– Оборвался сон, – повторил я, заметив, что Эм Ди внимательно наблюдает за моей реакцией. – Не моя вина, что не дали досмотреть.
– Ваша. Сработала защита. И это не впервые с вами. В который раз Ратионис не даёт вам свихнуться от собственных переживаний. Не понимаю, почему вас до сих пор не…
– … разжаловали в моделлеры?
– Видимо, Ратионис…
– … ко мне неравнодушна?
– Полагаете, это смешно?
– Извините, мастер.
– Ума не приложу, что с вами делать. Незачёт. Не думайте, что это для красного словца. Я действительно не знаю, что делать. Вот с этим вот.
Он указал на регистрограммы, которыми я обмахивался, как веером. Я тоже не видел в сложившемся положении ничего смешного, поэтому бросил валять дурака и смиренно ответил:
– Я повожусь с кривыми, покручу тангенты. Может, если срезать пики и отжать воду…
– Смотрите, чтобы вместе с водой не выплеснуть… гм-м. Да, вот что ещё хотел вам сказать: когда тангенты крутить станете, обратите внимание на эту кривую.
– Это что? Лобные доли?
– Да. Слишком много внимания к диалогам. Интересно, с кем вы так бурно общались?
– С женщиной.
– Не похоже. Или это была очень уж непривлекательная женщина. Ладно, хватит с вас. Займусь вашим приятелем. Трудитесь, Шейдер, а я пока оставлю вас в подвешенном состоянии, но не обольщайтесь, мне кажется, ничего путного из этого сна не выйдет.
Мне захотелось проводить мастера язвительной репликой, но когда я подыскал слова, обнаружил, что его уже нет в комнате. Я аккуратно сложил регистрограммы, оставил на тумбочке, поднялся, глянул на опустевший стул. Больше всего мне хотелось схватиться за спинку, размахнуться и с разбегу швырнуть его промеж занавесок. Я взялся за спинку и аккуратно вернул стул на место. Не знаю, что случилось бы. Понятия не имею, что там, за фальшивым окном. Возможно, стул пробил бы его насквозь, вывалился наружу и с высоты скольких-то этажей… Можно, кстати, прикинуть. Бассейн – нулевой уровень, станция гиперпайпа – первый, выше рестораны, спортзалы, павильоны и офисы Ратионис – шестнадцать этажей делового уровня, потом жилой уровень – ещё сколько-то. Двадцать четыре этажа на табло в лифтах, что выше – я не знаю. И есть ли там вообще что-нибудь, может, и нет ничего, подумал я, оставив стул в покое.
Прошлёпал босиком в санблок – никак не могу привыкнуть к тому, что нету шлёпанцев! – думал при этом: плевать, есть ли что-то выше, и вообще, для решения задачи о выпавшем из окна стуле достаточно знать, что личная моя конура находится на двенадцатом этаже спальника, и это значит, что стул с отпечатками задницы мастера летел бы двенадцать плюс шестнадцать плюс ещё один, если предположить, что «Гиперпайп» пустили по поверхности – а зачем бы его стали закапывать? – итого двадцать девять или – не будем мелочиться! – все тридцать этажей промелькнули бы, пока стул на землю не грохнулся. И пусть бы земля была пухом неповторимому отпечатку мастерской задницы, аминь.
Я слил воду, разделся, сунул пижаму в зев ютилайзера и залез под душ – после него отлично думается, если погорячее сделать. Времени до смены вагон с прицепом, можно неспешно обдумать сон и всё, что с ним связано. Для начала выкинуть из головы частное мнение дорогого Эм Ди о том, что ничего не получится, отрешиться от переживаний, взять расшифровку, наложить поверх кривые и пройтись по таймлайну – кое-где усилить демпфирова…
– А, ч-чёрт! – я поспешно мазнул пальцем по термостолбику на табло. Так и свариться недолго.
Хоть сварись, а думать о демпфировании не хочется. Отвратительный осадок после разговора с мастером. Что-то он такое сказал… Незачёт чепуха, в первый раз, что ли. Нечто ещё было сказано важное. Сон моделлерский, уровни концентрации, единство в трёх лицах, не дали свихнуться – защита сработала, Ратионис неравнодушна, это не смешно, смотрите, чтобы вместе с водой не выплеснуть… стоп. Он чуть не проговорился, потом тут же переключил внимание на лобные доли. С кем я там так активно общался? Какая разница, с кем я общался во сне. Этот сон… Не от беседы с Эм Ди осадок, он только взбаламутил. От сна мерзкое послевкусие. Интересно, только со мной такое бывает? Поговорить бы с кем-нибудь. С Кимом? Эм Ди к нему прямиком отправился. Уже они закончили. Застать бы Кима в комнате!
Я выскочил из душевой, кинулся к пневмопроводу, вскрыл капсулу со свежей одёжкой, принялся комбинезон напяливать. Зелёную стажёрскую шкурку и обувь из какой-то дряни вспененной. Стань как все, парень, не выпендривайся, ишь куда нацелился – в мастера. Рановато тебе светлеть, незачёт по уровню, работай над собою, если не хочешь над моделями. Ах, как клёво, как зачётно быть моделлером, никто в душе не ковыряется, а даже если и ковыряется – тайно, не выносит козявки на публику. Сиди себе, таскай туда-сюда вертексы, раз не способен на большее.
– Это мы ещё посмотрим, – сказал я собственному отражению в зеркале над раковиной.
Хоть что-то привычное в санблоке – раковина. Но что толку, если нет зубной щётки? Я наклонился, глубоко вдохнул, сунул в рот патрубок санатора, подождал, пока раздуется внутри упругий пузырь, пожевал вязкую дрянь и стал ждать, пока растает. Никакого удовольствия. Стричься не буду, так сойдёт. Борода нормально выглядит. И всё, и хватит прихорашиваться.
Я оставил санблок, к двери метнулся, подхватив на рыси регистрограммы, мимоходом попал пальцем в поросячье рыльце домашнего контроллера – не помешает прибрать в конуре, пока нет обитателя – и мигом оказался в коридоре. Благо, по соседству кимова комната. Когда заглянул туда, показалось – опоздал. Разговаривать придётся в ресторане, а это плохо, потому что не один на один. Но только я хотел закрыть дверь, как услышал из санблока жестяной грохот и трёхэтажное матерное ругательство. Ким всё ещё дома и не в настроении.
Я вошёл, неслышно прикрыл за собою дверь, радуясь, что нет в ней замка, как и вообще не принято без необходимости закрывать доступ к чему бы то ни было – для тех, кто в проекте. Осмотрев комнату, заметил на полу в углу бумажный ком – очевидно, Ким таким образом выразил своё отношение к рекомендациям мастера. Очень на него похоже. Не у меня одного, стало быть, незачёт.
Стукнула дверь.
– Чего тебе? – нелюбезно осведомился Ким.
Ручку двери санблока не выпустил, как будто собирался на секунду выглянуть и тут же вернуться. Рыжие волосы щёткой над залысинами, уши красны, глаза с недобрым прищуром. Непричёсан, но уже в облачении. Тут до меня дошло, что разговор-то весьма и весьма щекотливый намечается. И как его начать? Даст в морду и будет прав. Хорошо, если этим и ограничится. Вдруг что, попробую обратить в шутку, решил я. С шутки и начну.
Глава 5
– Доброе утро, Ким – сказал я.
Под мастера валял, но голос изобразить не получилось. Тогда я взял себе стул, мастерски поддёрнул штанины, уселся и добавил, потрясая своей регистрограммой:
– Вы, я вижу, опять за старое?
Ким зачем-то глянул в окно, потом на меня – зверем. Выпустил дверную ручку, ко мне направился. Видно было – дело серьёзное, угодили Алану Киму в чувствительное место.
– Э, Кимчик, ты шуток не понимаешь?
– Шуток?! – выцедил он. – Это тебе шутки?!
Навис надо мною, как экзекутор на допросе. Руки в кулаках. Похоже, зря я к нему. Или невовремя. Почему в окно тычет?
Ким сжатым кулаком с отставленным большим пальцем указывал через плечо на виртуальное заоконье. Пейзаж как пейзаж, тот же, что и у меня.
– Был у тебя мастер? – вкрадчиво осведомился Ким.
– Был. И отбыл.
– До меня или после?
– До. А что такое?
– Откуда тогда знаешь? Про старое, – спросил он, подцепив меня за воротник указательным пальцем.
– Ничего я не знаю! Втяни коготь, псих. Пошутить нельзя?! Эм Ди со мною каждый день так здоровается.
– Да? – Ким как-то сразу обмяк, отпустил воротник, выпрямился и снова глянул в окно.
Да что там у него? Почему всё время оглядывается?
– Значит, ты так-таки ничего и не знаешь? Про тот случай.
– Ну хватит, Алан. Вообще не понимаю, о чём ты. Тебе пейзаж не нравится? Разлитие желчи на почве профессиональной деформации?
Алан наш Ким, хоть и похож на барного вышибалу, в допроектной жизни был специалистом по окружению. Энвайронмент артист, так это, кажется, раньше называлось. Вечно ему Эм Ди на групповых сессиях выговаривал за эстетство и бессодержательность. Его сны статичны и созерцательны. Я смотрел парочку расшифровок, мне понравилось. А мастер говорит, трэш и пустопорожнее любование.
– Деформация, говоришь? – с обречённым видом разглядывая сосны и можжевельник, молвил Ким.
– Мгм. Мне, например, этот пейзаж нравится. У меня сегодня такой же. В комнате.