Крах

Стараясь не смотреть в глаза друга, Валентин боком протиснулся в кабинет дежурного. Молча расписался в повестке, успев заметить, что дата призыва – двадцать восьмое сентября. Прапорщик почему-то не протянул ему руку, а просто отдал бланк и на удивленный взгляд Валентина спокойно сказал: «Двадцать восьмого, в 9:00, не опаздывай. Свободны оба», – закончил он.

Несмотря на набежавшие тучи и поднявшийся ветер, на улице было хорошо, в воздухе висел запах приближающегося дождя. После прокуренного кабинета капитана хотелось стоять и вдыхать этот воздух полной грудью.

– Бли-и-ин, – с надрывом протянул Толстый. – Да как так-то? – непонятно у кого спросил он.

– Спокойно, Сережа, спокойно, – попытался Валентин взять инициативу в свои руки.

– Что спокойно, меня в армию забирают! – почти прокричал Толстый.

– А то ты не знал? – тоже на повышенных ответил Валя. – Не тебя одного забирают. На, смотри, у меня вообще двадцать восьмого дата, ты-то хоть две недели еще пробалдеешь, – сунул в лицо товарищу свою повестку Валентин. Сергей уставился в бланк повести.

– Это в пятницу, что ли?

– Что ли в пятницу, – передразнил его друг. – Поехали на завод, – не давая Толстому осознать происходящее, скомандовал Валя.

Нужно было каким-то образом заставить Толстого понять, что он еще легко отделался.

– Две недели – это круто, все успеешь: и уволится, и погулять, и проводы устроить, – направляя мысли Сергея в нужное Валентину русло, проговорил он. – Сейчас возьмем бегунок и пойдем увольняться.

– У тебя как с деньгами, на проводы откладывал?

– Нет, не откладывал, – задумчиво ответил Толстый.

– Ничего, расчет дадут, должно хватить, – успокоил его Валя. Сам он не знал, что делать. С одной стороны, военком сказал увольняться, а с другой стороны, зачем проходить медкомиссию? Если у него что-то со здоровьем и для армии он не годен, то зачем увольняться. Какой то замкнутый круг, думал Валентин, сидя в автобусе, везущем друзей на завод. На работе ожидаемо все прошло спокойно. Сначала, конечно, мастер, не стесняясь в выражениях, сказал, что он думает о двух раздолбаях, которых посадили на его шею, но как только он перешел к перечислению наказаний, которые, по его мнению, должны были заслуженно понести друзья, Валентин протянул ему повестку.

– Что это? – уставившись в бланк и еще больше раздражаясь, спросил мастер. Вместо ответа Толстый протянул ему свой документ. Стоя с двумя повестками в обеих руках, мастер пытался сообразить, как ему теперь поступить. Они, конечно, бездельники и прогульщики, которым нет прощения, но согласно повестке причина у них более чем уважительная и тут нужно найти другие слова. Настрой не позволял так быстро перейти от «Я вас убью» к «Поздравляю, горд, молодцы».

– В армию мы уходим, Василий Николаевич, – с улыбкой произнес Валентин. – Вот, за бегунком пришли, у нас три дня на увольнение, я в пятницу ухожу, а Сергей восьмого ноября.

– Так что молчали-то? – глупо смотря на товарищей, спросил мастер.

– Сами не знали, вчера вечером позвонили из военкомата, сказали утром прийти, вот, сходили, – вроде бы оправдываясь, сказал Валя.

– А там все быстро: распишитесь, получите, свободны, – продолжил Толстый.

– Ну тогда поздравляю, что ли… – неуверенно начал мастер, пытаясь подобрать слова. – Служите честно, не опозорьте, ну в общем, как-то так… – пробормотал он.

– Спасибо, Василий Николаевич. Не подскажите нам, куда теперь? – помогая мастеру выйти из сложившейся ситуации, спросил Валентин.

– Так в кадры вам. На второй этаж. Повестки покажите, они знают, что делать, – приходя в себя ответил Василий Николаевич.

– Спасибо за все, – забирая повестки из рук удивленного мастера, почти одновременно произнесли друзья.

В отделе кадров все прошло быстро и буднично, процесс увольнения восемнадцатилетних пэтэушников давно был поставлен на поток. – Получите бегунок. Сдайте робу и инструмент. Подпишите в инструменталке, подпишите в бюро пропусков и во втором отделе. Если все успеете, завтра в кассе заводоуправления получите расчет. До свидания. – На все про все пять минут, даже обидно немножко, все-таки три месяца в коллективе, и так сухо: «До свидания».

Вся вторая половина дня ушла на подписание бегунка и получение заветных подписей, проблем с этим не возникло. Разве что все говорили какие-то слова и желали хорошей службы. За этими хлопотами Толстый успокоился и смирился с произошедшим, в отличие от Валентина он охотно приглашал всех на проводы и совершенно не замечал того, что друг этого не делает. Ближе к вечеру призывники добрались до второго отдела и сдали пропуска. Рабочий день заканчивался, и формальности с увольнением тоже, осталось получить расчет и готовиться к проводам, но это уже завтра. Распрощавшись и договорившись созвониться утром, друзья направились по домам.

– Отработал? – встретила Валентина вопросом мать.

– Ага, – коротко бросил Валя, решив дождаться с работы отца, чтобы два раза не пересказывать новость. Молча пройдя в свою комнату, Валя лег на диван и уставился в потолок. Вопрос с медкомиссией не давал ему покоя. Один раз эта медкомиссия уже подпортила ему жизнь. Два года назад они с отцом решили подать документы в суворовское училище, но до сдачи документов дело не дошло. На медицинской комиссии выяснилось, что у Валентина кривая перегородка носа – последствия занятий хоккеем. И для того чтобы быть допущенным к экзаменам, нужно было сделать операцию по исправлению перегородки. Тогда решили не делать операцию, все-таки в хоккей Валентин играл до сих пор, а поступит или нет в училище еще вилами на воде написано. Тогда они вернулись к первоначальному плану: сначала сходить в армию. Неужели эта перегородка помешает ему попасть на этот раз в морфлот, как тогда – в суворовское училище. Хлопнула входная дверь, с работы вернулся отец. Дождавшись, когда глава семейства поужинает и родители устроятся в комнате перед телевизором, Валентин пошел радовать их новостью об армии.

– Родители, внимание, я получил повестку в армию, – сразу с порога начал Валентин. Мама замерла с открытым ртом, не зная, как реагировать дальше.

– Хорошо, – сказал отец, не отрываясь от просмотра телевизора и даже не обернувшись.

– Что хорошо, ты хоть слышал, что он сказал? Сына в армию забирают, а он уперся в телевизор. Боря, ты что, не слышал, что он сказал? – уже во второй раз и на повышенном тоне спросила мама отца.

– Слышал, его забирают в армию, – совершено спокойно ответил отец. – Поздравляю сын, – продолжая смотреть передачу, бросил он Валентину. Борис Петрович был детдомовцем и сам служил в армии на далеком острове Сахалине. В общении с сыном он придерживался самого простого метода – не вмешиваться. Коллектив, будь то школа, спортивная секция, одноклассники или армия, лучше него справятся с воспитанием отпрыска. Он был полностью уверен, что сын должен сам, методом проб и ошибок, понять, что он хочет, и поэтому крайне редко интересовался, как идут дела у сына. Когда-то давно он один раз в беседе с сыном дал ему понять, что никто ничего для него не будет делать, и если он чего-то хочет, то должен рассчитывать только на себя. Может быть, сказано это было в нужный момент, или слова были правильно подобраны, но Валентин запомнил этот день и позже понял, насколько отец был прав. Валентин старался как можно реже беспокоить родителей по пустякам. К последним он относил все происходящее с ним, родители зачастую не знали, чем живет их сын. Сытый, не болеет, значит все хорошо. К младшей сестре Валентина родители относились с большим вниманием, может быть, потому что она младшая и ей всего десять лет, а может быть, потому что дочь. В любом случае у Валентина не было ревности, сестру он любил, по мере сил и возможностей защищал ее, он даже был рад, что все внимание предков доставалось Маше, придерживаясь мнения «чем меньше знают родители, тем крепче спят».

– Когда? – спросила не без тревоги в голосе мама.

– Пока ничего не понятно, в пятницу нужно медицинскую комиссию пройти, – пожав плечами, ответил сын.

– Зачем? Ты же проходил уже, – включился в разговор отец.

– Я не знаю, сказали прийти и пройти заново, а там видно будет. Сереге Толстоухову восьмого октября с вещами, а мне на комиссию. Может, еще и не заберут, – попытался успокоить маму Валя.

– Заберут, не переживай, – свел на нет все усилия Валентина отец.

– Боря! – Прикрикнула на него мать. – Он же говорит, что еще ничего не ясно, у него вообще бронхит хронический, забыл что ли.

– Бронхит не плоскостопие, – парировал отец. – Зачем раньше времени панику разводить, сходит в пятницу и все выяснит, – закончил он.

– Сам что думаешь? – глядя на сына, переживала мама.

– Не знаю, – вновь поднял плечи Валентин.

Разговор, судя по всему, подошел к концу. Валя пошел на кухню ужинать, за ним следом поспешила мама.

– А что если в пятницу скажут, что годен? Когда заберут? А проводы когда? – не могла, успокоится мать.

– Мам. я сам ничего не знаю, давай потерпим два дня, – стараясь не раздражатся, ответил сын. Есть не хотелось совсем. Валентин нарезал бутербродов и пошел в комнату. «Поскорее бы пятница», – думал он. Эта неопределенность бесила. По коридору ходила мама, погруженная в свои мысли, ни сын, ни муж не поддерживали ее в переживаниях, нужно было с кем-то поделиться новостью, и она подняла трубку телефона, набрала номер своей сестры и без приветствия начала: «Валю в армию забирают». Услышав, что мама нашла себе собеседника, сын улыбнулся: по крайней мере, к нему она не будет приставать какое-то время.

В принципе, Валентин готов был уйти в армию хоть в пятницу. С работы он уволился, дел особых нет, лед на катке еще не залили, организовать проводы не проблема, для этого нужно только сделать два телефонных звонка, и к вечеру все друзья будут сидеть за столом, выпивая и закусывая курицей под звуки «Наутилуса Помпилиуса». «Поскорее бы пятница», – засыпая, думал Валя.

Пятница, 28 сентября

«Наконец-то сегодня все решится», – в приподнятом настроении думал Валентин, стоя в душе. Вторник, среда и четверг прошли в мучительных мыслях о предстоящей медкомиссии. Кое-как уговорив самого себя, что здоров, Валентин был готов к любому решению, но интуиция подсказывала ему, что комиссия – это только надводная часть айсберга, и дело вовсе не в здоровье, а в чем-то другом. В том, о чем он даже догадываться не может, и ответ знает только капитан, так загадочно куривший, глядя в окно. Ровно в 9:00 Валентин вошел в военкомат. Дежурный сразу узнал его, что было понятно по его широкой улыбке.

– Прибыл, боец, – по военному, поприветствовал он Валентина. – Жди, – не дав ответить, произнес он и пошел по коридору в сторону кабинета военкома.

К удивлению Валентина, в комиссариате больше не было призывников, обычно в дни медицинской комиссии по коридорам снуют из кабинета в кабинет полуголые подростки, а сегодня пусто. Это открытие лишь подтвердило опасения Вали, что дело не в комиссии. Военком и прапорщик вышли из кабинета, и прямо оттуда дежурный махнул рукой Валентину, чтобы он подошел к ним. Валя пошел по коридору, издалека он заметил, что в руках капитана папка, скорее всего, это его личное дело. Капитан протянул руку, Валя пожал ее.

– Здравствуйте, – удивлено поздоровался Валя.

– Здравия желаю, – поправил его военком. – Привыкай. За мной! – скомандовал он.

Следуя за капитаном, Валентин оказался в дальнем конце коридора перед дверью, на которой не было таблички.