Россия на перепутье эпох. Избранные исследования и статьи в IV т. Том II

Значительно сузились размеры промышленности во Владимирской губернии. В Орехово-Зуеве было обильное предложение рабочих рук на летние работы. С пасхи сюда нахлынули массы рабочих из Владимирской, Рязанской, Тульской Московской и Калужской губерний. Наплыв рабочих вызвал понижение и без того невысокой платы. Без куска хлеба остались многие сотни рабочих Сормово.

В кризисные периоды резко повышалась безработица. Пользуясь этим, капиталистические предприниматели повсеместно прибегали к снижению ставок заработной платы и усилению эксплуатации тех, кому удавалось сохранить работу. Одновременно с этим они шли на сокращение рабочей недели, что серьёзно ущемляло материальное положение работающих.

Среди источников дополнительной наживы на многих предприятиях активно фигурировала изощрённая система штрафов. Широко использовались обманные расчёты с рабочими, по которым выходило, что в должниках оказывались мастеровые, а не предприниматели.

Для периодов промышленной революции, как на Западе, так и в России, было характерно падение реальной заработной платы. Вследствие этого даже при относительно быстром росте производства в годы экономических подъёмов быт рабочих изменялся к лучшему очень медленно.

Исследования быта фабричных рабочих, проводившиеся в 1880-е годы в Московском округе, выявили следующую картину. На всех крупных фабриках жилые помещения для рабочих представляли собой большие, многоэтажные казармы с центральными коридорами и комнатами-каморками по сторонам, отделёнными одна от другой дощатыми, не доходящими до потолка, перегородками. В каморке нередко помещались по две – три и более (до семи) семьи, в некоторых – одиночные рабочие. В конце концов, большая часть коморок превращались в общие спальни. Нигде, ни на одной фабрике Московского округа не имелось никаких норм, по которым осуществлялось распределение жильцов по каморкам. Единственным пределом расселения служили лишь физические возможности вместить ещё семью или одинокого.

Фабрики, где в жилых помещениях для рабочих содержания воздуха достигало 1 кубической сажени на человека являлись редкостью. Иногда средний показатель опускался до ? кубической сажени. Устройство спален везде было одинаково. Случаи, когда в каморках кроме нар имелись ещё столы и табуретки, были редкими. На нарах, имевших вид сплошных дощатых помостов без всяких перегородок на отдельные места, рабочие спали вповалку, один возле другого. На преобладающем большинстве фабрик мужские помещения не отделялись от женских. Нары часто делались в два яруса и при обычной высоте комнат в 3—4 аршина, верхний ярус отстоял от потолка на ? аршина. Семейные рабочие старались отделить себя от остальных занавесками, и в некоторых случаях тонкими тесовыми перегородками. При переполнении спален они были грязны, плохо вентилировались. После продолжительного труда в испорченном воздухе мастерских рабочие тотчас переходили в ещё более испорченный воздух фабричных спален.

Часть рабочих жила на «вольных квартирах». Но и условия проживания на таких квартирах, как правило, мало чем отличались от условий фабричных казарм.

Исследования фабричного быта выявили крайнюю скудность рабочего питания. Все пищевое продовольствие обходилось взрослому рабочему Московского округа в среднем в 5 руб. в месяц, женщинам и малолетним работникам – в 3 руб. 35 коп. в месяц, что составляло в заработке мужчин 36,3%, женщин – 32, 62%, подростков 65, 94%. В таких условиях находились 39, 4% обследованных рабочих Московского округа. Остальные 60,6% рабочих имели бесплатное жилое помещение и тратили на питание несколько меньше.

Хотя артельное продовольствие по количеству пищи признавалось достаточным, то по качеству оно было скудным и однообразным. Пища состояла из чёрного хлеба, щей из кислой капусты, гречневой или пшённой каши с говяжьим салом, картофеля, кислой капусты в сыром виде с конопляным маслом или квасом и огурцов. В постные дни (190 в году) говядина в щах (? фунта в мужских артелях, около 1/5 фунта в женских и детских артелях) заменялась снетками. Питание рабочих, живших на наёмных квартирах, было ещё более скудным и в количественном, и в качественном отношениях. Пищу здесь составляли чёрный хлеб, щи, каша, мясо (в среднем 10 золотников с костями на человека), которое в постные дни не всегда заменялось рыбой. У женщин и детей даже гречневая каша считалась роскошью [9].

Проведённый известным российским гигиенистом, профессором Ф. Ф. Эрисманом анализ дневной пищи фабричных рабочих Московской губернии, взятый в сравнении с дневным питанием двух категорий западноевропейских рабочих, показывает следующие результаты (табл. 4).

Источник: Покровский В. Фабричные и заводские рабочие // Энциклопедический словарь Ф. А. Брокгауза и И. А. Ефрона. Т. ХХХV. СПб., 1902. С. 212.

Из приведённой таблицы 3 видно, что в целом русские рабочие потребляли примерно одинаковое количество питательных веществ с рабочими Запада. Однако проблема заключалась в том, что структура питания русских рабочих резко отличалась от западных в худшую сторону. По Эрисману 76,5% белков всей пищи и 91,5% углеводов фабричными рабочими Московской губернии усваивались в виде хлеба и каши [10].

Скудость быта и питания русских рабочих объяснялись, прежде всего, низкой заработной платой, являвшейся как следствием низкой производительности труда, так и стремления предпринимателей к дополнительным доходам за счёт рабочих.

Тяжёлые условия труда и быта фабричных рабочих способствовали оживлению их стачечной борьбы за свои права. Большой общественный резонанс в России имела знаменитая морозовская стачка 1885 года на Никольской мануфактуре фабриканта Т. С. Морозова в Орехово—Зуевое Владимирской губернии [11]. Она вскрыла такое угнетённое положение рабочих, что присяжные заседатели на 101 пункт обвинительного заключения прокурора ответили отрицательно, оправдав руководителей стачки – подсудимых. «На Руси раздался салют рабочему вопросу» – прокомментировал ситуацию один из главных идеологов консерватизма Катков.

К началу ХХ века положение фабричных рабочих России начинает постепенно изменяться к лучшему. Этому в значительной мере способствовал промышленный подъем 1890-х годов. Сокращается продолжительность рабочего дня, растёт заработная плата, повышается общий жизненный уровень рабочего населения. О размерах и динамике роста заработной платы в стране дает наглядное представление таблица 5.

Значительно растут культурные потребности рабочих, улучшается их быт. В крупных городах страны по инициативе предпринимателей начинает реализовывать программа строительства для рабочих дешёвых квартир. В Москве, например, с такой инициативой выступили купцы Бахрушины. При фабриках и заводах открываются детские сады и ясли, общеобразовательные и профессионально-технические школы, народные дома, библиотеки и читальные залы.

К 1914 году около 90% рабочих ведущих промышленных центров страны были грамотными. На 1 января 1910 года в России действовали 1923 низших ремесленных учебных заведений с 90,3 тыс. учащихся, которые давали образование и профессиональную подготовку детям рабочих [12]. Успешно осуществлялась в целом по стране разработанная по инициативе земского и городского самоуправления программа всеобщего обязательного начального обучения [13].

* * *

Отмена крепостного права изменила правовой статус миллионов людей. В этой ситуации возникла необходимость более детального регулирования взаимоотношений между рабочими и предпринимателями. В России начинается разработка концептуальных основ фабричного законодательства. Характерной его особенностью являлся превентивный характер. Российское законодательство, направленное на формирование правовой основы для развития промышленности и нейтрализации негативных социальных последствий начальной стадии индустриализации, в значительной мере учитывало опыт стран Западной Европы, переживших эпоху революционных потрясений 1848—1849 годов.

В условиях возросшего интереса к рабочему вопросу в 1860-70-е годы был создан целый ряд государственных межведомственных комиссий, действовавших под началом таких видных государственных деятелей, как член Совета министра внутренних дел А. Ф. Штакельберг (1859—1862), член Государственного совета П. Н. Игнатьев (1870—1872), министр государственных имуществ П. А. Валуев (1874—1875). Задача этих комиссий состояла в том, чтобы урегулировать условия найма рабочих, добиться взаимопонимания между рабочими и работодателями.

Как показывает исследование В. Л. Степанова, в этих комиссиях скрупулёзно изучались правовые нормы западных государств. Особое внимание уделялось законодательству Англии, которая была самой передовой страной в области охраны труда. Учитывался также опыт Франции, Германии, Австро-Венгрии, Бельгии, Швейцарии и США [14].

Одним из реальных выражений проделанной комиссиями работы явилось утверждённое 16 августа 1866 года императором Александром II постановление Комитета министров об оказании предпринимателями врачебной помощи рабочим и устройстве фабричных больниц. Согласно этому постановлению, имевшему силу закона, при всех фабриках, действовавших в России, должны были устраиваться больницы для рабочих из расчёта 1 кровать на 100 рабочих, при этом врачебная помощь должна была оказываться рабочим бесплатно, за счёт предприятий. Несмотря на то, что закон о фабричных больницах рассматривался как временный и был принят «впредь до указаний опыта», действие его продолжалось до начала ХХ века и дало свои положительные результаты. Согласно статистическим исследованиям в 1898 году на территории Европейской России (за исключением горных заводов и промыслов) врачебная помощь рабочим за счёт предпринимателей оказывалась на 3488 фабриках и заводах из 19.292, подчинённых надзору фабричной инспекции. Но это были крупные предприятия, на которых трудились 1.017.309 рабочих из 1.453.925 занятых в промышленном производстве. Таким образом, врачебной помощью пользовались 70% рабочих частных предприятий, расположенных в Европейской части России.

Наряду с врачебной помощью рабочим, терявшим работоспособность, стала оказываться некоторая материальная помощь через больничные кассы, кассы взаимопомощи, обязательное страхование от болезней. Первоначально подобного рода учреждения стали создаваться в западных промышленных губерниях страны, позднее – на других территориях.

Обобщённая оценка либеральной экономической наукой пореформенной России положения дел в сфере взаимоотношений между предпринимателями и рабочими нашла отражение в программной записке Н. Х. Бунге «Улучшение положения промышленности, обрабатывающей и торговой» [15]. В этом документе видный русский экономист рассматривал рабочий вопрос как приоритетную внутриполитическую проблему. Он отмечал, что отсутствие в России законов, регулирующих наёмный труд, может иметь пагубные последствия для развития отечественной экономики и правопорядка. Особый акцент он делал на положении малолетних работников и женщин, проблемах продолжительность рабочего дня, условиях труда.

Положение малолетних работников и учеников ремесленных мастерских впервые попадает под пристальное внимание общественности в период демократического подъёма конца 50-х – начала 60-х годов ХIХ века. В эти годы в столичной и местной печати появляется целый ряд материалов, рассказывающих о бедственном положении ремесленных и торговых учеников, авторы которых требуют пересмотра существовавшего порядка надзора за условиями труда малолетних работников.

В декабре 1859 года при петербургском градоначальнике была создана особая комиссия для обсуждения проекта правил для фабрик и заводов столицы. В её состав вошли и либеральные экономисты – В. П. Безобразов, Н. Х. Бунге, И. В. Вернадский, И. Я. Горлов, Е. И. Ламанский и другие. Либеральные экономисты не только одобрили предусмотренные ограничения детского труда на предприятиях, но и предложили еще более существенно облегчить участь молодого поколения – допускать к работе детей не с 10, а с 12 лет, для тех, кому не исполнилось 14 лет, установить 6-часовой рабочий день, для подростков с 14 до 16 лет – 12 часовой, для не достигших 18 лет отменить ночные работы [16]. Либералы рекомендовали при введении правил в действие запретить детский труд на вредных для здоровья производствах, создать для малолетних работников условия для обязательного посещения школы. Многие из выдвинутых либеральными экономистами предложений были учтены как комиссией при градоначальнике, так и государственной комиссией по рабочему вопросу А. Ф. Штакельберга.

В 1860 году петербургский генерал-губернатор граф Н. П. Игнатьев обратился с официальным письмом к главному попечителю Императорского человеколюбивого общества петербургскому митрополиту Григорию, в котором обществу было предложено взять на себя надзор за ремесленными учениками и хозяевами частных мастерских.

«Весьма часто обнаруживаемые беспорядки в ремесленных заведениях столицы и жестокое обращение мастеров с учениками, – писал граф Игнатьев, – указывают на совершенное бездействие надзора за этими заведениями, возложенного законом на Ремесленную управу. Комиссии, учреждённой при Министерстве внутренних дел, поручено пересмотреть Ремесленный устав, и ею, вероятно, будет обращено внимание на устройство надзора более полезного и деятельного. Между тем, – жестокое обращение мастеров с учениками, изнурительные работы, воспрещение ученикам ходить по праздникам в церковь продолжаются и в настоящее время. Многие ученики несколько лет не были у исповеди и св. причастия. Лишённые средств к нравственному образованию, эти ученики, большею частью, малолетние и несовершеннолетние, не обещают, при таких условиях, быть современными полезными гражданами»

Генерал-губернатор предлагал в этой связи возложить на попечителей о бедных человеколюбивого общества обязанность посещать находящиеся в их частях ремесленные заведения «для наблюдения за удовлетворительным содержанием мастерами учеников» [17].

Совет человеколюбивого общества с пониманием отреагировал на просьбу генерал-губернатора и заручился поддержкой в этом Александра II, проявлявшего личный интерес к деятельности общества. 21 октября 1860 года последовало высочайшее повеление предоставить членам общества право осмотра ремесленных заведений в Петербурге для наблюдения за положением ремесленных учеников. Вскоре после этого активисты общества получили специальные удостоверения («открытые листы») за подписью генерал-губернатора, дававшие им возможность наблюдать за положением ремесленных учеников и о каждом случае нарушения мастерами установленных законом правил в отношении содержания учеников доводить до сведения главного начальника столицы. Аналогичная задача вскоре была возложена и на Общество попечения о неимущих и нуждающихся в защите детях в Москве.

Активистами общественно-благотворительных организаций было немало сделано для улучшения положения малолетних учеников. Именно по их инициативе в имевшем характер закона Ремесленном уставе предписывалось, что никто из ремесленников, кроме мастера, не может держать у себя учеников. «Мастер, – говорилось в Ремесленном уставе, – обязан учеников своих учить усердно, обходиться с ними человеколюбивым и кротким образом, без вины их не наказывать и занимать должное время наукою, не принуждая их к домашнему его служению и работам» [18].

По действовавшим законодательным нормам все ремесленные заведения и мастерские были отнесены к категории публичных мест, то есть таких, которые являлись открытыми «для всех без всяких особых приглашений». Кроме того, кассационными решениями Правительственного Сената предписывалось, что меры домашнего исправления детей не должны иметь характер жестокого обращения, или одиночного заключения. И что «наказание розгами не принадлежит к мерам домашнего исправления» [19].

Ремесленный устав определял, что мастер должен вести себя благочинно и поведением своим и трудолюбием подавать подмастерьям и ученикам добрые примеры, а при том содержать их исправно и своевременно выплачивать положенную плату. Кроме того мастерам и подмастерьям поручались первичный социальный контроль за поведением учеников и их воспитание. «Подмастерье, – говорилось в документе, – не должен сметь ночевать вне дома своего мастера без его ведома и дозволения; наипаче же запрещается ему сманивать с собою учеников в трактиры или непозволенные собрания. …Всякий подмастерье обязан правила своего ремесла показывать ученику того мастера, у кого работает, и обучая его, смотреть за поведением и наставлять благонравию, а при том обходиться с учеником мирно и тихо». Было установлено, что ремесленный ученик обучается ремеслу не далее пяти лет и не менее трёх лет. Этот срок мог быть и меньше, если в учение поступал подросток, уже имевший определённые навыки трудовой деятельности. Если взятый мастером на обучение ученик оказывался неспособным к обучению «по тупому понятию или слабому телесному сложению», то по прошествии после заключения договора шести месяцев мастер обязывался известить об этом лицо, которое отдало ему ученика в обучение.

Предписывалось, что ремесленник под угрозой взыскания не должен «отгонять от себя ученика своего» прежде чем закончится определённое на его обучение время. Если же у него появлялись какие-либо законные основания расстаться до времени с учеником, то он обязывался известить об этом цехового старшину и старшинских товарищей (заместителей). После трёх лет проживания у мастера ученик должен был получить от него письменное свидетельство, «какое он заслуживает по верности, послушанию, почтительности, прилежанию, искусствам и поведению». С таким свидетельством ученик мог оставаться и далее у мастера или уйти от него.

Благодаря заботе общественности многие малолетние ученики и работники получили возможность учиться в воскресных и вечерних школах, движение за создание которых получило в начале 1860-х годов широкий размах в ряде крупных городов страны. Именно по инициативе общественности было законодательно закреплено право малолетних тружеников не менее трёх часов в день проводить в школе. Силами общественности предпринимаются первые шаги по организации разумного отдыха малолетних учеников, их рекреации.

Действовавшее в Петербурге Попечительство над детьми, отдаваемыми в обучение ремёслам, имело, к примеру, специальное помещение, где проводились воскресные собрания детей, обучающихся у мастеров. Здесь организовывались уроки пения и чтения с туманными картинками (диапозитивами), организовывались занятия по русскому языку Закону Божию и арифметике.

К началу 1880-х годов эксплуатация труда несовершеннолетних на заводах и фабриках России приобретает особо крупные масштабы. В этой связи под напором общественного мнения 1 июля 1882 года правительство было вынуждено принять специальный закон о труде малолетних рабочих, согласно которому малолетние, не достигшие 12-летнего возраста, не принимались в промышленные заведения. Для 12—15-летних работников запрещались ночные смены, а дневные должны были продолжаться не более четырёх часов сряду и не долее восьми часов в сутки [20].

Этим же документом для надзора за исполнением постановлений о работе и обучении малолетних рабочих была учреждена особая инспекция, находившаяся в ведении Министерства финансов, по департаменту торговли и мануфактур. На инспекторов по надзору за работой и обучением несовершеннолетних возлагались следующие обязанности:

– наблюдение за исполнением постановлений о занятиях малолетних рабочих и о посещении ими начальных училищ;

– составление, при участии чинов местной полиции, протоколов о нарушениях упомянутых постановлений и передача этих протоколов в подлежащие судебные установления;

– обвинение на суде виновных в совершении означенных проступков [21].

В дополнение и изменение Закона 1 июня 1882 года, 12 июня 1884 года было высочайше утверждено мнение Государственного совета о школьном обучении малолетних, работающих на заводах, фабриках и мануфактурах, о продолжительности их работы и о фабричной инспекции [22]. Согласно новому Закону малолетние работники фабрик, заводов и мануфактур, не имевшие свидетельств об окончании, по крайней мере, курса одноклассного народного училища или его аналога, обязывались посещать школы, открываемые при означенных промышленных заведениях или же находящиеся поблизости от них.

Попечение об учреждении особых школ, дающих малолетним рабочим первоначальное образование, а также о приспособлении для этой цели существующих народных училищ, возлагалось на инспекцию по надзору за занятиями и обучением малолетних работников при содействии ей в необходимых случаях местного учебного начальства. Обязанность по открытию школ возлагалась на владельцев фабрик, заводов и мануфактур. Такие училища могли открываться как для одного промышленного заведения, на средства его владельца, так и для нескольких промышленных заведений, находившихся поблизости, на общие средства владельцев. Порядок посещения этих училищ, а также объем и план преподавания в них устанавливался по взаимному соглашению окружных инспекторов с директорами народных училищ.

Закон не исключал возможности открытия не только элементарных начальных школ, но и учебных заведений повышенного типа. В таком случае предприниматели обязывались предоставлять возможность своим малолетним работникам, имевшим свидетельства об окончании курса в одноклассном народном училище, посещать подобные учебные заведения.

Все губернии страны, в которых существовала фабричная, заводская или мануфактурная промышленность, распределялись в отношении надзора за работою и обучением малолетних на 9 округов. В каждом округе устанавливалась соответствующая должность инспектора и его помощника.

Однако законодательные акты о труде малолетних в России очень часто нарушались предпринимателями. Кроме того, количество штатных единиц инспекции было крайне ограниченным. Это делало ещё более актуальным и необходимым общественный контроль за положением несовершеннолетних тружеников.

Интересны воспоминания фабричного инспектора С. Гвоздева, в которых показано как нарушались предпринимателями положения закона о работе малолетних и как был в целом организован труд несовершеннолетних. «Тот аргумент, что малолетние принимаются на работу из жалости к ним, приходится слышать почти на всех заведениях, пользующихся им трудом. Действительно, бывают иногда случаи, что работа на фабрике является необходимою малолетнему для поддержания его существования. (Это не значит, конечно, что, принимая малолетнего на работу, фабрика исходит из соображений о его нужде). Мне не раз приходилось встречать круглых сирот или единственных детей у убогих, неспособных к труду родителей, которые работою на фабрике содержали и себя и семью. Но такие случаи не часты. Несравненно чаще случаи, когда семья при взрослых работниках, но при большом числе неспособных к труду едоков настолько нуждается, что рада всякому гривеннику, приносимому в дом ребёнком, только что вышедшим из самого нежного возраста. Так как малолетние принимаются сравнительно немногими фабриками, то приходится ждать до 15-летнего возраста. Многие не выдерживают такого срока и стараются пристроить на фабрике малолетка под видом подростка. Сделать это, по видимому, очень просто: достаточно только попросить волостное правление, выдающее необходимые для поступления на фабрику „видки“[3 - «Видок» – уменьшительное название документа «вид на жительство» – Авт.] ст, какой вам угодно. Таким путём мог бы быть сведён на нет весь закон о работе малолетних, если бы фабричным инспекторам не было предоставлено наказом права требовать в удостоверение возраста малолетних и подростков (до 17 лет) представления выписей из метрических книг. Только это обстоятельство и сдерживает заведующих от приёма на фабрику без разбора всех, кому по вику или паспорту значится не менее 15 лет: ведь им так было бы выгодно держать малолетних, которые работали бы наравне со взрослыми. И, тем не менее, в моей практике бывали поразительные в этом отношении случаи. Например, на одной вполне благоустроенной, солидной фабрике не оказалось метрик у подростков; я предложил заведующему вытребовать метрики и доставить их мне для просмотра, при этом отметил несколько лиц, которым по видкам значилось даже 17 лет. И вот, когда метрики были представлены, оказалось, что не только тем у которых в видках стояло 15—16 лет, но даже числившимся 17-летними в действительности было только 14, 13 и даже 12 лет» [23].

Труд детей и подростков использовался, как правило, на самых тяжёлых участках производства, а также на подсобных работах.

По-прежнему в тяжёлом положении находились дети и подростки, работавшие в частных ремесленных мастерских, торговых предприятиях. Официально большинство из них числилось учениками, однако на деле они выполняли ту же самую работу, что и взрослые работники, получая за это жалкие гроши, а то и вовсе работая бесплатно, «за хозяйские харчи». С развитием капиталистических отношений в российских деревнях стал распространённым обычай отправлять мальчиков, а иногда и девочек в учение в город, в мастерские или торговые заведения «с хлеба долой».

«Несмотря на разные постановления и распоряжения о нормировке рабочего дня, о минимальном возрасте для приёма в обучение и прочее, – писал в 1913 году С. Иверонов, председатель правления московского кружка трудовой помощи, – до сих пор приходится читать о массе злоупотреблений, жертвами которых делаются малолетние ученики частных ремесленных мастерских. Среди грубых товарищей, под влиянием невежественных ремесленников, проходит отрочество. Если выдержит здоровье, ученик превращается в подмастерье и мастера, часто и мастерство-то своё знающего плохо… И однако даже такие жалкие познания в ремесле, даже этот скудный заработок, даваемый им, считается удовлетворительным. Забывается при этом, каких трудов стоила эта выучка, ценою какого надругательства над детской душой она далась. А сколько таких тружеников остановилось на половине дороги, погибших, погубленных среди безобразий пьяной, развратной среды» [24].