О российской истории болезни чистых рук

– Слышали, родной… Спасибо тебе… Как не слышать, – раздались обрадованные голоса. – Так-то лучше небось, когда сам начальник приказал… спасибо тебе… ты уж нам, соколик, позволь и щепки собирать с постройки.

– Хорошо, хорошо, и щепки позволяю собирать.

– А то поставили везде черкесов, чуть придешь за щепками, а он так сейчас нагайкой и норовит полоснуть…

– В южном крае на заводах из экономии сторожами охотнее всего нанимают черкесов, отличающихся верностью и внушающих страх населению. (Прим. автора.)

– Ладно, ладно… Приходите смело за щепками, никто вас не тронет, успокаивал их Квашнин. – А теперь, бабье, марш по домам, щи варить! Да смотрите у меня, живо! – крикнул он подбодряющим, молодцеватым голосом. – Вы распорядитесь, – сказал он вполголоса Шелковникову, – чтобы завтра сложили около бараков воза два кирпича… Это их надолго утешит. Пусть любуются.

Бабы расходились совсем осчастливленные.

– Ты смотри, коли нам печей не поставят, так мы анжинеров позовем, чтобы нас греть приходили, – крикнула та самая калужская баба, которой Квашнин приказал говорить за всех.

– А то как же, – отозвалась бойко другая, – пусть нас тогда сам генерал греет. Ишь какой толстой да гладкой… С ним теплей будет, чем на печке. Этот неожиданный эпизод, окончившийся так благополучно, сразу развеселил всех. Даже Квашнин, хмурившийся сначала на директора, рассмеялся после приглашения баб отогревать их и примирительно взял Шелковникова под локоть.

– Видите ли, дорогой мой, – говорил он директору, тяжело подымаясь вместе с ним на ступеньки станции, – нужно уметь объясняться с этим народом. Вы можете обещать им все что угодно – алюминиевые жилища, восьмичасовой рабочий день и бифштексы на завтрак, – но делайте это очень уверенно. Клянусь вам: я в четверть часа потушу одними обещаниями самую бурную народную сцену…»

98

И вот вера во всякие сладкие (хотя и совершенно при этом беспочвенные) обещания, как уж была она в той столь весьма таинственной глубине сердца простого народа, так именно там и по сей день она и осталась.

Однако доверия к тем прежним «бывшим» хозяевам в том истинно незабвенном начале 20 столетия попросту ведь никак далее не сохранилось практически совсем ни на грош!

И это именно из-за всех тех барственно напыщенных и вполне реальных, а нисколько ведь никак не литературных «героев» уж навроде того самого отъявленного негодяя Квашнина, многие честные хозяева затем свою головушку еще и поклали.

Ну а те, у кого совесть и впрямь была нечиста истинно в единый миг, почувствовав, куда именно ветер ныне дует – зачастую скорехонько вот успели вовремя весьма так благополучно слинять заграницу.

Однако разве что лишь в таких как Квашнин и вправду уж все было дело?

Интеллигенции в те не столь далекие времена попросту должно было вовсе не землю промеж крестьян, словно каравай хлеба делить, а тем куда более близким и вполне, им, кстати, в общей массе понятным рабочим, явно еще помогать их права исключительно безыдейно отстаивать, самым мирным европейским способом.

Да только обо всем этом позаботиться и душу свою сохранить в истом состоянии возвышенного парения чистейшей духовности, ну никак же при этом нисколько и близко не выйдет.

Раз до чего весьма неприлично грязное это занятие, а еще и неблагодарное, много маяты, а вся та большая и светлая любовь рабочего класса в связи этим, явно вот навряд ли, что из ничего в один день действительно же возникнет.

Потому что она лишь тогда себя во всем полноценно проявит, когда рамки между учеными и рабочими просто-напросто совершенно сотрутся, а произойдет это никак не ранее, нежели чем лет через пятьсот или даже тысячу в той полнейшей и впрямь-таки столь уж явной до чего безупречной зависимости от вящего успеха технического прогресса.

99

Да только и тогда тоже между тем обязательно еще сохранится почти та же столь весьма многозначительная разница между теми, кто обслуживает механизмы, и теми, кто их создает, разве что будет ее относительно меньше, нежели чем она вообще есть сегодня.

Буквально все в этой жизни неизменно требует сущей размеренности и постепенности, а то совсем не иначе, а будет оно разве что тем еще курам ведь на смех.

Ну а для того чтобы максимально полезно решить проблему весьма и впрямь-таки более чем насущного сближения между интеллигенцией и народом, надо было еще в него вовсе так совсем не гуськом непонятно зачем уходить, одну лишь землю матушку безбожно от края до края топтать.

Нет, уж для этого, прежде всего, было необходимо подтягивать наиболее достойных его представителей до своего собственного интеллектуального уровня.

И только ведь в этом и может быть заключен максимальный успех самого наибольшего сближения между различными частями в целом совершенно так единородного общества.

100

Технический прогресс и вправду абсолютно уж по-своему нисколько неисчерпаем.

Однако та немыслимо вконец закостеневшая группа, истово вросшая всем своим мировоззрением в дерн умиротворенного и более чем неправо упитанного тщеславия, вполне еще может повести людей совсем не в ту всем нам жизненно важную и нужную сторону.

Ну а дабы этого никак и нигде далее бы не произошло, всей интеллектуальной элите и был до чего и впрямь обязательно необходим тот самый «свежий приток крови».

Причем, словно тот еще чистый воздух для всеобщего нашего нормального грядущего дыхания.

И это именно во имя того дабы самое максимальное число людей из народа и впрямь ведь сумело когда-нибудь получить вполне достойное их интеллекта высшее образование, и стоило так вообще огород городить.

Поскольку именно это когда-нибудь и приведет к тому самому весьма еще столь безупречно действенному усилению всей той ныне существующей демократии.

И все это и будет наиболее явным и столь многозначительно верным признаком несколько большей близости народа ко всем тем истинно высокой души интеллектуалам.

И в свете последующего более чем безупречно вполне ведь еще возможного довольно-то близкого соприкосновения народа и интеллигенции затем и возникнет куда более прочная спайка между миром культуры и чисто внешнего бескультурья.

101

Да, и вообще самая наилучшая прививка от любых социальных потрясений это ведь, прежде всего великое единство всего народа, то есть именно та ситуация, когда никто никого нисколько не презирает только за то, что он сам, видите ли, куда и впрямь значительно более развит и гораздо лучше воспитан.

Кроме того – то, что тоже крайне важно для всякого интеллигента так это время от времени до чего остро приглядываться, а все ли вокруг действительно в порядке, в том самом (было бы желание вполне широко обозримом) его невооруженному глазу быту.

Гробовое молчание интеллигенции вот он тот истинный фактор весьма уж во всем непременно способствующий всесильному укреплению буквально-то всякой на свете совершенно безбожной несправедливости.

Поскольку это именно горечь полнейшего осознания всего своего собственного более чем безнадежного бессилия она-то и делает людей подлыми союзниками сатаны.

Ну, а обитать в микрокосме пряных, словно пыльца райского сада идеалов, вещь никак недостойная истинно настоящей светлой высокой духовности.

Все мы плывем в одном житейском море, и никому не дано жить в своем закрытом, чистом мире радужных, литературных грез.

И к слову говоря, эта глубочайшая бездна сурового общественного быта вполне еще может стать столь неизменно солоноватой вовсе не только от одной соли людского пота и слез, но и от бесчисленных и бессмысленных смертей!

102

А смерти те, самое безусловное производное осатанело хищнического спекулянтства, теми блестяще красочными идеалистическими воззрениями, что были и впрямь-то совершенно безнравственно нанизаны на шелк, словно бы бусы для папуасов Новой Гвинеи.

И, кстати, были они между тем столь неизменно всецело основаны именно на чистом дыхании интеллигенции, так и парившей в облаках исключительно иллюзорных времен искрометно «светлого ближайшего грядущего».

Причем именно то самое столь тягуче сладостное предощущение довольно многих дореволюционных интеллектуалов и сыграло истинно страшную и злую шутку с тем поколением, что явно мыслило и существовало в розовом тумане духовного упоения…

Конечно, в принципе, вовсе уж невозможно не учитывать хитрость и зловещую нахрапистость товарищей большевиков, да и сущую наивность всегдашне донельзя забитого народа, да только все это один лишь тот фактор, что некогда всецело создал высокую волну, что, однако нисколько еще не оправдывает тех, кто вовремя не воздвиг должной высоты волнореза.

А все уж и впрямь тогда было во всей своей наиболее главной суровой сущности полностью наоборот, и без того бушующие страсти разве что лишь поболее усиливались и нагнетались, столь безудержно явно окрыляясь бескрайне во всем абсолютно беспочвенными блеклыми надеждами.

103

Причем вовсе не один тот достопочтимый Лев Толстой, но и многие другие великие гении 19 столетия, тоже сколь ведь «беспардонно страсти тогда нагнетали», исподволь же старательно подкапываясь под всю окружающую их совершенно сонную и пасторальную действительность.