Спасительная неожиданность

– Где-то я, вроде, видал твою противную рожу и раньше…

– Как не видеться! Вместе на Стрижене с половцами дрались пятнадцать лет назад. Ты тогда еще воеводой Передового полка был, а я у тебя третьей сотней командовал.

– Елисей! Это ж ты!

– Я, воевода, я.

– Ты ж мне тогда жизнь спас! Тебя после боя от этой речушки помирать повезли!

– А я, видишь, по ошибке выжил. Четырнадцать лет от ран отходил в своем поместье, потом поехал к тебе на службу проситься, обнищал совсем. Мы ведь бояре-то захудалые, я последний из Вельдичей остался. На мне наш род и кончится.

Да ты, как нарочно, в Новгород уехал. А Капитолине новый тиун нужен был, оставленный тобой скоропостижно помер. Вот и стал я при ней приказчиком. И что же? Всю жизнь тебе порушил, жену отнял, обокрал кругом. Убивай теперь, чего уж там – больше бегать и прятаться не буду. Пора, стал быть, ответ держать.

Богуслав обнял растянутого цепями Елисея. Потом смахнул навернувшуюся слезу и глухим голосом сказал:

– Не волнуйся, друже. Пока я жив, никто тебя здесь не тронет. Матвей, помоги человека от цепей избавить.

Освобожденный тиун потряс кистями рук и без сил сполз по стене на пол без сознания. Мы бросили на пол какую-то драную телогреечку и переложили бывшего воина на нее.

– Может я пойду? – спросил разочарованный Матюха. – Делать мне тут больше вроде нечего…

– Иди отдыхай, дальше сами справимся. Не забудь поесть, куренок уж там залежался поди, – отпустил я побратима.

Минут через пять Елисей пришел в себя, присел.

– Все равно тебе меня кончать надо, – продолжил он свои самоубийственные речи. – Не смогу я Капу оставить, люблю ее больше жизни. Тебе это трудно понять, ты жесткосерден, никогда особо ни ее, ни деток ваших не любил.

Слава криво усмехнулся, а любовник жены продолжил.

– Развод ты ей нипочем не дашь, да и епископ Ефрем никого и никогда не разводит. Пробурчит чего-нибудь из византийских законов, процитирует какой-нибудь Измарагд или Новоканон, и провожает тебя с твоими блудливыми идеями в три шеи. И просто так ты нам жить не позволишь – обоих вырежешь. А у нее дети…

А у меня хорошо – ни детей, ни плетей, родственников тоже нету. Взыска за меня не будет никакого – некому иски чинить!

Утомленный, он опять откинулся на телогрейку, голос его постепенно угасал.

– Убьешь… потихоньку, вроде опять… убег, и Бог с ним…

– Убили! Замордовали каты Вельяминовские! – ворвалась к нам невысокая полноватая женщина, – всю жизнь мою загубил, убивец старый!

– Можно подумать Елисей больно молодой, – с горечью отозвался Богуслав.

– Он добрый был! А ты зверь зверем! Нипочем развод не дашь, на волю не отпустишь!

– Завтра и пойдете вместе на волю вольную.

Супруга расценила такой ответ как обещание могилы для обоих любовников. Она схватилась обеими руками за высокую грудь и прошептала:

– Зверь, зверь… Детушек хоть живыми выпусти, пусть мальчишечки солнышку еще немного порадуются…

– Дура! Он жив живехонек! Никто его из моих людей пальцем не тронул!

– Я все вижу-у-у…, – зарыдала боярыня, – вы его прямо в лоб пина-а-а-лиии…

– Капа, я жив. А лбом об лестницу ударился в темноте, – строго пресек ее печальные выдумки своими успокаивающими выдумками Елисей.

Женщина упала возле него на колени, стала целовать слегка побитое, но такое родное лицо.

– Любый мой! Пусть что хотят делают, а я до доски гробовой с тобой буду!

– Капитолина, развод получать с утра со мной пойдешь к митрополиту? – вторгся в их беседу рогоносец.

– Ой! – обхватила щеки ладонями русская красавица, – родственники осудят!

– Мне на твоих нищих да горластых родственников наплевать! Не хотите, как хотите! Выгоню и ни копейки с собой не дам! Хоть на паперти на пару стойте!

– Воевода, ты не горячи кровь зря, – опять присел немолодой жених. – Бабочке время нужно подумать, посоветоваться кое с кем…

– Идите, и хоть со всем городом пересоветуйтесь, – обиженно буркнул Богуслав. – Времени вам до обеда. После этого – на все четыре стороны и без денег! А так половина доходов со всего хозяйства боярыне на жизнь и на детей будет уходить. Дети вырастут до 16 лет, уйдут ко мне жить, Капитолине дальше четверть. Пока ночь, идите думать в ее опочивальню. Все!

И боярин унесся.

Пора и мне в свою опочивальню – организм настойчиво требовал свое.

– Вам помочь дойти? – потягиваясь всем телом перед очередным, хоть маленьким, но походом, спросил я разрушителей законного брака.

– Желательно, – скрипнул зубами Елисей.

И мы побрели по ночному холодку, прихватив с собой факел.

– Он завтра пожалеет меня и деточек бросать! – строила розовые иллюзии законная жена. – И денег даст сколько угодно!

Висящий на мне бывший тиун с интересом следил за моей реакцией. Поможем принять верное решение!

– Думайте как хотите, и сколько хотите, – позевывая, внес свою лепту в обсуждение я, – только если завтра это не решится, Богуслав имение передает в управление Владимиру Мономаху, а сам надолго уходит. А от Мономаха вам точно ни гроша не дождаться.

– А надолго, это как? – пискнула Капа.

– Навсегда. Князь ему деньги будет в Новгород пересылать. А за порядком следить своих людей назначит.

– Это не богоугодно будет! – стала негодовать Капитолина.

– А по купальням на глазах у служанок исподнее перед тиуном задирать и шалить там, радуясь большим штукам, это как? Признак святости? Сгибаешься к лавке, и думаешь: богоугодно это или не богоугодно?

– Да это брехня, – вяло отмахнулся Елисей.

– Только две теремные девки, которые сейчас под крепкой охраной спят, думают иначе.

– А мы скажем…