Аркадий Гайдар без мифов

«Допустим, я даю согласие, и мы с Соловьевым встречаемся, – думал Голиков. – Что я могу ему предложить: чтобы он вышел из тайги и сложил оружие? Но Соловьев расхохочется мне в лицо. Он понимает, что сегодня я ничего с ним поделать не могу. Тогда для чего он меня зовет: чтобы я пошел к нему в отряд? Но в тайге я Соловьеву не нужен, хотя ему и было бы лестно, если бы я поступил в его «горно-партизанский отряд». Скорей всего, во время выпивки он предложит, чтобы я ему «помогал», то есть стал бы еще одним агентом у его начальника разведки Астанаева…

Но обожди, – сказал себе Голиков, – Мотыгин вспомнил, что Соловьев подбрасывал письма и раньше. Вероятно, его люди следят, чтобы пакет попал по назначению. А если я подброшу письмо Соловьеву? Ведь кто-то его подберет? Кто?!»

Голиков взял лист бумаги и написал своим крупным полудетским почерком:

Иван Николаевич!

Спасибо за приглашение. Я водку-то и свою не пью, а Вашу и вовсе пить не стану. Я лучше из речки, из Июса напьюсь.

    Арк. Голиков.

Он сразу повеселел, надел китель, отпер дверь и попросил дежурного разыскать Мотыгина. Комвзвода прибежал через несколько минут. Аркадий Петрович протянул ему пакет, на котором было выведено: «Командиру белого горнопартизанского отряда И.Н. Соловьеву. Срочно».

Что вы его как величаете?

– Существует наука – дипломатия. Она учит даже с врагами разговаривать вежливо. Особенно, если вежливость способна помочь делу. Пакет нужно положить на видном месте возле много лавки и посмотреть издали, кто его заберет.

Мотыгин довольно хмыкнул.

– Ясненько. Свое письмо Соловьев мог прислать и с чужим человеком, а забрать должен, кто все время нас тут стережет… Я сделаю вот что, – Мотыгин от удовольствия даже прикусил нижнюю губу, – я пошлю сначала двух ребят поглазастее в дома возле много лавки: они там квартируют, – а потом сам положу пакет на крыльцо.

Мотыгин ушел. Голиков, напевая, принялся за работу. Он просмотрел почту, отложил одно письмо и одну разведсводку, которые показались ему любопытными. Четко и подробно, ничего не утаивая, написал в отчете о неудачном преследовании Родионова и отнес фельдъегерю для доставки в Ужур.

Мотыгин вернулся, когда стемнело.

– Письмо забрали, – сказал он, однако вид у него был расстроенный.

– Отлично, – обрадовался Голиков. – Кто взял его: приезжий или кто из местных?

– Этого установить не удалось.

– Что значит «не удалось»? Людей в соседние дома вы послали?

– Послал. Бойцы говорят: пока было светло, письмо лежало. Когда стемнело, оно исчезло. Оба наблюдателя божатся, что не спускали с пакета глаз.

Но не святой же дух его забрал!

Кто знает…

Было очевидно: люди Соловьева круглосуточно пасутся возле штаба. При этом они оставались незамеченными.

Ответный урок посланца Москвы

Что Соловьев в истории с письмами переиграл Голикова, тут же стало известно ближнему и дальнему начальству. Вышестоящие командиры в своих посланиях и в редких телефонных разговорах не упускали возможности намекнуть, что Соловьев, мол, не так прост, как тамбовский Александр Антонов. С Иваном Николаевичем те же самые номера не проходят… Подобного рода подкалывания Аркадий Петрович воспринимал спокойно. Плохо было, что почти не спал: до рассвета сидел за столом.

Наконец, отправил в Красноярск несколько страниц. Это был его рапорт на роскошной разлинованной бумаге. Страницы были заполнены аккуратным полудетским почерком, который со школьных лет уже никогда не менялся.

Голиков помнил, зачем его прислали из Москвы. Не забыл он и про опыт, который был у него за плечами. Аркадий Петрович лаконично обобщил в докладной записке итоги своих наблюдений и обретенного уже здесь, в Хакасии, опыта.

Аркадий Петрович ни словом не обмолвился о своей неудаче, которую сильно переживал, но бумага объясняла, почему неудача оказалось возможной.

Дерзость состояла еще и в том, что Голиков, нарушив субординацию, составил бумагу безо всякой предварительной договоренности и направил ее прямо командующему губЧОН товарищу Какоулину, минуя непосредственное начальство в лице товарища Кудрявцева.

Аркадий Петрович еще не знал, что предусмотрительный товарищ Кудрявцев к этому моменту успел направить по тому же адресу полдюжины доносов на самого Голикова. Видя в новом комбате опасного конкурента, Кудрявцев, не откладывая, начал готовить крушение карьеры посланца Москвы.

ЧТО НАПИСАЛ А.П. ГОЛИКОВ СВОИМ ПОЛУДЕТСКИМ ПОЧЕРКОМ

О населении: Советскую власть не любит. Многие жители, особенно хакасы, безоговорочно поддерживают Соловьева.

О противнике: Соловьев – талантлив. Население темное. Такое сочетание позволило атаману создать великолепную разведку. На него работают старики, калеки и даже дети.

Соловьев, особо отмечал Голиков, применяет (в 1922 году!) методы психологической войны. «То, что среди населения создаются чуть ли не легендарные представления о неуловимости банды (Соловьева. – Б.К.) и ее вожаков, имеет серьезное основание», – подчеркивал Голиков.

Методов было много. Главным среди них стал такой: атаман завел двойников.

Реально это означало вот что: в один и тот же день и час сразу в четырех селениях появлялось четыре отряда Соловьева во главе с «самим». Это наводило мистический ужас на местных жителей и делало Соловьева неуловимым для чоновских отрядов: его никто не выдавал. Население, напуганное сверхъестественным могуществом атамана, помогало ему чем только могло.

В 1966 году, впервые приехав в Хакасию, я еще застал свидетелей тех событий. Один старик, беседуя со мной, отвел меня в сторону, чтобы никто не подслушал, и полушепотом сообщил:

– Я вам скажу, почему Ивана Николаевича невозможно было поймать: он все видел, все слышал, и пуля его не брала.

Страх перед Соловьевым жил в людях и сорок лет спустя после гибели атамана.

Малограмотный казачий урядник Иван Соловьев, этакий Ползунов военной стратегии, самоучкой изобрел один из перспективнейших приемов психологической войны и большой политики – игру в двойников. А восемнадцати летний начальник боевого района этот сверхсекретный прием разгадал, что сильно упростило для комбата его нелегкую командирскую жизнь. Для Аркадия Петровича, как для интеллектуала и военного специалиста, это была большая победа. Тем более что Иван Николаевич пользовался двойниками уже не первый год, наводя ужас на неграмотных хакасов и порождая тупую озабоченность у губернского начальства, которое не могло понять, как это у Соловьева все так ловко и победоносно получается.

Любопытно, что после Соловьева ту же игру продолжили Адольф Гитлер, Бенито Муссолини, Бен Ладен и сравнительно недавно пойманный (то есть проданный за 25 000 000$ своими же) и вскоре казненный Саддам Хусейн.

А началось все в нашем XX веке с полупьяных игр с переодеванием, затеянных Ванькой Соловьевым из деревни Форпост, что в мало кому известной Хакасии.

…Сообщив о своем главном открытии, Аркадий Голиков нанес товарищам по работе еще несколько сокрушительных ударов.

Коллегам-командирам он разъяснил:

«Оперативные приемы, пахнущие стратегическим духом, – (в Хакасии. – Б.К.) не приведут ни к чему».

Это был первый удар.

Второй оказался еще сокрушительнее.

Голиков объяснил товарищам по работе одну из главных причин их поражений в войне с Соловьевым: командиры-чоновцы не потрудились за два года «обзавестись собственной агентурной разведкой».

И бесстрашно высказал суровое обвинение местным чекистам:

«Несмотря на то, что эта губительная капитель тянется третий год, органы ЧК и ГПУ пригодны здесь, – продолжал Аркадий Петрович, – только для того, чтобы следить, не выпил ли командир стакан самогонки; эти органы совершенно забывают о своей прямой цели сообщать, что творится внутри банды (Соловьева. – Б.К.). Я больше, чем уверен, что для создания настоящей агентуры у них ничего не предпринято».

Забегая вперед, скажу: Красноярское губернское управление ГПУ припомнило Голикову его разоблачение достаточно скоро. До Голикова разговаривать с местными чекистами в таком резком тоне никто не осмеливался.

Голиков предложил план скорейшего завершения Хакасской войны