День конституции

– Да, – односложно ответил первый зам председателя КГБ.

«Случайные люди не правят страной семнадцать лет», – в тот миг подумалось ему.

– Я готов удовлетворить вашу просьбу. За вами сохранится воинское звание и всё, что к нему прилагается, в том числе персональная пенсия.

Генерал раскрыл папку, где лежал готовый рапорт.

– Благодарю вас, – сдержанно произнес он.

– Благодарю за службу, – откликнулся президент и наклонил голову, давая понять, что аудиенция окончена.

Сергеев вышел, провожаемый взглядами двух пар глаз: Рыжкова и начальника его охраны. Девятое управление Комитета госбезопасности всегда служило должности, а не личностям.

Впервые рабочий день генерал-полковника завершился так рано, и впервые ему не надо было ехать завтра в здание на площади Дзержинского.

Посол США в СССР Майкл Макфол за девять месяцев пребывания в Москве ни разу не получал официального приглашения в МИД вечером в пятницу. Правда, и срок его службы здесь был еще меньше, чем время пребывания на своем посту нового шефа советского внешнеполитического ведомства Виталия Чуркина. Смена караула в высотке на Смоленской площади произошла год назад. Александра Бессмертных проводили на заслуженный отдых по его просьбе, и то была не опала. Всему есть предел, включая нахождение на переднем крае дипломатического фронта.

Макфол искренне жалел, что не застал тут человека, который долго трудился над выстраиванием отношений между двумя странами после провозглашения курса на нормализацию. На смену «новому мышлению», хотя отказ от него и не декларировали вслух, пришло «взаимное уважение». Этот термин предпочитал советский президент Рыжков. В Вашингтоне, впрочем, далеко не сразу прагматично подошли к корректировке подходов и стиля. Падение Горбачева с его соратниками спровоцировало мощнейшую волну критики в адрес администрации Буша. Маститые советологи, а заодно с ними все демократы в конгрессе хором закричали, что президент-республиканец «потерял» Россию.

«Фактор Горбачева» стал одной из причин поражения Буша на выборах в ноябре девяносто второго. Против молодого Билла Клинтона ему не помогла даже выигранная «Буря в пустыне»[28 - Военная операция США и их союзников в январе-феврале 1991 г. против сил иракского диктатора Саддама Хусейна, оккупировавших Кувейт.]. Долгая эра демократов в Белом доме стала временем балансирования между идеологией «ослов»[29 - Осёл – символ Демократической партии США.] и тем, что еще задолго до этих событий циничные люди поименовали Realpolitik[30 - «Реальная политика» – отказ от всякой идеологии в качестве основы государственного курса, приоритет практических соображений над моралью. Термин был предложен немецким историком Людвигом фон Рохау в 1853 г.]. После провалившейся перестройки Советский союз был ослаблен, но выжил. С потерей стран Восточной Европы у него не осталось надежных союзников, кроме Кубы, но были арсеналы ядерного оружия, по-прежнему готового к применению. Американские администрации, сменявшие друг друга, помнили об этом.

– Господин министр, – Макфол сделал шаг навстречу и протянул руку.

– Господин посол, – Чуркин пожал ее.

Завершив минимальную протокольную церемонию, оба заняли места по разные стороны приставного столика.

– У меня для вас личное послание президента СССР для президента Соединенных Штатов, – сказал министр на хорошем английском.

Посол ожидал продолжения.

– Президент Рыжков глубоко сожалеет об инциденте, который произошел вчера над Балтикой. Он приносит президенту Гору свои извинения и скорбит о трагической гибели американского военнослужащего. То, что явилось стечением объективных обстоятельств и несовершенства методов управления, не должно повредить отношениям наших стран, – без бумажки проговорил глава МИД.

Посол понимал, что это не всё.

– Президент предлагает немедленно сформировать совместную рабочую группу, которая подготовит необходимые меры по снижению военной активности в Балтийском море и воздушном пространстве над ним. Результаты нашего расследования инцидента 4 октября обязательно будут сообщены американской стороне, – Чуркин замолчал и отпил воды из хрустального стакана.

По его интонации Макфол догадался: последует что-то еще.

– Оставьте нас, пожалуйста, – министр подал знак переводчику, который согласно правилам присутствовал при беседе.

Когда они оказались вдвоем, он добавил только одно:

– Советская сторона готова обсудить вопрос о ракетах средней дальности в Калининградской области.

Обстоятельства этой встречи не предполагали улыбок, поэтому посол США просто ответил:

– Я сейчас же передам всё сказанное вами президенту Соединенных Штатов.

«С ним действительно можно работать», – подумал он о новом министре.

Человек, проводивший в среду рекогносцировку на балконе восьмого этажа дома на Большой Бронной, коротал вечер в очень скромной «однушке» в Вешняках. Кто-нибудь еще, подверженный сезонным депрессиям, наверное, заскучал бы на его месте, а то и затосковал. На двор между близко стоявшими домами опустились сумерки, о жестяной подоконник ударили первые капли дождя. Соседи сверху принялись пылесосить пол, соседи справа врубили на полную громкость магнитофон. «Перемен, мы ждем перемен!», – пел Виктор Цой.

Но этот человек не умел тосковать и не стремился к переменам в своей судьбе. Он еще раз мысленно повторил, что и как должен будет сделать днем в воскресенье. То, что понадобится ему для выполнения задания, доставят на место другие люди. Каждый в их подразделении знает свой маневр.

– Дилиннь!

Единственный жилец квартиры, не вставая с дивана, взял со стоявшего рядом стула мобильный телефон.

«Привет! Скоро будут заморозки. Одевайся теплее», – гласило смс.

Человек не удивился сообщению. Удивляться он давно уже разучился, пройдя через разнообразные переделки. Операция отменена? Наверное, так надо. Наверху решили, он выполнит. Будут и другие задания, другие операции. Жизнь продолжается.

6 октября 2007 года, суббота

Третий секретарь посольства Великобритании в Хельсинки Роберт Хьюз уже был настроен отлучиться на обед в свой любимый ресторан на улице Кайсаниеменкату, когда ему доложили, что встречи с ним требует какой-то русский. Субботнее дежурство, всегда являвшееся рутинным делом, в этот раз, кажется, приготовило ему сюрприз.

Среди прохожих в центре финской столицы русский вполне сошел бы за местного жителя. Это был рослый блондин с бесстрастным лицом без усов и бороды, с широкими плечами и хорошей спортивной осанкой. Куртка, костюм, галстук, рубашка и ботинки на нем были из магазинов для людей весьма среднего достатка, но не выглядели слишком уж поношенными. Коллеги Хьюза из советского посольства обычно одевались и обувались чуть лучше.

Визитер сразу взял быка за рога (так вроде бы выражаются его соотечественники).

– Моя фамилия Булатов, я полковник Второго главного управления КГБ СССР, – заявил он. – Прошу политического убежища. Свяжитесь с Лондоном, пожалуйста.

Обед в ресторане бесповоротно отменялся.

Эпилог

7 октября 2007 года, воскресенье

Алексей вместе с Татьяной стоял на углу Пушкинской площади, около редакции «Известий», и смотрел на начинавшийся митинг. Желающие всё прибывали и прибывали. У металлоискателей за оцеплением по обе стороны улицы Горького и на Большой Бронной было темно от скопления людей. Здесь, ближе к ним, в толпе оказалось особенно много ребят и девушек студенческих лет и школьников. В руках у взрослых были самодельные плакаты: «Требуем политической реабилитации Горбачева, Яковлева и Шеварднадзе!», «Коррупция – раковая опухоль государства!», «Больше демократии – больше социализма!». Остальные лозунги с этой позиции не читались.

– Ничего себе, – сказала Татьяна, – я такого в жизни не видела.

– Я больше видел, притом раз в несколько. Весной девяностого года, на Манежной. Правда, только по телевизору, – заметил Алексей.

– Не пошел?

– За пятьсот километров? Я же приезжий, лимита.

Одежду части демонстрантов украшали значки: на одних выделялись полоски российского триколора, на других, кажется, мелькало чье-то лицо. Изловчившись, Гончаров поймал за капюшон пробегавшего мальчишку лет тринадцати.

– Вы что?

– Пресса! Только посмотрю.

С металлического кругляша на них смотрел, конечно, Михаил Сергеевич из тех бурных лет. Молодой, уверенный в себе, еще не прибитый неудачами, злобой, изменой. С тем самым пятном на лбу, которое сначала ретушировали, а потом бросили – и это тоже стало приметой перемен. И глаза у него были веселые.

– Второго нет? – спросил Алексей.