Железноцвет

– Вот только вот этого опять не надо! Я не для этого столько времени сюда перся. Черт с ним, с твоим сфинксом. С “заданием” тоже. Пойдем со мной. Поговорим, как взрослые.

Наверное, из одного любопытства я соглашаюсь последовать за ним. Любопытство всегда становилось причиной моих несчастий. Сколько же лет прошло? Четыре года с лишним – если по календарю. Но не по памяти, не по ощущению. Это в какой-то предыдущей, черновой, скомканной жизни Аркаша объяснял Пете, что девчонок стесняться нечего и что в драке нужно всегда бить первым… Теперь вот заявился, как ни в чем не бывало. И еще этот мертвый сфинкс вдобавок. До этих мест твари почти никогда не добираются. Но Аркадий прав – он интересует меня больше, чем сфинксы. Их в последние годы я видел куда больше, чем своей родни.

Шагая к машине, Аркадий оглядывается по сторонам, как приезжий. Приезжий и есть – я едва устроился в новой школе, когда он убыл на учебу, а с учебы – на войну. Помню его в новой, с иголочки, курсантской форме – косая сажень в плечах, будущий боевой офицер, голубая кровь. Девицы были влюблены в него, парням его вид прививал любовь к спорту. Я тоже завидовал, но не так, как другие. В своих детских снах я не шагал в парадном строю, не ехал по освобожденным городам сквозь ликующую толпу. Под парашютом падал я из облаков, окруженный ядерными грибами врезался в горящие кварталы и сеял смерть без разбору – расстреливал, карал, добивал в исступлении до железки, по голень в кровавом болоте, озаренный огнем термитного салюта в мире, где все кричало впустую. Я боялся своих снов.

Под нарастающий вой сирен мы возвращаемся к джипу. К моему недоумению, за рулем никого не оказывается.

– Зоя? – зову я.

Раздается шорох, и из-под джипа высовывается сначала пулеметный ствол, а потом – Зоина физиономия.

– Чисто? – интересуется она.

– Чисто.

Зоя выкатывается из-под машины и встает в полный рост.

– Ну че, – говорит она. – Айда в притон?

***

Зоя ведет машину легко и уверенно, словно всю жизнь только этим и занималась. Единственная странность – она очень резко сворачивает на перекрестках, будто пытаясь удержаться на узком серпантине. В притон мы, к моему большому сожалению, пока не едем. Мы едем в Штаб Управления.

– Петь, открой бардачок, а? – просит Зоя. – Там хрючево. Стропорез ебаный нам голодомор объявил, но хуй ему.

Аркадий на такое только привычно вздыхает, не открывая глаз. Я открываю бардачок, и на ноги мне тут же сходит лавина из оберток, пакетиков от сухпая и нескольких бутылочек “Санителя”.

– Глубже, – настаивает Зоя. – По-любому че-то осталась.

– Это что, глушитель?

– Ну, как тебе сказать, – вздыхает Зоя. – В каком-то смысле.

– Гм. Да.

– Он не укусит, Петь.

– О, что-то нашел! Нет, это граната.

Отодвинув РГО, я наконец вытаскиваю на свет пару протеиновых батончиков. Зоя немедленно вцепляется зубами в оба, засыпав меня, себя и пол крошками.

– Ммм… – мычит она. На ее лице появляется блаженное выражение.

Появление сфинксов в городских пределах не прошло незамеченным: на перекрестках я наблюдаю группы морпехов 303-й, раскатывающих колючку и несущих мешки с песком. Из трещин в куполе старого цирка приветливо подмигивают оптические прицелы. Повсюду, гражданские машины прижимаются к обочинам; автобусы высаживают недовольных и напуганных пассажиров прямо на шоссе. Из смонтированных на столбах и углах зданий мегафонов идет автоматизированное объявление, текст которого любой горожанин давно знает наизусть.

– ПРИКАЗОМ… ШТАБА УПРАВЛЕНИЯ… НА ТЕРРИТОРИИ… ВВОДИТСЯ… РЕЖИМ “Б”, ВСТУПАЮЩИЙ… ДЕСЯТЬ МИНУТ… АВТОТРАНСПОРТА БУДЕТ ПРЕКРАЩЕНО ЧЕРЕЗ… МИНУТ. ЛИЦА, НЕ ИМЕЮЩИЕ РАЗРЕШЕНИЯ… ПРОСЛЕДОВАТЬ… БЛИЖАЙШЕГО УБЕЖИЩА… НАРУШИТЕЛИ… КОМЕНДАНТСКОГО…

Помню, как в первый раз услышал эту дрянь, еще в школе. До того, как ввели объявления, был только протяжный рев заводской сирены. И страх.

По всему городу движение останавливается, пешеходы сбиваются в толпы, сливающиеся в подвалы убежищ. Объекты Управления переходят на карантинный режим. 303-я взяла под контроль все крупные перекрестки и выслала патрули, блокпосты ощетинились ежами и пулеметами.

– Не так уж и паршиво работают, – говорю я, глядя на строительство пулеметного гнезда, происходящее на крыше 1-го Универмага. Мимо него мы проносимся, игнорируя полустертую разметку и давно ослепшие светофоры.

– Позор, – бросает Аркадий. – Растоптали бригаду. Виновных, невиновных… даже за Предательство – слишком. Кто теперь будет город защищать?

– Драгуны Левченко, если верить Штабу. А Штаб всегда прав. Раз уж мы о нем – может скажешь, почему мы туда едем? У меня с начальством отношения так себе. После Москвы…

– Они и до Москвы были не сахар, младший. Зой, давай полегче, а?

– Не нравится – на трамвае езжай, – огрызается Зоя, и давит на газ. – Я всю жопу отсидела, пока через тундру трюхали. И опять в грузовом, блять!

– Ну что ты окрысилась опять? Нормально ведь доехали.

– А тебе все нормально, – бормочет Зоя, – глаза залил – и нормально.

Джип вылетает на Проспект Интернационалистов и лихо выравнивается после виража. Как самая длинная улица, проспект служит домом для городских мемориальных плит. Поначалу их делали из мрамора, позже из гранита. Те, что ставятся в наши дни, набирают из газобетонных блоков, а имена наносят распылителем по трафарету.

– Зачем ты едешь в Штаб? – в лоб спрашиваю я. – Что вам двоим надо в моих краях?

– Я должен встретиться с командованием твоего Управления, – говорит Аркадий. – Я все доведу на месте – тебе, им. А еще, я ищу Константина Герцена. Также изв…

– Алхимик, – говорю я. – Также известного, как.

В зеркале я вижу, как внимательно за мной следят глаза брата.

– Алхимик испарился, – добавляю я.

– Что? – Аркадий снимает свои дурацкие очки, и с его лица наконец пропадет то характерное выражение превосходства, которое я ненавидел всю жизнь. – Куда?

– Ммм… – тяну я, решая, что можно сказать. – Месяц где-то он находился под следствием, никто точно не знал, за что. Никто не интересовался. С неделю назад Алхимик вдруг исчез, но потом были… cлухи. Я старался в это дело не лезть, и тебе не советую. Зачем тебе вообще Алхимик? Зачем он Адмиралтейству?

– Забудь про Адмиралтейство, младший, здесь дела крупнее намечаются, и…

– Алхимик исчез, – повторяю я, – Мертв, скорее всего. Многим он насолил. В городе неспокойно. У меня своя работа, своя жизнь. Ехал бы ты, пока дороги еще открыты…

– Уже гонишь? – усмехается Аркадий, а потом качает головой. – Меня не только Алхимик интересует, – качает головой Аркадий. – Я должен попасть в Штаб. Ты не понимаешь…

Вот оно – “я не понимаю”. Сейчас начнется.

– Вика бы хотела, чтобы мы работали вместе, – говорит брат.

– А-га, – тяну я, и Аркадий неодобрительно хмурится.

– Знаешь, – помедлив, вдруг говорит он. – Как меня контузило – я стал забывать. Вчера вот просыпаюсь и вдруг понимаю – забыл ее лицо. Забыл, понимаешь?

– Ты это брось, – говорю я. – Не надо налаживать. Нечего. Я выслушаю, и все.

Давным-давно, в другой Вселенной, мы с ним, пусть и вздорили вечно, но всегда стояли друг за друга. Прошло то время.