Прятаться больше не с кем

С утра она разбудила меня и попросила денег на проезд.

– Во внутреннем кармане куртки возьми.

– Сколько?

– Ой, блядь, сколько посчитаешь нужным.

– А сколько мне хватит на автобусы–электрички? И чтобы перекусить.

– Я не знаю, Кей, бери сколько хочешь.

Она ушла, я ещё поворочался, но так и не уснул.

И как тебе? Когда нужно, ты найдёшь подход, твой словарный запас серьёзно увеличивается, даже «нет» ты теперь научилась говорить. Чётко, уверенно. Мы оба помним, чему тебя нужно было научить и для кого. Начальная школа минета – практика и ничего кроме. Я до сих пор не спросил – у тебя или у него – понравилось ли? Как обстоят дела с техникой? Артистизм, какую маску ты используешь, какой рукой работаешь, одета или обнажена. Глотаешь ли? Одни вопросы, Кей. Слова. Словами не отсосёшь.

Какими глазами ты видишь то, что делаешь? Сильно ли искажается картинка, если использовать твою интерпретацию? Когда мужчины – дядьки, а женщины – тетьки, арбузы с сиськами, когда ты сама – такой околоребёнок, около – значит хочешь им быть, но правдоподобности не можешь добиться. Тянуть слова, растягивать сигарету, потому что вместо листов там дрова, верить в лучшее, но не быть примером, кушать мороженое и верить в ведьм, ведьмаков, колдунов. Другая жизнь, Кей, параллельная, с тобой не пересекающаяся. Кто построит твою усадьбу, а? Аисты, наверное.

Когда вечером вернулась Кей, я был уже дома. Оставил её ужинать, а сам пошёл гулять с собакой. Попросил Кей не занимать ванную, чтобы помыть собаке лапы, когда мы вернёмся.

Я помыл и накормил собаку, сходил в душ, залез под одеяло и открыл ноут. Сегодня дартс. Кей попросила у меня какую–нибудь рубашку или футболку и тоже пошла в душ. У тебя своей одежды полно, зачем.. Она быстро вернулась, в моей рубашке, застёгнутой на две средние пуговицы, и без трусов. Повернулась пиздой ко мне, взяла зеркало с полки и давит прыщи.

Она стоит так минуту, две. Я спрашиваю, всё ли нормально.

– Да, только лицо всё в прыщах.

– А то, что ты без трусов, как–то влияет на прыщи?

– Нет. А то ты не видел.

Видел. Теперь не очень интересно.

– Мне надеть трусы?

– Как хочешь.

– Рэ, посмотри, пожалуйста, мои сиськи стали меньше или мне кажется?

Поднимаю взгляд вверх, там, где соски, рубашка промокла насквозь.

– Нет, не стали меньше.

Она расстёгивает и снимает рубашку.

– А так?

– И так тоже не меньше.

Молчание. Продолжаю смотреть дартс. Я знаю, что она сейчас скажет. Иначе к чему эти тупые вопросы, эта пизда навыкате, рубашка, сиськи, прыщи.

– Выебешь меня? Врач сказала, что если кровь чаще будет приливать, то я буду чувствовать себя лучше.

В моей голове обоснование было другим, не таким глупым и беспомощным.

– Только у меня месячные.

Убираю ноут в сторону, снимаю трусы, Кей садится, прислоняется к спинке дивана, раздвигает ноги, сгибает их в коленях, подтягивает к лицу, красному от выдавливания прыщей, и держит их руками. Я встаю на колени, подтягиваю Кей к себе, резко вставляю – она морщится – и сразу начинаю двигаться быстро, периодически переходя на рывки и удары костью об кость. Глубже.

«Когда мы уезжаем в деревню, там где у деда дом, вот тогда мне становится по–настоящему хорошо. Фруктовый сад, овощные грядки, природа, речка, тяжёлый ручной труд, несколько вечеров приятной усталости. Вкусная еда, тишина, ограничения и условности. Я как в смирительной рубашке, но она не жмёт, не стесняет движений, наверное, я родилась в ней, моя вторая кожа, моя защита от всего практически. Я возвращаюсь в Москву и эта рубашка уже не справляется. А мне нужен контроль, мне нужны указания, но вместе с этим я хочу, чтобы было по-моему».

Просто долблю. Поза неудобная, но я не буду её менять. Лицо Кей перекошено, она сначала поджимает губы, потом прикусывает, я чувствую, как ей больно, но не останавливаюсь.

– Больно–больно–больно!

Кей пищит, но не отталкивает, не просит прекратить.

– Ууммммм..

– Прекращаем?

Она сквозь зубы

– Нет.

– И ради чего такие жертвы?

–

Замедляю темп, хочу потрогать её грудь, но она грубо бьёт меня по руке. Прикасаюсь к волосам – то же самое.

– Что?

–

Слёзы текут, я смотрю, как они пробивают дорожки по её щекам, огибая маленькие бесцветные волоски, я вижу крупные поры, несмытые островки тонального крема, приятный нос с большими вздувающимися ноздрями, в уголках губ – трещинки, резкие скулы, поднимаю взгляд вверх, к глазам. Вторая эмоция – ненависть.

– Продолжай!

Глажу её бёдра, ноги, смотрю прямо ей за спину, на зашторенное окно, сглатываю,

раз

два

три

четыре

пять