Дети Морайбе

Мегадонт трубит. Андерсон видит через плечо, как тот опускает ногу, шатается, будто пьяный, фыркает, взмахивает хоботом, задняя часть туловища отказывает, он оседает и глядит по-собачьи ошалело, не понимая, что с его телом. Передние ноги медленно разъезжаются, и мегадонт со стоном падает в месиво из соломы и навоза. Его глаза – растерянные, почти человечьи – точно напротив Андерсона. Животное тянет хобот – могучую, но уже непослушную змею, – неуклюже хлопает им по полу, хочет схватить, но лишь бессильно толкает человека. Шумное раскаленное дыхание вырывается из открытой пасти потоками сладковатого воздуха.

Андерсон медленно отползает, встает на колени, потом в полный рост – кое-как, неуверенно, борясь с головокружением. Мегадонт продолжает следить за ним желтым глазом, в котором уже погасла ярость, и хлопает длинными ресницами. Андерсон хочет понять, что сейчас чувствует животное – ощущает ли, как стремительно отказывает его нервная система, знает ли, что вот-вот наступит конец, или просто испытывает усталость.

Ему почти жалко этого зверя. Вместо грубо спиленных бивней – четыре грязных беловатых овала с оббитыми краями, каждый шириной с фут. На коленях язвы, вся пасть в чесоточных наростах. Вблизи, когда видно, как грудная клетка мегадонта ходит вверх-вниз, как безвольно обмякли мышцы, зверь кажется просто замученным существом – существом, не созданным для битв.

Последний вздох, тело обмякает.

Повсюду суетятся люди, тянут Андерсона куда-то, помогают раненым, ищут погибших. Кругом толпа униформ: красно-золотых профсоюзных, зеленых спринглайфовских; на огромную тушу лезут махуты.

Андерсон на секунду представляет стоящего рядом Йейтса, который курит табак и злорадствует: «А говорил – уедешь через месяц», – но вместо него возникает Хок Сен – шелестящий голос, темные глаза-миндалины, костлявые руки, – трогает его за шею и видит на своих пальцах красную влагу.

– У вас кровь.

2

– Поднимай! – командует Хок Сен.

Пом, Ну, Кукрит и Канда наваливаются на сломанный вал, тянут его вверх из гнезда, будто огромную занозу из тела великана, в зазор проскальзывает Маи.

– Ничего не видно! – кричит она снизу.

Мускулы играют на спинах Пома и Ну, которые еле удерживают всю конструкцию, не давая той рухнуть на место. Хок Сен встает на колени, опускает вниз фонарь, девушка берет его на ощупь и уносит в темноту. Механический светильник – потряси, и заработает – стоит больше ее; старик очень надеется, что рабочие не уронят вал в гнездо, пока она там.

Проходит минута.

– Ну? Треснул? Нет?

Тишина. Лишь бы Маи нигде случайно не застряла. Хок Сен садится на корточки и ждет, пока девочка все там осмотрит. Кругом кипит работа – все приводят в порядок. Тушу, словно мухи, облепили члены профсоюза: блестящие мачете, четырехфутовые костепилки, руки по локоть красны от трудов – разнимают целую гору плоти. Обильно течет кровь, под снятой шкурой видны мышцы и жилы.

Хок Сена передергивает – точно так же расправлялись и с его людьми: им тоже пускали кровь и тоже на разрушенной фабрике. Какие уничтожили склады, каких погубили людей… Он смотрит по сторонам и живо вспоминает, как пришли зеленые повязки со сверкающими мачете наперевес и спалили его хранилища. Мотки джутовой нити, запасы тамаринда, пружины – все погибло в дыму и огне. Хок Сен отводит взгляд, отгоняя воспоминания, и заставляет себя дышать ровнее.

Едва в профсоюзе погонщиков прослышали о гибели животного – немедленно прислали мясников. Хок Сен хотел заставить их вытащить тушу из цеха и сделать все снаружи, чтобы сразу начать ремонт главного привода, но те отказались, и теперь вдобавок к суете здесь все сильнее смердит и вьются тучи мух.

Кости мегадонта торчат, будто океанские кораллы, в густо-алой толще мяса. Кровь рекой течет в ливневые коллекторы Бангкока к работающим на угле помпам, что берегут город от потопа. Хок Сен угрюмо смотрит на поток: бессчетные калории уходят в никуда. Мясники работают споро, но трудиться им предстоит бо?льшую часть ночи, пока не разделают всю тушу.

– Ну чего она там? – кряхтит Пом, который вместе с Ну и остальными по-прежнему изо всех сил держит вал. Старик возвращается к делам насущным и кричит в темноту:

– Маи, что видно?

В ответ неразборчивое бормотание.

– Ну тогда вылезай! – Он снова садится на корточки и утирает пот – на фабрике жарче, чем в кастрюле с рисом. Мегадонтов развели по загонам, поэтому энергии нет – ни для конвейеров, ни для вентиляторов. Влажная жара и зловоние от мертвых тел окутывают людей душным одеялом – в точности как на бойнях в Клонг-Тои[8 - Клонг-Тои – трущобный район Бангкока. В нем также находятся портовые сооружения и большой рынок.]. Хок Сен с трудом сдерживает приступ тошноты.

Рядом с тушей возгласы и оживление: из вспоротого брюха вывалились внутренности. Сборщики потрохов – люди Навозного Царя – тут же бросаются к ним и начинают лопатами переваливать в ручные тележки этот щедрый источник калорий, щедрый и ничем не зараженный, – полученное, скорее всего, пойдет свиньям на окраинные фермы Навозного Царя или китайцам – беженцам из Малайи, которые живут под его протекцией в душных старых башнях времен Экспансии. То, что не съедят животные и желтобилетники, отправят вместе с ежедневным урожаем негодных фруктов и навоза в компост-машины, где эта масса станет разлагаться на удобрения и метан, который позже осветит зеленоватыми огоньками городские улицы.

Хок Сен задумчиво теребит свою счастливую родинку. Отличный бизнес у этого Навозного Царя – монополия охватывает почти весь город. Удивительно, как его до сих пор не сделали премьер-министром. Впрочем, будь у него, крестного отца крестных отцов, самого влиятельного криминального авторитета-джаопора за всю историю королевства, такое желание, оно немедленно бы исполнилось.

«Вот только заинтересует ли его мое предложение? Разглядит ли возможности для своего бизнеса?»

Ход его мыслей прерывает голос Маи.

– Треснул! – кричит она снизу и через секунду вылезает из темноты, вся в поту и пыли. Ну с компанией бросают пеньковые веревки, вал с грохотом падает в гнездо, да так, что вздрагивает пол. По лицу девушки пробегает легкий испуг – понимает, что ее чуть не раздавили, – но уже через мгновение она опять спокойна. Беспечное дитя.

– Ну? Что треснуло-то? Сердечник?

– Да, кун, рука вот посюда влазит. – Маи показывает на запястье. – И во втором, дальнем, то же самое.

– Тамади![9 - Тамади – китайское ругательство.] – вырывается у старика вопреки его спокойствию – он ждал чего-то подобного. – А цепной привод?

– Все звенья, какие видела, гнутые.

– Тогда зови Лина, Лека, Чуана…

– Чуан умер. – Девушка показывает на кровавые разводы там, где мегадонт растоптал двоих рабочих.

– Верно. – Хок Сен морщится. Чуан, а еще Нои, Капипхон и бедолага Баньят из отдела контроля – этот уже не узнает, как вышел из себя Андерсон, когда услышал о загрязнении водорослевых ванн. Новые расходы: тысячу батов семьям погибших, две – родным Баньята. Старик снова делает кислое лицо. – Значит, зови кого-то еще из вашей шайки чистильщиков, такого же мелкого, – полезете вниз. Пом, Ну, Кукрит – вытаскивайте вал. Полностью вынимайте – надо осмотреть систему приводов звено за звеном. Механизмы нельзя запускать, пока все не осмотрим.

– Куда спешить-то? – с усмешкой говорит Пом. – Когда еще запустимся… Заставить профсоюз опять работать – тут фаранг одним мешком опиума не отделается. Тем более после того, как пристрелил Хаприта.

– Рано или поздно заработает, и начнем мы тогда без четвертого вала, – обрывает его Хок Сен. – Королевское разрешение на спил дерева такого же диаметра дадут не сразу, потом его какое-то время станут сплавлять с севера – и то если повезет и в этом году придут муссоны, – а до тех пор на фабрике будет дефицит энергии. Ты вот о чем подумай: кое-кто вообще окажется не у дел. – Он кивком указывает на вал. – Работу дадим только самым усердным.

Пом, пряча злобу, виновато делает ваи:

– Простите, кун, я позволил себе необдуманные слова. Я совсем не хотел нагрубить.

– Вот так-то, – кивает старик и с недовольным видом отворачивается, хотя втайне согласен с Помом: прежде чем мегадонты снова тяжело зашаркают вокруг валов, будут мешки опиума, взятки, пересмотры энергетического контракта – новые расходные статьи в бюджете. И это не считая тех денег, что пойдут монахам за церемониальные песнопения, а может, браминам, или специалистам по фэншую, или медиумам, которые испросят разрешение у пхи, успокоят рабочих и уговорят их вернуться на злосчастную фабрику.

– Тань сяншен![10 - Тань сяншен – господин, учитель (кит.).]

Возглас отвлекает Хок Сена от подсчета убытков. Напротив, у шкафчиков с одеждой, сидит ян гуйдзы[11 - Ян гуйдзы (кит.) – дословно: иностранный (заморский) дьявол. Уничижительное название белых людей.] Андерсон Лэйк, которому женщина-врач обрабатывает раны. Поначалу этот заморский демон хотел, чтобы его штопали наверху, но старик настоял, чтобы все происходило в цеху, у всех на глазах – пусть рабочие видят и залитый кровью светлый костюм, и самого Андерсона, больше похожего на вылезшего из могилы пхи, зато живого и неиспугавшегося. Если лицо можно потерять, то сейчас он его зарабатывает. Бесстрашный чужестранец.

Андерсон отхлебывает виски прямо из бутылки, купить которую попросил Хок Сена, будто тот ему слуга какой-нибудь. Старик отправил Маи, та принесла поддельный «Меконг» с этикеткой, как у настоящего, и прилично сдачи – столько, что Хок Сен отсыпал ей за сообразительность пару батов на чай и сказал, глядя в глаза: «Помни мою доброту». Та серьезно кивнула в ответ.

В прежней жизни китаец решил бы, что купил немного преданности этой девочки, но здесь и сейчас может лишь рассчитывать, что та не убьет его сразу, если тайцы вдруг решат взяться за китайцев-желтобилетников и выгнать их всех в зараженные пузырчатой ржой джунгли. Возможно, за эти чаевые он выгадал себе немного времени. А может, и нет.

– До чего упрямый заморский демон – все время ерзает, – говорит на мандаринском доктор Чан, когда Хок Сен подходит поближе.

Чан тоже из желтых билетов. В королевстве этим беженцам нельзя зарабатывать себе на жизнь, но некоторые хитростью и уловками умудряются обходить запреты. Если белые кители узнают, что она таскает рис из кормушки тайских врачей… Хок Сен гонит от себя эту мысль. Помочь земляку, пусть даже самую малость, – стоящее дело, что-то вроде искупления за прошлое.

– Постарайтесь, чтобы выжил, – с едва заметной улыбкой говорит Хок Сен. – Он нам еще нужен – чеки подписывать.

Доктор Чан смеется:

– Тин мафань. Давно я никого не шила, но ради вас вытащу это мерзкое создание хоть с того света.

– Если вы и в самом деле такой талант, подхвачу цибискоз – позову лечить.

– Чем она недовольна? – встревает ян гуйдзы, который ни слова не понимает.