Дети Морайбе

– Эта твоя докторша Чан принесла мне письмо…

– Организуй мне встречу с твоим боссом.

Собакотрах отвечает с усмешкой:

– Я сломал ей пальцы и затрахал до смерти за то, что нарушила мой сон.

Хок Сен ничем не выдает эмоций. Может, Собакотрах врет; может, нет – тут не угадаешь, но проверяет – это точно; смотрит, дрогнет ли старик, станет ли торговаться. Возможно, доктора Чан больше нет. Тогда это еще один камень на весы его кармы.

– Думаю, твой босс благосклонно воспримет мое предложение.

Собакотрах рассеянно почесывает вокруг длинной ноздри.

– Тогда почему мы сидим здесь, а не у меня в офисе?

– Люблю просторы.

– У тебя тут что – люди везде стоят? Тоже желтобилетники? Думаешь, помогут?

Хок Сен только пожимает плечами и смотрит вдаль – на корабли, на паруса, на этот большой манящий мир.

– Хочу предложить твоему шефу сделку. Золотое дно.

– Мне сначала расскажи.

– Нет. Только ему, и только лично.

– Он не встречается с желтобилетниками. А может, просто взять да скормить тебя пла-красноперкам прямо тут? Как зеленые повязки когда-то на юге?

– Ты знаешь, кто я такой.

– Кем был – знаю, ты написал. – Он чешет вдоль ноздри-прорези и пристально разглядывает старика. – А здесь ты просто желтый билет.

Хок Сен молча протягивает ему полотняный мешочек, набитый деньгами. Собакотрах глядит на кошелек с подозрением и не берет.

– Это еще что?

– Подарок. Возьми и посмотри.

Тот явно заинтересован, но осторожничает. Хорошо, что он не из тех людей, которые не раздумывая суют руку в мешок, а вытаскивают скорпиона. Собакотрах развязывает тесемки и вытряхивает содержимое. На грязный, заваленный ракушками берег звонко сыплются деньги. Безносый ошеломленно смотрит на монеты, а старик старательно прячет улыбку.

– Передай Навозному Царю: Тань Хок Сен, глава торговой компании «Три удачи», имеет к нему деловое предложение. Доставь сообщение – и будешь щедро вознагражден.

– Знаешь что – я, пожалуй, просто возьму деньги, а моим парням велю бить тебя до тех пор, пока не скажешь, где ты, китаец-параноик, спрятал все свои богатства, – с ухмылочкой говорит Собакотрах.

Хок Сен молчит, на лице – каменная маска.

– И про ребят Чаня-хохотуна, которые тут стоят, я знаю – за ним должок за неуважение.

Удивительное дело: старик нисколько не боится. Он живет в постоянном страхе перед всем подряд, но главные герои его ночных кошмаров – совсем не мордовороты пи-лиена вроде Собакотраха. Этот бизнесмен, а не белый китель, которого распирает патриотизм и желание вызвать к себе уважение. Все, что ни делает безносый, – все только ради денег. Они с Хок Сеном – две части одного экономического организма, пусть и далекие друг от друга, но по большому счету родные, как братья. Мысль об этом придает ему уверенности.

– Тут лишь вознаграждение за твои труды. А предлагаю я – всем нам – гораздо больше. – С этими словами он достает еще два предмета. Первый – письмо. – Отдашь своему хозяину. И не вскрывай. – Потом протягивает небольшую коробочку из бледно-желтого полимера пальмового масла, с выходящими сбоку универсальным валом и крепежными скобами.

Собакотрах крутит ее в руках и недовольно спрашивает:

– Пружина? Она-то еще зачем?

– Прочтет письмо – узнает, – с улыбкой бросает Хок Сен, встает и, не дожидаясь других вопросов, уходит. Впервые с тех пор, как зеленые повязки сожгли дотла его склады и пустили ко дну корабли, он ощущает силу и уверенность, чувствует себя мужчиной – даже шагает бодрее, забыв о хромоте.

Станут ли за ним следить люди Собакотраха – неясно, поэтому Хок Сен не торопится, зная, что и они, и парни Чаня-хохотуна где-то поблизости – приглядывают, незаметным оцеплением идут вокруг по переулкам, все глубже погружаясь в трущобы.

Наконец он видит широко улыбающегося Чаня.

– Тебя отпустили!

Старик протягивает ему деньги:

– Ты хорошо поработал. Хотя он и знал о твоих ребятах. – Потом вручает еще один рулончик банкнот. – Вот, откупись от него.

Чань-хохотун радостно смотрит на предложенное богатство:

– Тут в два раза больше, чем я должен. Даже Собакотрах зовет нас поработать, если не хочет рисковать сам и вывозить сою-про с Ко-Ангрита.

– Бери, бери.

Чань-хохотун пожимает плечами и сует деньги в карман:

– Ну, спасибо за щедрость. Очень кстати, тем более что якорные площадки накрылись.

Хок Сен, уже готовый идти дальше, замирает и переспрашивает:

– Что ты сказал про якорные площадки?

– Их закрыли. Прошлой ночью белые кители устроили налет, и теперь там все опечатали.

– А опечатали-то зачем?

– Не знаю. Говорят, их спалили дотла и там теперь один пепел.

Хок Сен, больше ни о чем не спрашивая, срывается с места и бежит так быстро, как только позволяют старческие ноги, кляня себя последними словами за то, что был дураком, не держал нос по ветру, разрешил себе не просто выживать, а желать большего.

Всякий раз, когда он строит планы на будущее, что-то идет не так. Стоит чуть распрямить спину, как мир тут же наваливается всем своим весом и прижимает к земле.

На Тханон-Сукхумвит он подбегает к газетчику, начинает нервно перебирать газеты, печатные листки, буклеты с удачными комбинациями для азартных игр и предсказаниями имен чемпионов по муай-таю.

Хок Сен рывком листает страницы – и чем дальше смотрит, тем сильнее приходит в ярость.

Во всех до единой газетах он видит улыбающееся лицо Джайди Роджанасукчаи, неподкупного Бангкокского тигра.