Аркадий Гайдар без мифов

Голикову из столь широкого набора наград не досталось ничего. При этом его участие в завершении тамбовского бунта было отмечено дважды.

Первой наградой явилось то, что М.Н. Тухачевский приехал в Моршанск, чтобы принять парад войск 5-го боевого участка, которым Голиков в ту пору временно командовал.

«Помню Тухачевского, – писал в дневнике А.П. Гайдар, – осенью в Моршанске я командовал, а он принимал парад». После парада Тухачевский остался на праздничный обед.

Особенность пиршества по случаю победы состояла в том, что наваристые щи были поданы знаменитому полководцу прямо из солдатского котла. Точно такие вместе с командующим и Голиковым ели шесть тысяч бойцов.

А другая особенность обеда состояла в том, что на второе Тухачевскому было подано блюдо по собственному рецепту командующего: жареная картошка, сначала сваренная в мундире, а затем брошенная на сильно разогретую сковороду. Рецепт был подсказан адъютантом Михаила Николаевича.

Для историков сообщаю: вина по случаю победы не было выпито ни капли. У обоих командиров оно было не в почете.

На обеде, уже после чая с медом, Тухачевский объявил о награде, которая из всех военачальников выпала одному только Аркадию Петровичу. Командир 58-го отдельного Нижегородского полка Голиков получил направление на учебу в Академию Генерального штаба. Для него там было зарезервировано место.

Среди других командиров на той же Тамбовщине Голиков отличался не только молодостью и одаренностью. В нем отчетливо проступала интеллигентность, что Тухачевский, потомственный дворянин, высоко ценил. На немногих совещаниях Голиков часто выступал с собственным мнением, которое отличалось от мнения остальных, включая самого Тухачевского. Смелость разумных суждений командующий ценил не меньше, чем отвагу в бою.

В России первая военная академия была учреждена в 1832 году. Ее позднее переименовали в Академию Генерального штаба. Учебное заведение призвано было готовить высший офицерский состав.

Ни за первые 89 лет (с 1832 по 1921 год), ни за все 180 с лишним лет существования академии в ней не было такого слушателя – боевого, неоднократно раненного офицера, которому исполнилось бы всего семнадцать лет.

Позднее выяснилось, что направление Голикова на учебу оказалось делом непростым. Аркадий Петрович подходил для академии по всем параметрам: член партии; стаж пребывания на фронте и в приближенных к нему условиях – два года; прошел путь от командира взвода до командира полка и начальника 5-го боевого участка; специальное образование – два военных учебных заведения, включая Высшую стрелковую школу. Имел ранения.

При этом направление на учебу в академию чуть не сорвалось. Тогдашних кадровиков возмутил возраст Голикова – семнадцать лет. Тухачевский позвонил в Реввоенсовет РСФСР, в Москву. Поступать в Академию Голикову разрешили.

Закончив учебу в девятнадцать лет, Голиков должен был получить пожизненный «титул». К любому воинскому званию выпускника этого учебного заведения в документах надлежало добавлять: «Генерального штаба» – «Генерального штаба комполка» или «Генерального штаба комдив». Так ученым до сих пор полагается указывать их научный ранг – «профессор» или «действительный член Академии наук».

Читатель может спросить:

– А как случилось, что столь сенсационное участие Голикова в бескровном завершении тамбовской войны оставалось безвестным? О нем не писали биографы Гайдара. Промолчали историки.

О биографах А.П. Гайдара могу сказать: они-то и обнаружили два важнейших документа. Что касается историков, то до последних лет тамбовская война была темой закрытой. Бунт вспоминали главным образом для того, чтобы сказать: «Крестьянский мятеж, руководимый Антоновым, подсказал В.И. Ленину гениальную идею нэпа». За пределы этого «открытия» советская историография не пошла.

Точнее – не пустили.

Соловьевщина

Сорванная учеба

Голиков приехал в Москву и был принят в Академии пока лишь в качестве целевого абитуриента. Аркадию Петровичу отвели жилье и поставили на «котловое довольствие». В сентябре 1921 года ему предстояли вступительные экзамены.

Полагаю, экзамены были не очень сложны: диктант или изложение; знание основ математики; что-то по истории России, а также, очень поверхностно, по военной истории. Это могли быть походы Александра Македонского, или Цезаря, или кого абитуриент просто запомнил.

Требования к целевым абитуриентам были намеренно снижены. Большевистская партия хотела иметь относительно грамотных командиров рабоче-крестьянского происхождения для замены царского офицерства, которое перешло на службу к новой власти. Предполагалось, что многие боевые командиры, присланные на учебу, плохо читают и пишут. Для таких был открыт специальный подготовительный курс…

Голиков со своим четырехклассным образованием, полученным в реальном училище, дипломами об окончании двух военных учебных заведений и основательной начитанностью, надо полагать, в Академию прошел бы. Но случилось непредвиденное.

Чтобы стал понятен смысл события, я должен совершить короткий исторический экскурс.

В 1920 году, после разгрома Колчака советское правительство отпустило по домам без суда и следствия сто двадцать тысяч пленных колчаковцев. Тем самым был ликвидирован один из реальных очагов напряжения в Сибири. Но такой умиротворяющий поворот событий кого-то не устроил.

И я передаю хронику дальнейших, на первых взгляд частных, событий.

…Солдатам и офицерам, которые служили у Колчака, но не имели отношения к контрразведке и карательным органам, объявлялось полное прощение.

Бывших колчаковцев, когда они выходили из тайги и сдавали оружие, селили на короткий срок в специальные городки. Это не было заключением: ворота здесь не запирались. На протяжении двух-трех недель вчерашних врагов кормили, лечили, помогали установить связь с близкими, знакомили с декретами советской власти. Бывшим колчаковцам показывали фильмы, спектакли; неграмотных учили читать и писать, чтобы они могли хотя бы по складам разбирать статьи в газетах. Затем каждого снабжали справкой, проездными документами, деньгами на дорогу и отпускали домой.

Позднейшая выборочная проверка показала: абсолютное большинство вернулось к семьям и труду. Среди отпущенных домой был и никому в ту пору не известный Иван Николаевич Соловьев.

В характеристике, составленной в 1920 году, говорилось:

«Соловьев Иван Николаевич, 32 лет, родился на Чулыме, в станице Светлолобовка, потом жил в станице Форпост. Еще парнем его знали как отъявленного лихача и забияку, который не гнушался подлости и обмана ради своей корысти. Часто беспробудно пьянствовал, любил прихвастнуть, показать себя и выслужиться».

Приметы Соловьева были такие: росту невысокого, сложения прочного, исключительно подвижен и проворен. Волосы имеет рыжеватые, глаза голубые, нос хрящеватый, заостренный, носит казацкие усы. А голос у него командирский, громкий. Очень смел, отлично стреляет.

Отец Соловьева, говорилось в донесении, считался почти бедным, потому что по сибирским меркам хозяйство имел небольшое.

«Видимо, благодаря жене-хакаске Соловьев хорошо говорит по-хакасски, знает все обычаи, на хакасском языке поет даже песни, что вызывает к нему симпатии коренного населения».

У Колчака Соловьев заслужил лычки урядника (то есть унтер-офицера), но ни в каких злодействах замешан не был. Из леса вышел добровольно. Получив необходимые бумаги, отправился в деревню Черное озеро, где жила его семья.

У же на другой день после возвращения Соловьев ходил по своему двору, пилил, колол, тесал, забивал гвозди, чистил хлев, чинил плуг, поил скот, набивал обручи на тележные колеса. Его почти круглые сутки видели за работой.

Внезапно безо всякого повода Соловьева арестовали. Уезжал он спокойно, жену в присутствии односельчан уверял, что это, надо полагать, добавочная проверка и он скоро вернется.

А дальше в документах шла скороговорка:

«Соловьев был доставлен в г. Ачинск. Бежал по дороге на работу, на которую его, как заключенного, доставляли. Вернувшись в свою деревню, он организовал банду из 6 человек, в основном из своих родственников».

Скороговорка выглядела подозрительной. В документах умалчивалось, в чем Соловьев был обвинен и на основе каких доказательств. Тот факт, что Соловьева доставляли на работу как заключенного, предполагал, будто бы правосудие совершилось. Но когда и где происходил суд? В чем состояло обвинение? Каков был приговор?.. Секретные ведомства молчали.

В той же папке лежала копия разведывательной сводки:

«В Ачинске арестованный (по не бывший урядник-колчаковец И.Н. Соловьев, возвращаясь днем с допроса, лбами своих (подчеркнуто мной. – Б.К.) не взял их оружие и скрылся в неизвестном направлении. Конвоиры наказаны».

В двух документах, составленных, скорее всего, в одно и то же время, содержались серьезные разночтения. В первой бумаге говорилось, что Соловьева в день побега как заключенного вели на работу. Иными словами, это произошло после суда.

Вторая бумага сообщала, что Соловьев столкнул конвоиров лбами по дороге на допрос, то есть когда суда еще не было. Разногласия подкрепляли подозрение, что реальные обстоятельства побега Соловьева власти попытались скрыть.

По свидетельству жителей станицы Форпост, из Ачинска Соловьев явился в их село, ходил по улице не таясь. Зная, что он бежал из-под стражи, односельчане советовали ему вернуться, «чтобы не было хуже». Соловьев отмахивался от подобных рекомендаций. Собрав небольшую шайку, он поселился в Еловом логу, верстах в двадцати от Форпоста. На одной из сопок, названной позднее Соловьевской, он обосновался в старинной хакасской крепости. Прямо под горой, на заимке, жили казаки. Они пасли скот, заготавливали сено. Казаки снабжали Соловьева и его товарищей хлебом и мясом, вместе пьянствовали, но никто из них его не выдал: он считался невинно пострадавшим.

Загадочный полковник Олиферов

Неизвестно откуда в этих же местах в феврале 1921 года появился отряд полковника Олиферова. Это был один из сподвижников адмирала А.В. Колчака. Численность отряда составляла 250 сабель.

Как отряд продержался почти год после разгрома Колчака; где нашел укрытие, чем занимался, откуда брал провиант для людей и фураж для лошадей; как получилось, что до зубов вооруженное воинское подразделение не попало ни в какие разведывательные сводки штаба ЧОН Енисейской губернии и ГПУ, объяснить не могу.

Зимой 1921 года отряд вдруг вышел из своего тайного укрытия. Никто из офицеров уже не собирался воевать с новой властью. Люди хотели одного – перейти границу с Монголией, попасть в эмиграцию.

В разных документах позднее мелькали сведения, что двигался отряд к новой заграничной жизни не с протянутой рукой. Кое-что на дорогах войны они раздобыли.