Прогулки по Каэнглум. Книга вторая. Два лева для Дори

Звук был не тоскливый и не веселый…

– Радостопечальный, – сказал Борис.

Они постояли немного под дождем и разошлись. Коста сменил намокшую сигарету на сухую и пошел в Магистрат. Бай Борис поднял шторы, мягкий грохот эхом раскатился по улочкам, свет из лавки хлынул на мостовую и перед Костой побежала длинная тень.

«Я спросил Александера: – „Почему мне не позвонили вчера?“, тот ответил, что не стали беспокоить в такой уютный вечер, да и ночь близилась. Хъ. Когда же я спросил: – „Так зачем было беспокоить с раннего утра?“, за него ответил Стивен, что мол так положено, в дождь, когда ещё темно. Когда ночь прошла, но утро ещё не наступило. Ему подумалось, что так романтичней. И он угадал!»

…В Рассыльной Конторе Деметра Мендоса светилась на столе лампа. У Сольво таяли ледяные музыканты в беседке, сам Сольво, длинный, в длинном военном пальто с гражданскими пуговицами, стоял рядом, рассматривая оплывающие прозрачные фигуры.

– Коста, здравствуй, ты зайдешь?

– Нет, Сольво. Спешу в магистрат. Прости, что приветствую словом «нет».

– Скажи Коста, как начнётся день, если тебя поздравили словом «нет»?

– Наверно интересно. Не всегда отрицание предполагает что-нибудь отрицательное.

– Как же, выходит я не попробую свежевыпеченной баницы! Ну да ладно. Передай привет советнику Маурицу и Александеру. Не забудь и Стивена.

– Хъ. Ты думаешь я увижу Александера и Стивена так рано?

– Коста с банницей спешит в магистрат с утра пораньше, здоровается словом «нет». Кто тебя мог поднять в дождь? Конечно, Стивен. А это уже, – задумался Сольво, – нет, советник Тендель поспокойней, только Мауриц. Только в его черёд что-то происходит, а для Маурица первый громоотвод – Александер.

Коста спустился по улице, дошел до остановки трамвая[14 - Один из первых трамваев в Северной Европе. Общественный транспорт Каэнглума наряду с омнибусами, последние часто называют «циклоидами» в честь Б. Паскаля.] у памятника Николя Фисетто. Пока ждал трамвай, стоял курил и смотрел на зодчего. Бронзовый Николя, под бронзовым деревом сидел прямо, положив тяжелые большие руки на колени, и смотрел прямо перед собой. Большой, высокий лоб, крупный длинный нос, густые висячие усы, волосы двумя волнами падали по высоко поднятому воротнику сюртука, и Коста подумал, Николя похож на сфинкса-царя, большие руки каменотёса напоминали лапы льва. И весь образ зодчего – крестьянина был царственен.

Бронзовое дерево, похожее на плакучую иву, и Николя удивительно подходили друг другу, «наверно потому что они разной руки» думал Коста, памятник был суров, как если бы бронзу кололи как камень; дерево же, с сотнями переплетенных ветвей и неисчислимым множеством листьев было ювелирным украшением… «Странно, выглядит так живо, хотя говорят, что это не скульптура, но форма снятая с настоящего, а это мертвит».

Летом трамвай ходил с открытыми дверями, редко останавливаясь, люди входили и выходили на ходу. Зимой остановки не пропускал. Коста подождал и сел в задний вагон для курящих. В переговорную трубу он поздоровался и попросил высадить у Ратушной площади. В ответ прозвенел звонок, и голос вожатого сообщил: «Кому ещё у Ратушной? Остановка». В трамвае сидело ещё двое. В самом начале вагона. Сидевший спиной по ходу движения, улыбнулся и сказал Косте: – «А я уже попросил».

Коста узнал одного советника, члена Магистрата, застенчивого и, как казалось Косте, с печальными по-собачьи глазами. Второй, длинноволосый, в плоской шляпе, молча поднял в приветствии руку, не оборачиваясь, смотря в отражение стекла.

6

– День прошел, прошла ночь, пошел дождь и сошел снег. Что увидит Коста?

– Ему не обязательно искать следы. В отличии от нас он опытен. За городом прохладней. И дождя не было.

– Хъ! – Стивен передразнил Косту. – Им с Любке не нужно ползать по талому снегу. Они мастера своего рода. Сядет Коста на пенек и будет размышлять, а потом скажет, кто.

– Не знаю.

Дежурный Матиас появился в дверях с кофейником и корзинкой дров.

– Где ваши кружки?

– Подожди, пожалуйста, Мати, Коста ещё не пришел.

– Он уже пришел. И принес баницу. Стоит внизу, говорит с Кире и господином советником Маурицем.

– Вот так. Что останется от баницы? Матиас, кружки на подоконнике. Располагайся.

Матиас подложил дров в камин и поставил кофейник на решетку. Все собрались у огня. Вошел Коста. Как и многие из района Фисетто, Коста был не ниже коренных каэнглумцев.

Коста держал в руках ящичек, как найденные сокровища. Строго и внимательно посмотрев на всех, он, вместо приветствия, уведомил: – «Это баница.» И мягко улыбнулся.

У него был высокий узкий лоб, прямой тонкий нос, светлые спокойные глаза.

«Похож на политика, плюнувшего на политику и использующего опыт интригана у себя в саду», подумал Стивен.

– Коста, я специально не заходил домой, я так и знал: ты не придешь с пустыми руками. Если, конечно, Кире…

– Кире отказался, он сыт, сыт и советник. Как он сказал: «сыт по горло».

– Завидую. Как его легко насытить! Везет Маурицу, как ему интересно служить….

– Стивен, ты тоже не без приключений, – тихо проговорил Александер.

– Я не служу. Я просто так. А вот рутине, которую разбавляют происшествия, можно позавидовать.

– Стивен, не просто происшествия – это трагедии. Им не порадуешься.

Коста смотрел на отцветший бирюзовый ландыш в черном мраморном лотке на подоконнике, Матиаса, разливающего кофе по кружкам. Вспомнил Бориса и его корзинку. Взял кружку, сел в кресло, поставил кружку на подлокотник, вытянул ноги и закурил.

Повел рукой в сторону окна:

– Ранняя весна, а только недавно Рождество… Рассказывайте.

7

Серебряный автомобиль исчез, и они приехали на место в пролетке Матиаса. За городом такой сырости не было. Коста, подобрав полы плаща, сидел на камне и смотрел.

Стивен, глядя на него, радовался и ждал. «У него взгляд всегда предупреждает движения».

…Снег искрился в полях, сыпался с ели алмазной пылью… Наст, намерзший с утра, сверкал на низком солнце… У ветвей Ели, достающих до берега каньона, суетились два пёстрых паворимага. Третий подошел ближе, полез в пролётку и сел на место кучера. Паворимаг видимо что-то сообщал кобылке, та поднимала голову, поводила ушами и шумно фыркала.

– Раненого привез Иво. Плечо разворочено. Обескровлен. В лазарете, когда нас прогоняли, успел понять, надежд мало. И, видимо, тяжело ранен грифон.

– Грифон?

– Да. Рысь, судя по клокам шерсти и перьям. Самого нет. Следов нет. Только Андерс, Иво и Калоян. Пулю вынули из Андерса, вот она. Остальное Калоян умудрился найти затемно. Стивен протянул одно перо Косте.

Коста рассматривал перо на свет и вспоминал, что говорили ему о повадках грифонов Аннике и Дори. Думал о невозможности охоты на грифона жителями Каэнглума. Коста представлял Калояна, насмешливо задранные густые брови, улыбку одними глазами. Бориса с торжественно – загадочным выражением на лице, овраг, хижину Велета, ландыш, медведя, грифона…

…«Слетел в овраг, больше некуда. Перья и шерсть из-под… как это называется у грифонов? Подплечье? Подкрылье? Это место открывается, когда у грифона крылья подняты вертикально.

Когда он их так поднимает? Следов не было нигде. Но если стреляли, то с Ели. В одном очень удобном месте нет снега».

Ель на треть высилась над берегом Оврага и на две трети уходила вниз. Коста до боли в шее задрал голову: «Хъ. Моя часть города так построена. Прислонилась к горе. – Он потихоньку различал и воспринимал догадку. – Здесь воздух наполнен ответами, можно дышать разгадками!» Коста пустил перо и улыбнулся Ели. Перо плавно полетело к оврагу; один паворимаг, кругленький и пестрее прочих, попытался прыгнуть и схватить перо лапами, но промахнулся, сел и долго смотрел вслед.