Спасительная неожиданность

– А мне сказали, что митрополит Ефрем неправду сразу видит. После обеда все идем к нему.

– Я…, я не могу! – стала горячиться боярыня. – У меня дети! Они… нездоровы! Вот!

– А епископ здоров. И целитель, говорят, отменный. А после того, как посмотрит он ребятишек, как бы тебе, боярынька, в монастырь после пострига не загреметь!

– Я же боярыня! Мы из исконных Нездиничей!

– И княгини бывает свой век в монастырской светелке коротают. И ох долго бывает коротают!

– Кто же девок караулит? Пришедшие с тобой случайные людишки? – лениво поинтересовался Елисей.

– А вот и нет. Охотно взялись за это дело обобранные вором-тиуном боярские дружинники. Этих не подкупишь и не обманешь. Не отходят даже по нужде – каждые три часа меняются.

Висящий на мне до того ослабленный давними ранами и шишкой на лбу бывший вояка внезапно приободрился, перестал виснуть на чужом боярине и гордо удалился, подхватив Капитолину под руку.

Я услышал уже издалека.

– Твои Нездиничи, их много! Не побоятся в случае чего и Киевскому митрополиту нажаловаться! А он грек, в русские дела вникать не любит…

План ворья был ясен – отказываться ото всех грехов и нагло не слезать с руководства богатейшим поместьем. Да и мы не лыком шиты! С этой мыслью я отправился на поиски Лазаря.

Столковались мы махом. Богуслава решили в свои коварные планы пока не посвящать. Он чего-то путает кислое с пресным и не видит, что человек, бывший когда-то смелым бойцом, который мог за командира и жизнь отдать, выродился в вора, подонка и наглеца, который безжалостно грабит своих прежних товарищей – воеводу и дружинников. И цацкаться с поганцем-тиуном и его блудливой коровой-боярыней не время!

– Кстати, – припомнил Лазарь, – тебе же к епископу, наверное, идти тоже придется?

– Все может быть, – согласился я. – Это же я высылал Матвея с поляком на поиски. Могут захотеть узнать почему именно их, и нет ли здесь какого-нибудь колдовства.

– С этими-то все ясно, – согласился командир дружинников. -Собаки по следу довели, дело понятное. А нашел-то тиуна все-таки твой конюх Олег! Как изловчился, какой темной ворожбой при этом воспользовался? У Ефрема есть опасные способности – кроме того, что вранье он сразу от правды отличает, так еще если епископ спрашивает, солгать ему никто не в состоянии! Припрятать, может, пока вашу ватагу куда-нибудь? Потаенное место найдем.

– Не знаю даже, как сделать лучше. Это мне надо с нашим протоиереем Николаем посоветоваться, он в этих делах поопытнее меня будет.

– Вот и давай советуйся. Если что неладное грозит, найди меня рано поутру – махом кого надо подальше пристроим. И лучше тебе про дружинные забавы с Елисеем тоже ничего не знать – как дело не повернись, с тебя взятки гладки. Ничего не знаю, ни о чем, мол, и не ведаю!

На том и порешили.

– И ничего странного и необычного! – вспомнив распоряжение Богуслава насчет моих приказов, улыбнулся Лазарь.

– Лишь бы дружинники были довольны! – усмехнулся и я.

– Они довольны. Они очень будут довольны! Давно ждем таких приказов!

А я пошел спать. Но перед этим надо было посоветоваться со священником. Уложиться я планировал быстро, но не тут-то было. Сначала пришлось изложить протоиерею всю историю с тиуном и женой Богуслава. Николай согласился с необходимостью в данном случае развода, или распуста, как его называли священнослужители. Видимо от распуста и пошли потом слова распутство и распущенность

– Правда, решать быть ли распусту или нет, будет епископ Ефрем. А он уж очень падок на все византийское. Как возьмется цитировать Эклогу Льва Исавра или Прохирон Василия Македонянина, так прямо хоть всех святых выноси! У нас же из русских уложений по этому поводу, кроме Церковного Устава Владимира Святославовича, ничего и не сыщешь.

– Это который Владимир? – запутавшись в многочисленных русских князьях спросил я.

– Тот самый, равноапостольный святой и креститель Руси.

– А что значит равноапостольный?

– Обратил, значит, в христианскую веру такое количество язычников, словно он один из апостолов – ближайших учеников и сподвижников Иисуса Христа, первых устроителей Его веры. Ты должен знать часть из них хотя бы по написанным ими евангелиям: Матфей, Марк, Лука, Иоанн.

– И Иуда тоже?

– Обязательно. Он был самым любимым учеником Христа. А потом предал своего учителя, раскаялся и повесился.

– А почему церковь прячет от нас Евангелие от Иуды?

– Нет такого Евангелия, сын мой, – очень веско и уверенно сообщил мне протоиерей.

– Да я видел текст! Правда, поленился читать…

– Ленись и дальше. Мы, служители церкви, считаем все эти измышления делом сатанинских сил и зовем их – Апокрифы. То есть вроде писульки какие-то в наличии, и именуются как части Завета, но наши истинно знающие люди выявили их лживость и вредоносность.

Другое дело истинные Заветы и Евангелия. И ведь еще в Нагорной проповеди, которую излагает Марк в своем Евангелии, Христос говорит, что прелюбодеяние жены гораздо больший грех, чем развод. А Евангелие, – это тебе не Прохирон какой-нибудь! Прохироны рано или поздно уходят в забвение, перестают казаться важными, великие империи, вроде Византийской, разрушаются, сегодня властвуют одни князья и митрополиты, завтра другие, но учение Иисуса Христа о терпимости и всепрощении вечно!

Поговорить мне нужно с Ефремом завтра с утра насчет распуста, поляка-поисковика и оборотня, может и удастся столковаться со святым человеком, найдем какое-нибудь разумное решение.

– Да он ведь скопец! Измыслит чего-нибудь несусветное!

– И у меня давно женщины не было, и что теперь? Записывать и меня в недочеловеки?

– Считаешь излишней трату времени на этих заманчивых по виду кобыл с порочными душами, полных неразумных мыслей? У вас же в Житиях Святых от мужчин не протолкнуться, родится мальчик – десять имен на выбор, а на девочек Святцы будто и не рассчитаны! Нету женщин святых, и хоть тресни! Тяни после рождения девочки с крещением пару недель к ближайшей! Поэтому у девчонок языческих имен и полно.

– Не надо так отзываться о женщинах, сын мой! Женщина – она нам всем Мать! Святость женщин часто превосходит мужские порывы. Кто больше всех ангелов и архангелов радеет за дела человеческие? Богоматерь!

А неразумные мужчины все невесть чем кичатся, обзывают радетельниц человечьих овцами, коровами, кобылами, телками, подчеркивают какое-то свое мифическое превосходство. Если она овца глупая, а ты лезешь ее покрывать, кто ты после этого? Баран безмозглый?

А что женщин-святых маловато, это не из-за того, что они в вере слабы. Главное женское дело и предназначение не святость свою показывать, а новых людей рожать! Да и то сказать, слишком увлекутся бабы божественными идеями, и закончится на Земле род людской.

А что мы с Ефремом не увлекаемся общением с женщинами, это вовсе не из-за того, что он скопец, а я насчет постельных утех слабоват. Отнюдь нет, сын мой, отнюдь нет! Иной раз так меня потащит в ненужную сторону, что аж ахнешь! Бьешься из последних сил, чтобы это наваждение бесовское от себя отвести! А епископ – он святой, ему все эти испытания духа слишком сильно мешали, вот он и оскопился.

Под эти рассуждения чистого духом и не склонного потакать ненужным вожделениям человека, я, убегавшийся за день, бестолковый старый коняга и уснул. Хватит с меня! Я не воин, не святой, вот пусть дальше мастера этих средневековых дел как хотят, так и выкручиваются. Спокойной ночи!

Поспал я вволю. Рано утром кто-то возился, кряхтел, сопел, кто-то с кем-то переговаривался – мои сладкие сновидения это не нарушало. Я, как и в прежние поры, летел по трассе на «Жигулях» и радовался покупке нового автомобиля.

Потом трасса пошла какая-то неровная, меня стало сильно трясти, и я проснулся. Бодрствование меня огорчило не на шутку. Оказывается, меня за грудки трясла злая, как цепной пес боярыня, а какой-то обомшелый дедок сзади нее приговаривал:

– Вроде, не из тех он душегубов, матушка-боярыня. Не такая у него рожа зверская…

– Ты ж говорил, что они морды какими-то тряпками завязали! А он тут среди таких же главный!

– У тех глазищи уж больно сверкали! Как есть – смертоубивцы! А этот вяловатый какой-то, снулый… Может, муж твой чего знает?

– Чего он может знать, лапоть этакий! Сроду ничего не знал и не ведал! Да и его бы порастрясла, дух бы с него вышибла, да унесли куда-то черти Богуслава с самого утра!

Я присел, обвел комнату глазами. Николая тоже унесли добрые ангелы в неведомые дали. Ах да, он же хотел…