выговаривать имя или он говорит мне, что могу называть его сокращенно? Гадать не стану, надо будет – спрошу.

Стоп. Что? Какой спрошу? Я же пообещала себе перестать думать о нем и сталкиваться с ним. Я громко шикнула на кофейник, выскользнувший из моих влажных пальцев, чем тут же привлекла внимание последнего клиента. Успела подхватить агрегат, но обожглась. Прекрасно. Кожа между большим пальцем и запястьем сразу покраснела и зазудела. Краем глаза я заметила, как Максвелл скривил губы, словно почувствовал ожог на себе.