Свобода

– Э, мальчик, ты мне только топливо покупай, а отвезти я тебя, куда угодно отвезу. Лишь бы вода была. Вы идете хорошо, хорошо идете, вы молодцы. Вижу, я вижу, детки.

– Вы сейчас что такое говорите? – совсем запутавшись, спросил Андрей.

Оксана смеялась.

– Ох, веселая девочка, хорошая девочка! – воскликнул Оталан. – Куда же?

Андрей снова взглянул на карту и медленно произнес:

– А вы до впадения в реку Зею можете?

– Конечно, могу? И дальше могу.

– А до Благовещенска?

– Можно и туда, но далеко, долго будет. Так что?

– Вперед…

Вещи, вместе с топливом распределили между лодкой Оталана и лодкой, купленной Андреем, взятой на буксир, и отправились в путь.

Река, река, берега, берега. Ночевали на берегу, в спальниках. Плыли, тряслись, преодолевали пороги, да перекаты, переносили лодку через мели. Благодаря запасам топлива, взятого с собой Оталаном, его хватило до города Зея. Там запаслись провизией, закупили топлива, и выдвинулись дальше. По реке Зея идти было проще, селений по пути было много, ночевали в деревнях. Добравшись до села Красноярова, Андрей решил сойти на берег.

– Не люблю прощаться, детки, – сказал Оталан. – Давно я так не плавал. Чем же вы меня заколдовали? – Оталан улыбнулся.

– Мы… может… – начал Андрей.

– Я все знаю, шучу, мальчик. Все, дети, не буду спрашивать, куда вы дальше… итак знаю! – старик рассмеялся.

Андрей с Оксаной переглянулись.

– Хороший ты мальчик, тьму свою сбросишь, не переживай. И девочка хорошая, береги ее, береги.

Оталан резко развернулся и направился к своей лодке.

Андрей на мгновение задумался.

– Куда, Андрюша? – спросила Оксана.

– Вперед, – проговорил Андрей.

Поздним вечером на помощь путешественникам пришла попутная машина – грузовик, едущий из Сковородино в Биробиджан.

К вечеру следующего дня Андрей с Оксаной были уже в административном центре Еврейской автономной области. Купив в магазине аккумулятор, Оксана, реанимировала смартфон, отыскала объявления о сдаче квартир, выбрала одну и уже поздно вечером они с Андреем в нее заселились.

Измотанные, немытые, – а Андрей ко всему прочему, заросший, как Робинзон Крузо, – они вошли внутрь, бросили вещи, и, не раздеваясь, упали на кровать.

По словам Фиделя Кастро, Че не хотел возвращаться на Кубу, однако Кастро уговорил его тайно вернуться, чтобы начать подготовку к созданию революционного очага в Латинской Америке.

– 57 –

Словно какой-то туман окутал сознание Вячеслава, когда он покидал Марию, и не давал трезво оценивать происходящие вокруг события. Послушно сев в автомобиль, он даже не спросил, куда его везут. Не было ему ни до чего дела и тогда, когда его привезли. Что-то лязгало, гремело, шуршало, кто-то что-то говорил. Он послушно отвечал на вопросы, не понимая, о чем его спрашивают, разделся, его обрызгали из шланга, потом, когда он оделся, его привели в какую-то до отказа набитую людьми камеру, где он провел ночь, ни с кем не разговаривая, не отвечая ни на один вопрос.

На следующий день его перевели в одиночную камеру, и как будто забыли о нем. Лишь подносы с едой напоминали о том, что за дверью кто-то есть.

Так прошла неделя. Кортнев молчал. Только те несколько минут, проведенные с Марией, ее голос, ее шепот звучал в его голове. Ее последний образ так прочно держал его в своих нежных руках, что он постоянно находился в сетях ее сказочного очарования.

Дважды приходили какие-то прилично одетые люди, его куда-то водили, он что-то подписывал. До его слуха, сквозь чудесный перезвон Машиного голоса доносились такие фразы: «Подаем на апелляцию?», «Это действительно возможно?», «Нужно письменное обращение», «Пересмотр дела», «Прокурор подал в отставку», «Все будет по новому», «Мы вытащим тебя, майор», и так далее.

И шум моря, того Черного моря, на котором они с Марией провели несколько дней в мае. Ее смех, ее улыбка, ее ласковый голос…

К концу второй недели Вячеслав, все также находясь под властью чар Маши, попытался проанализировать свое положение, и даже не текущие положение, – до него ему по каким-то причинам уже не было никакого дела, – а последние полгода своей жизни, а то и всей жизни.

«Что же это за причина, по которой мне нет дела до моего нынешнего положения?» – задался он вопросом.

Наступала ночь. Котрнев как всегда не мог заснуть, и стоял лицом к окну, скрашенному решеткой. Окно было под самым потолком камеры, и увидеть, что было снаружи, он не мог. В камере было настолько тихо, что он слышал малейший шум, доносящийся с улицы.

– Есть же какая-то причина того, что все так произошло? – шептал он, опершись обеими руками о стену. – Должно быть какое-то объяснение, кто-то должен это знать? Неужели, это не так? Неужели, это все следствие моей собственной воли? Я служил, я исправно служил и был горд тем, кто я есть и что я делаю. Но, что меня угнетало? Зачем я это спрашиваю, да еще сам у себя? Я прекрасно это знаю: необходимость постоянно подчиняться приказам, быть всегда под контролем. Быть всегда под контролем! Не иметь собственного места в жизни, в мире. Что ж, я избавился от этого. И был предоставлен сам себе. Но, чего-то не хватало. Задумывался я когда-нибудь о семье? Любил ли я? Конечно, любил, но… боже, я и в тех случаях был зависим, зависим от любви, от моей любви и любви ко мне. Что я говорю, офицер? Может, это была не любовь? Или любовь подразумевает зависимость? Я уже был один, но не ощущал свободы, не чувствовал ее. Господи, но как я мог ее ощущать, или чувствовать, если я не знаю, что она такое? Кто она такая? И я встретил Машу. И все вокруг изменилось! С ней я был собой, с ней я был свободен. Пусть для себя самого. И да, я всегда думал о семье, а после встречи с Машей я ее уже и видел. И вот она, любовь и семейное счастье! Это же моя внутренняя свобода!..

– Ты хороший человек, Слава, – раздался мелодичный женский голос из угла камеры.

Вячеслав бросил туда взгляд, и увидел женский силуэт, спрятанный за длинным черным плащом.

– Кто ты? – совсем не удивившись, спросил Вячеслав.

– Лишь для самого себя ты можешь быть убежден в чем-то, – не отвечая, продолжала незнакомка. – Это и есть твоя воля.

– Я готов был всю оставшуюся жизнь посвятить своей любимой женщине и нашей семье. Но, тюрьма… Мне удалось, мне удалось снова ее найти и забрать. У меня был план, и я уже вел свою любимую к новой жизни. Почему я свернул в сторону? Как это произошло?

– Вероятно, тебе чего-то не хватало? Время, проведенное в тюрьме, ожесточило тебя, и дало понять, что та граница, что ты определил себе, покинув службу, или обретя любовь, вовсе не граница, что есть куда идти… вперед.

– Ты права, она захватила меня. Я даже не могу вспомнить, как это произошло. Как будто в один миг, еще до заключения, когда я увидел, как мою любимую унижают. Да, именно тогда я решил, что должно быть что-то более сильное, что-то непобедимое, пусть, необъяснимое, пусть таинственное, но оно должно быть! И не понял я этого, я это почувствовал, я это чувствовал все те годы, что сидел в тюрьме.

– Должные обстоятельства обостряют чувства.

– Но, этого нельзя сказать об Андрее, – вдруг произнес Вячеслав. – Он провел жизнь в тепле, лишь в мечтах становясь руководителем восстаний, революционных движений, он лишь грезил освобождением всего мира от рабства, сам не имея ни малейшего понятия о том, что это такое. И его, не нуждающегося ни в чем, могла задеть тень этой загадки? Он же, как «книжные дети, не знавшие битв, изнывал от мелких своих катастроф». Что это? Ну, что-то там не сложилось на работе. У каждого каждый день на работе происходит что-то не то. Почему он решил… это же нелепо!

Незнакомка молчала.

– Гордон – успешный бизнесмен! Ну, не уважали его. Да плюнь ты и живи в свое удовольствие. Нет, он замкнулся в себе, обмотался комплексами и рванул. Зачем? Это же нелепо? Оксана. Не повезло девочке. С родителями не повезло, отчим – скотина, в институт никак не поступит. Пошла на такой роковой шаг. Зачем? Нелепо. Исламу не повезло с самого детства… Мы все, словно… просто неудачники.

– Жизнь совсем непроста, Слава, – тихо произнесла незнакомка. – И далеко не однолинейна. И ты это прекрасно понимаешь. Вы все сделали свой выбор. Свой путь вы определили сами. А на это способны немногие. И дело совсем не в том, что кажется со стороны, как то жизнь Андрея или Гордона, или остальных, не в выбранном времени, месте, а тем более, в возрасте, не в том, как этот путь выглядит. Важно, что есть определенная цель. И определили ее вы сами. И пусть никто из вас ее не понимает до конца. Толчком к этому решению было у всех одно, оно было лишь в разных вариациях – выход из-под контроля, из болота, тины, бегство от рабства, что бы оно собой не представляло! Вам нужно было ее понять, вам стало нужно ее понять, вам нужно ее понять, иначе сама жизнь может лишиться смысла. И, стараясь вырваться, вы выбрали путь…

– К ней?.. К… тебе?..

Незнакомка промолчала.

– Но, Маша…