Рязанский сказ. От Мурома до Рязани

– Дорожный развал, – сделал вывод Виталий и подошел к мужчине, продающему сушеных лещей, – Почём вот этот, с добрыми глазами?

– Сто рублей. Но так, как ты ему понравился, отдам за восемьдесят. Только ему без пары будет скучно, бери два по семьдесят. Спасибо, добрый человек.

– Скажите. Гусь – Хрустальный далеко отсюда?

– Да вы приехали! Вот поворот и первые дома.

– А поворот на Нечаевское?

– Поворот на Нечаевское вы уже давно проехали, километров шесть будет. Сейчас вернетесь назад, за остановкой налево, ещё километр и ваше Нечаевское.

– Да нет, нам на Муром выехать, – Виталий отыскал женщин, с любопытством рассматривающих деревянные скульптурки.

– Едем. Где штурман наш? Борис, поехали. Как ты поворот прошляпил?

– Не было там никакого указателя. Черт, наверное, попутал.

– Это его Баба-яга в Муром не пущает, – Катерина решила «отыграться», – Я видела, какая-то баба дорожный знак в лес потащила. Наверно это и был указатель.

Со смехом вернулись, со смехом повернули, со смехом глядели по сторонам, пока не уперлись в стелу с красивой надписью «Муром». А на полотнище, вдоль дороги плескались на ветру слова: «Поздравляем с днем семьи, любви и верности!». Впереди, утопая в зелени, и мигая сверкающими отблесками Оки, белел загадочный город Муром!…

©… Иван, уже собирал молотки, когда у кузни появился Яфим Темный.

– Анисим Петрович наказал, шоб я подковные гвозди у тоби увез. Где забирать-то?

– Вона у бочки лежать, бяри, скольки надо.

– А ты куды торописи? – Яфим поставил корзину с гвоздями у телеги, – Аль, опять мою невесту против мени настраивати? Ты это, на рожон не лезь, на чужое глаз то не ложь. Анисим Петрович говорил, что Зинка яво ужо наполовину твая. Вот и пользуйси. А Екатерину не трожь. Пасля завтри маи будуть о свадьбе решать. Чаго тянуть? А ты, таво, забудь. Не ровен час, како дерево на голову упадеть, или ящо чаго.

– Никак ты грозить задумал? Не боюся, не пуганнай. Зинкину половину соби забирай, вот таби пара, будяшь Анисиму Петровичу сапоги чистить, он енто любить. А Катерина тоби не пара. Будеть тоби отказ, а не помолвка, дорогу туда забудь, вот мой совет. Гвоздя взял? Вот и вези, куды надо.

Яфим побелел, потом, покраснел, потом взял в руки палку, но увидев, что у Ивана в руках молоток, бросил палку в телегу.

– Посмотрим, чья возметь. Бойси! – и телега с грохотом выехала с барского двора.

– Сам бойси! – уже в темноту прокричал Иван, – Не будеть тоби посля завтри.

Отец встретил Ивана с загадочным лицом

– Чаво запоздал? Мы ужо заждалися. Проходь к столу, разговор естя.

– Случилось чаво? – Иван помыл руки и сел за стол. Братья переглядывались и хихикали, толкая, в плечо друг друга.

– Анисим Петрович заходил, пасля обеда, – начал разговор батенька, – Пасля завтра ждеть сватов. Сказал, что пора. Дальше тянуть нельзя. Зинаида яго не против. Я туто свояка Прохора Пронькина попросил за сватов пойти. Он не против. Ты, сынок, как думашь? Не подвядеть?

– Не будять никаких сватов! – Иван вспомнил разговор с Яфимом, – Не нужна мне ихняя Зинаида.

– Как ты с родитялями то говоришь, – отец сдвинул брови, – Аль, забыл, кто таби жизню дал. Не позволю, чтоба в роду Мусатовых кто противу родителя шел. Ты задумал на нас позору навести? Не выйдеть! Посля завтри будеть по – моему!

– Не будеть! – Иван выскочил из-за стола и хлопнул дверью. Отец схватил вожжи и выскочил за ним. Мать опустилась на скамью и закрыла передником лицо: «Что будить? Что таперя будить?».

Долго ещё в амбаре шумело, грохотало. Потом все стихло, а утром отец, дождавшись, пока братья уйдут в поле, посадил Ивана и маменьку напротив стола и объявил своё решение:

– Слово мое такое. Собери Ивану кой, какие вещи. Завтри Иван уезжает в Муром к моему брату Николаю. Об этом никто не должон знать. Пропал, мол. Можа в лес ушел. А можа в Гусь убяжал, хто знат? Даю на первое время двадцать рублёв, больше не могу. В Ташенке тоби мой приятель на баржу посадить, я в записке написал. Вот письмо дядьке твому, небось приютить, он человек не бедный. Седня работай, как ничаго и не было. Уйдешь, как стемнеет. И не по дороге, а лесом. По – хорошему, тоби бы голову снясти, за непокорность, да, видать, судьба свой выбор дала. Не суди нас, а мы за тобя здеся помолимси.

В кузне Иван старался скрыть своё нетерпение, даже приветливо кивнул, промелькнувшей мимо, Зинаиде. «Только бы Степан не подвел!». Иван утром отправил Степана с запиской Катеньке, чтобы готова была к вечеру с ним бежать. Записку он должен был передать Лизавете, а та, тайно, отнести Катеньке. Как только солнце коснулось верхушек леса, Иван закрутил в тряпочку несколько мусатов, два, хорошо отточенных ножа, и уложил их в, заранее приготовленную, холщевую котомку: «Кажись всё. Хорошо, что Анисим Петрович уехал в Касимов. У него нюх, как у пса Васьки, что грямить цепами у ворот. Усё! Не будить тоби, Зинаида, завтри праздника, не будеть тоби кузнеца Ивана! Не будеть тоби ни Гуся-Железного, ни Гуся-Хрустального!».

– Одного прошу сынок, – Слезы маменьки капали прямо на лепешки, исчезающие в полнеющей котомке, – Когды усе успокоитьси, усё наладитьси у вас, пошли весточку. Успакой душу нашу. Прости нас, ежели поступали неправедно. Беряги саби.

– Ну, что ты маменька, – Иван почувствовал, что сейчас сам расплачется, – Усё уляжется. Я обязательно пришлю весточку. Обящаю. Давайте я вас обняму и с богом! Братьям потом объясните. Скажите, что я их тожа люблю.

Пробравшись дворами за деревню, Иван уже не мог сдерживать себя. Крепкие ноги неслись по лесу, ломая, мешающие бежать, ветки. «Катенька! Я бягу к таби! Бягу, моё солнышко! Бягу, чтобы счастье принясти!»

Степан не подвёл. Лизавета ещё утром передала записку Катерине, и они вместе её съели.

– Счастливая ты, Катька! Как в той сказке, что про Ивана-царевича. За Иваном, как за каменной стеной будешь. Он таби любить, он таби беречь будить. А как родители тваи? Ты им ничаго не скажешь?

– Батеньке не скажу. Бабушке скажу, она уже давно догадываетси. Маменьке боюся, пустя бабушка ея скажеть. Посля завтра родители Яфима приедуть, свадьбу обсуждать. Маменька плачет, не нравиться ея Яфим. Бабушка требует от папеньки отказ Яфиму дать. Папенька молчит. Да, что таперь? Всё одно убягу с Ваней, хошь в одной рубахе, хошь без лаптей.

– Тогда сбирайся тайно. Я, как тямно станеть, прибягу за тобой. Толька не передумай!

Иван за гумном, в назначенное время, уже ждал: «Прийдеть, не прийдеть? А вдруг, чаго помешаеть? А, вдруг, передумаеть? Дитя ешо. Да нет, идёть! Это ея юбка шуршить!».

– Пришла, моё солнышко! Давай узелок. Спасибо тебе, Лизавета. Мы побёгли, пока ящо темно.

В Ташенке их встретил дядя Петя Руськин, знакомец батеньки.

– А чаво ж не помочь? Помогим, – дядя Петя почесал бороду, – Заходьте в дом. Через час баржа пойдеть с дёгтем. Пойдемте, я все устрою.

Через час, устроившись между бочками, беглецы наблюдали, как над Окой, розовел рассвет.

– Кто знает, что ты убягла? – Иван достал лепешки и бутылку с квасом, – Давай поедим, путь долгий, только к вечеру будем в Муроме.

– Я бабушке сказала, а она обрадовалась. Сказала: не будеть у таби счастья с Яфимом. Вот собрала узялок. А потом матушка прибягла. Я испугалась. Думала к папеньке потащить, а она вот мне, что положила, – Катерина достала из узелка пирожки и ещё один узелок, – На Ваня, развяжи.

– Откуда это у таби? – Иван положил на тряпочку широкий перстень с кругом посередине и подвески для кички, – Красота какая! Ты хоть знаешь, что за знак на кольце то? Это знак мещеры! Гляди: солнце посередине и треуголки понизу.

– В позапрошлом годе папенька пошел в лес на свитязя и заблудилси. Мы уже думали, сгинул на болоте, а он через неделю объявилси: с бочонком мёда и ентыми железками. Говорит, из болота, какие – то люди достали и привяли в лесную деревню. Чудные, говорит, люди. По болоту ходять, как по твердому. Живуть все вместе в круглой избе, а посередь печка. А вокруг избы, амбары на столбах. А в амбарах тех шкуры висять, мед в бочках стоить. На груди у старшего бляха висить, с нарисованным солнцем и все его слушають.

– То мещера или мокша. Я слышал, как деды про лесных людей говаривали. Те, хто в миру жить не хотять. И молитьси по-нашему не хотять. Но, наверное, добрые люди, что папеньку твоего домой вернули. А кольцо спрячь, пущай полежить.

– Вот и маменька сказала, что оберег это. Своим детям сбиряги.

– Ты, Катенька, поешь, проголодалась, поди уже…

– … Утром прибежал Анисим Петрович

– Где Иван-то? Дворовые сказали, что с утра не появлялся. Или заболел чего?