Разрушитель кораблей

Проблема умного бегства заключалась в том, что планировать его надо было куда серьезнее.

Бежали они в спешке, почти ничего не взяли с собой. На площадках грузовых вагонов еда отсутствовала. Через несколько часов Гвоздарь проголодался и с тоской вспомнил вчерашний ужин.

Он-то думал, что, сидя на месте, можно обойтись без еды. Это же не разборка судов. Но он и так ничего не ел, пока лежал в горячке, и теперь живот прилипал к спине. С этим ничего не поделаешь. Стиснув зубы, он слушал, как бурчит пустой желудок, и внушал себе, что получит настоящий пир в затопленном городе.

Кроме лестниц, ведущих на крыши, у вагонов имелись крошечные служебные площадки, больше похожие на стальные подножки шириной в полметра. На них можно было стоя выполнять кратковременную работу, но не ехать часами. Тул первым делом прошелся по всему составу – искал проход в какой-нибудь вагон, но не смог взломать ни одной двери. Поэтому беглецы скорчились на этих площадках. Под ними проносилась земля; их постоянно обдувал ветер. Неуютно, но все же лучше раскаленных крыш без защиты от палящего солнца.

Спать под стук колес у Гвоздаря тоже не получалось. Приходилось втискиваться между стенкой и лестницей и дремать по очереди, резко просыпаясь, когда поезд набирал или сбрасывал скорость. Разгон и торможение всегда сопровождались рывками, состав трясло так, что людей чуть не сбрасывало с насестов. После того как Гвоздарь и Нита едва не улетели под колеса, они сидели, зацепившись локтем за лестницу. Однажды, когда поезд резко затормозил, их едва не раздавил Тул, втиснув в металлическую стену вагона. В голове у Гвоздаря потом долго звенело.

Но все это ничего не значило по сравнению с нехваткой воды. Пару бутылок, найденных в мешке, они сразу опустошили, а на второй день уже умирали от жары и влажной духоты. Заняться было нечем – только смотреть на проносящиеся мимо пейзажи и надеяться, что поезд скоро прибудет в пункт назначения.

Иногда они проезжали вдоль огромных озер. Был соблазн спрыгнуть в прохладную воду, но Тул покачал головой и сказал, что на такой скорости им нипочем не запрыгнуть на поезд и, если они не хотят много дней тащиться пешком, придется потерпеть.

Гвоздарю не нравилась эта перспектива, хоть он и понимал, что огромная тварь права. Они убивали время, глядя по сторонам и разговаривая.

– Кто тебя преследует? – спросил Гвоздарь Ниту. – Что в тебе такого важного?

– Натаниэль Пайс, дядя по браку по расчету. – Она помялась, но все же добавила: – Хочет использовать меня для давления на отца.

Гвоздарь нахмурился, ничего не поняв.

– Отец узнал о некоторых его сделках, – пояснила Нита. – Пайс неправильно расходовал семейные средства. А теперь хочет, чтобы отец не мешал ему. Это лучший способ надавить на него.

– Надавить?

– Пайсу нужно сделать кое-что, что отцу не нравится. Если я окажусь в руках дяди, папа будет вынужден согласиться. Пайс планирует получить миллиарды, и не долларов, а китайских красных. Миллиарды. – (Темные глаза сверлили Гвоздаря.) – Больше, чем можно заработать на демонтаже судов за все время его существования. Хватит, чтобы построить тысячу клиперов.

– А твой отец против?

– Речь идет о добыче битуминозных песков. Это способ получить топливо, суррогат традиционной нефти. Из-за лимитов на выброс углерода проект не прошел аудит. А Пайс перерабатывает пески в наших северных владениях и тайно доставляет продукцию в Китай клиперами компании, через полюс.

– Как по мне, это большая удача, – сказал Гвоздарь. – Все равно что свалиться в отсек с нефтью, уже имея покупателя. Почему бы твоему отцу не войти в долю, и пусть бы Пайс продолжал?

Нита ошеломленно посмотрела на него. Открыла рот. Закрыла. Открыла снова в полнейшем недоумении.

– Это черный рынок топлива, – пояснил Тул. – Он под конвенциональным запретом, а может, запрещен и национальными законами. Лишь один бизнес более прибылен – торговля полулюдьми, но она-то как раз абсолютно легальна. И это не все, так, Счастливица?

Нита неохотно кивнула:

– Территориальные споры в Арктике позволяют Пайсу избегать штрафов за выброс углерода, а в Китае все можно продать, не оставляя следов. Рискованно, незаконно, и отец узнал об этом. Он хотел заставить Пайса выйти из семьи и бизнеса, но Пайс сделал ход первым.

– Миллиарды китайских красных, – сказал Гвоздарь. – Это правда так дорого?

Она кивнула.

– Ну, тогда твой отец спятил. Пусть входит в бизнес.

Нита посмотрела на него с отвращением:

– А как насчет Затонувших Городов? По-твоему, при затоплении погибло слишком мало людей? Моя семья ведет дела честно. Спрос есть, но это не значит, что мы обязаны его удовлетворять.

Гвоздарь расхохотался.

– Ты мне говоришь, что у торговца кровью может быть чистая совесть? Что изготовить малость топлива – хуже, чем гробить нас, скупая ржавое железо для переработки?

– Хуже!

– Так или иначе, все сводится к деньгам. И ты, оказывается, стоишь намного больше, чем я думал. – Он оценивающе поглядел на Ниту. – Жаль, что ты этого не сказала до того, как я испортил отношения с папой. – Он покачал головой. – Наверное, я бы позволил ему тебя продать. Дядя Пайс отвалил бы состояние.

– Ты серьезно? – неуверенно улыбнулась Нита.

Гвоздарь и сам не знал ответа.

– До хренища денег. Ты рассуждаешь о совести только потому, что тебе не нужны деньги так, как обычным людям. – Он подавил разочарование в выборе, который уже нельзя было изменить.

«Хочешь быть как Ленивка? – спросил он себя. – Идти на все, лишь бы добыть чуть побольше?»

Ленивка – дура и предательница, но Гвоздарь не мог отделаться от мысли, что норны предлагали ему самую большую в жизни удачу, а он отказался.

– И как же ты попала в катастрофу, если такая важная?

– Отец отправил меня на юг на случай, если начнутся беспорядки. Никто не должен был знать, где я. – Она смотрела в никуда. – Мы не знали, что нас преследуют. Не подозревали, – поправила она себя. – Капитан Аренсман сказал, что надо уходить. Он-то знал. Может, был одним из них, но передумал. Может, вспомнил о норнах. Не знаю. И уже никогда не узнаю. Но я ему не поверила и задержалась. И наши люди погибли из-за того, что я не поверила в угрозу. – Ее лицо стало жестким. – За нами погнались, как только мы вышли из порта. Гнались днем и ночью. Когда начался шторм, у нас не осталось выбора. Либо идти в зону урагана, либо сдаваться. Капитан Аренсман предоставил решать мне.

– А что, нельзя было договориться? – спросил Гвоздарь.

– Только не с Пайсом. Этот человек не идет на сделку, когда уже выигрывает. Так что я приказала Аренсману идти в шторм. Не знаю, почему он согласился. Волна уже была высокая. – Она взмахнула рукой. – Палубу захлестывало, ходить по ней было практически невозможно, и не было ровного ветра, только порывы, которые нас мотали. Я не сомневалась, что погибну, но если бы мы сдались Пайсу, я бы тоже умерла. – Она пожала плечами. – Так что мы двинулись навстречу урагану. Волны все росли, паруса порвались, мачты сломались, а потом волны разбили иллюминаторы и вода хлынула в клипер. – Она прерывисто вздохнула. – А судно Пайса повернуло назад.

– Ты сильно рисковала, – рыкнул Тул.

– Я шахматная фигура. Даже пешка, – объяснила она. – Мною можно пожертвовать, но я не могу сдаться. Если я сдамся, игра закончится. – Она смотрела на проносящуюся мимо зелень. – Я должна была сбежать или умереть. Если бы меня похитили, отец согласился бы на любые условия. И его заставили бы сделать что-то ужасное.

– Если твой отец готов пожертвовать собой ради тебя, он, наверное, лучше знает, – сказал Тул.

– Ты не понимаешь.

– Зато я понимаю, что ты пожертвовала всей командой.

Нита отвернулась.

– Будь у меня выбор, я бы поступила по-другому.

– У тебя были верные люди.

– Да, не такие, как ты, – ядовито парировала она.

Получеловек лишь медленно моргнул. Желтые глаза вспыхнули.

– Считаешь, мне полагается быть хорошим псом? Я должен был хранить верность отцу Гвоздаря? – Он снова моргнул. – Покорная скотина, как те, что на твоих клиперах? – Он слегка улыбнулся, показав острые зубы. – Ричард Лопес надеялся, что за твою чистую кровь, красивые глаза и здоровое сердце хорошо заплатят Сборщики. Жалеешь, что я не остался ему верен?