Прогулки по Каэнглум. Книга вторая. Два лева для Дори

– А что это? – спросил Коста.

– Верхний парус, сделан из части крыла дракона наврапа… похож на веер.

– Понятно…

– А мне – нет. Вот, кстати, два пыжа. Паксу подобрала под Елью, вон она, кругленькая, самая пестрая, лапой машет. Она добрая. Стивен протянул Косте ладонь. Коста взял то, что протягивал Стивен, к его удовольствию понюхал и сказал, – интересное оружие… Скажи, Александер, когда грифон поднимает крылья вверх вертикально?

– Не знаю. Стивен большой специалист по грифонам, – без выражения ответил Александер.

Стивен весело рассмеялся, – нет, это грифоны большие специалисты по Стивену. Вверх? Понимаю. Когда висят на одном месте… Нет, тогда машут коротко. Перед тем, как сложить крылья и упасть стрелой вниз. Им нравится, когда там чешут.

«Надо идти за этой догадкой дальше. Как за пером в сказке. – Коста улыбнулся. – За пером грифона… Пером грифона? Интересным образом здесь подсказывают. Хъ. То, что повредило Андерсу, мало повредило грифону. Стреляли из одного оружия, но стрелявший не всё знал о свойствах этих пуль. Не всё знал о грифоне», – подумал Коста и спросил:

– Кто и что знает об этих пулях?

– Хеле рассказала. Это те самые пули, которые всегда попадают в цель; если ими не стрелять в кого-то, то они… возвращаются. Те самые пули, которые получил Сметливый Охотник, обменяв на них вместо черного зайца черную кошку в мешке, на перекрестке. В полнолуние. Конечно же в пятницу… Недалеко от Каэнглумской границы…

– Очень интересный человек, этот «нечто». Когда вся эта еловая компания начнет охоту, что-нибудь останется? – спросил Коста Стивена.

– Если ратмусы поймают первыми, растерзают. Не совсем, но значительно… А если медведь или сам грифон? А Велет?

– Ратмусы могут покалечить, если это человек. А если это гвал, бьются насмерть.

– Александер, ты думаешь, что это может быть гвал?

– Тише. Если так, то может погибнуть тот, кто найдет его первым, даже ратмус. Но зачем гвалу оружие?

8

Бай Борис пришед в Каэнглум, устроил свою лавку в самом небойком месте, приговаривая, что ему на свое хватит, а кому нужно и так придут. На самом деле, чтобы не слишком себя утруждать. Но как получалось нередко, что бы ни делал Борис для себя, все уходило людям, сердце, которое он по природной невозмутимости не чувствовал, стояло правильно. Оказалось, что отбою от посетителей не было, хуторяне делали большой крюк, обязательно заезжая в город через эту часть. То ли уют, устроенный Борисом, привлекал проезжающих, уж очень по-домашнему было благоустроено, то ли, как говорили, лучшее кофе. Лучше чем у Сольво и у Шайтрукса. Он и сам не знал почему, но притворялся, что знает, напуская значительный загадочный вид. Где Борис покупал кофе, никто не знал… сам же он пил кофе у Сольво, покидая лавку на пол дня. Или уходил «по делам», чтобы не слишком уставать от посетителей; оставлял ценники, инструкции по разогреву приготовленных с утра блюд и памятки о свежести продуктов; бродил по городу, заложив руки за спину. О чем он думал тогда, не знал никто. Лавка, казалось, работала сама по-себе. И без Бориса находили то, что нужно. Это нужное всегда оказывалось на полке прямо перед посетителем. Будь то необходимые травы или спички, смазка для сапог на рыбьем жиру или особая борисова ракия. На дворе, под навесом у кузни стояли ящики, в которых можно было найти любую мелочь, которой именно в данный момент и не хватало. Иногда прибегали мальчишки за какой-нибудь нужной проволочкой или винтом нужного размера, и всё всегда находилось.

Заходили даже из рассыльной конторы господина Клауса, а у того по каэнглумской легенде всегда было всё, что нужно на все хозяйственные случаи. «У Клауса действительно есть всё, что нужно, но это он находит у меня, в лавке», – подтрунивал бай Борис. Клаус парировал: – «Может быть, не спорю. Но именно это у меня всегда находит точное применение». И они долго рассуждали за, допустим, кружкой кофе, об открытии и изобретении, принятии и присвоении….

Советник магистрата Калоян зашел к Борису в обеденный перерыв. Борис что-то варил на кухне. По запаху – варенье из бирюзового ландыша с какими-то травами.

На прилавке лежал пакет с ярлычком «Капштадские коптильни»[16 - Капштадт – фризское название мыса и поселка Гадрау, расположенных дельте Голхи.]. Судя по величине в пакете было упаковано несколько коробок с салакой. «Куда ему столько?»

– А, Калоянче! Здравствуй. Садись здесь, у стойки.

У стойки было место для тех, с кем Борис говорит, обслуживая посетителей. А они пошли один за другим. Борис успевал торговать (так он называл свои указания, где что брать), кормить посетителей, следить за варевом на кухне и говорить с Калояном. Они обсудили последние новости о том, что «Темерарис» вернулся, «Фидуцей»[17 - Фидуцей – пятимачтовый барк, самый большой летающий корабль Каэнглумского флота. Любимый парусник ратмусов, они непоседливы и остальные суда для них малы, в «Фидуцее"150 капштадских метров без бушприта; жители не заботились о уравнивании единиц измерения, в каждом районе были свои меры, так было интересней.] встал на стапель для замены потрепанных полужестких парусов, а «Инсоленция»[18 - Инсоленция – злато-серебрянная, трехмачтовая, летающая шхуна. Не входит в состав флота. Принадлежит Вышгороду. Среди драконов называется просто: «Мечта дракона». Но, когда спрашивают о яхте князя Акселя «Айна», наврапы обычно говорят, что действительно «Айну» можно так назвать и называют, но «Инсоленция», это – традиция вожделений.] ушла к Далёким Островам со школьниками из Новой Гимназии на годовую экскурсию. О том, о сем и…

– Ты слышал, что случилось позавчера утром у Ели?

– Что-то такое было.

– Да, стреляли в Андерса с Дальних Хуторов и в грифона – рысь.

– Надо же? Как же узнали, что грифона ранили, если его не нашли? А как себя чувствует Андерс?

– Андерс в Лазарете, не может прийти в себя. А грифон? По следам догадались. Грифон пропал. «Он все знает! А я сказал только, что в них стреляли».

– Как интересно… Хочешь попробовать свежее? Пенки с варенья только снял.

– Спасибо, очень вкусно, что ты кладешь ещё?

– Сушеные ягоды свирчовины… и всякие травы.

– Слушай, Борис. Ты знаешь, почему ты нравишься Злате?

– Брось, Калоянче, это разговор напрасный…

– Потому что ты все и всюду успеваешь и в курсе всех событий.

– Калоян, мне не хочется утруждать своими совершенствами твою прекрасную Злату.

– И за твое простодушие. А я вот возьму и передам ей, что ты назвал её прекрасной. Кто подвезет меня в магистрат? Калоян ехал в тележке фонарщика Снайге и думал, что варенье из свежих ягод бирюзового ландыша (Откуда? Вырастить его дома Борис так и не смог. А вчера и сегодня Борис был в городе) с травами более чем лакомство, это прекрасное наружное средство для заживление ран грифонов. А пакет с рыбой?… Мдааа, Косте я не скажу, сам догадается, главное, что я знаю…

Калоян был по совместительству комиссар ординарной стражи магистрата и кроме того, третий год пытался пристроить за Бориса свою троюродную младшую сестру. Та смиренно ждала. Ей очень нравился Борис… Ему же нравилось, что заходя в лавку, Злата никогда не оставляет сувениров, записок и цветов. Но Борис всегда искал, не оставила ли она чего-нибудь. Злата укрывала под платом золотые волосы и крыла белым лаком золотые ногти. Она была очень красива и скромна, но в два раза младше. «Золотые, как если бы золото было прозрачным», – вспоминал Борис.

9

Калоян был прав, Косте не надо было говорить…

– Борис, ты видел Грифона.

– Как ты догадался?

– Хъ. Хорошего болгарина должно быть много… Борис, Борис. Ты был весь в овражьей грязи, да ещё с ландышами, да ещё с еловыми ветками.

– Надеюсь, ты не думаешь, что это я там стрелял?

Когда Бориса уличали в чем-то, он по-детски терялся, но никогда не оправдывался и сразу возвращал торжественное выражение на лицо.

– Нет, конечно. Но надо знать, что с грифоном. Все-таки нам необходима полная картина.

– Он ничего не скажет. Даже отказывался от помощи. Но я настоял. Терпеть не может повязок. Согласился только тогда, когда я с себя снял и разорвал новую рубаху. Это его утешило. Где он? Как я могу сказать? Но не у Велета. Велет ничего не знает. Но, конечно, узнает и найдет. Скоро. И ты узнаешь. Но не от меня.

– Скажи хоть, как он ранен?

– У нас это называется подмышкой. У грифона не знаю. Пулю он вытащил клювом. Большая свинцовая лепешка, разорванная. Часть пули. Он её зачем-то спрятал. Часть где-то в поле, наверно. Ему повезло. Кости у него легкие, но как сталь. Тот, кто стрелял, не знал этого. Думал подбить как птицу. А это не только птица. Да, Коста, птица! Говорил, что недавно болтал с сорокой. Память у них прекрасная и долгая, но начинают вспоминать с ближних событий. Конечно, только тех, о которых можно не молчать.

– И?

– В «просто так» разговоре, он сказал, что говорили они о книгах, человеческих книгах. Будто есть другие? Почему о книгах? Он не пояснил, просто сказал.

– А сорока дворцовая или из магистрата?

– Вот это неясно… Вспомнил! Он заметил, что сорока чуть не сбилась с лёту от восторга! Не от самой книги, а от переплета. Какие бывают красивые переплеты. Яркие, блестящие, украшенные металлом и камнями… Сорока чуть не упала с воздуха! Забавно.