Лорд и леди Шервуда. Том 1

Робин тоже рассмеялся, но его глаза остались серьезными, и он так же серьезно сказал:

– Я поступаю так не только в Ноттингемшире, Мэриан, но и в других графствах Средних земель.

– Даже так? – удивилась Марианна. – А зачем тебе надо приглядывать за всеми Средними землями?

На этот вопрос он не стал отвечать. Успев привыкнуть к тому, что он не всегда склонен удовлетворять ее любопытство, она лишь тихо вздохнула и вернулась к прежней теме беседы.

– Какой же помощи просят у тебя, когда говорят, что ее больше не у кого найти?

Робин усмехнулся, и его взгляд стал жестким.

– Помощи, за которую мне редко бывают по-настоящему благодарны те, кто о ней просит, после того как я ее оказываю, и тем более не благодарят, если я отказываюсь исполнить просьбу, – сказал он. – Помощь в том, чтобы вызволить кого-либо из рук властей или укрыть от преследования.

– Отказываешься помочь – значит, ты выручаешь не всех? – немедленно уточнила Марианна, чутко внимавшая каждому его слову.

– Не всех, – подтвердил Робин, – только тех, чья провинность перед законом несоразмерна грозящему наказанию, или тех, кто на самом деле ни в чем не повинен. Если я убеждаюсь в том, что меня просят спасти от наказания того, кто на самом деле совершил преступление, которому я не нахожу оправдания, я отказываю в помощи.

– То есть ты еще и следишь за правосудием и вмешиваешься в него?!

Заглянув в широко раскрывшиеся глаза Марианны и увидев в них искреннее изумление, Робин улыбнулся и уже иным, мягким тоном сказал:

– Я много за чем слежу, Мэриан, и много во что вмешиваюсь.

Тон был мягкий, но слова произнесены так, что она поняла: в то многое, о чем он упомянул, она не будет посвящена, даже если проявит упорство. И она вновь послушно отступила.

– Мне понятно, что те, кому ты отказал в помощи, не будут питать к тебе добрых чувств. Но почему ты обмолвился, что тебя редко благодарят и тогда, когда ты помог?

Робин вздохнул и невесело улыбнулся.

– Потому что для людей, которых я выручил, дорога только одна – в Шервуд.

– И что же? – не поняла Марианна. – Главное, что они остались живы! Почему же их близкие, которые сами пришли к тебе и просили вступиться, не испытывают к тебе благодарности?!

Взгляд Робина скользнул по лицу Марианны, с нетерпением ждавшей ответа. В синих глазах заиграли веселые золотые искорки. Так и не ответив на ее вопрос, он рассмеялся – легко и беззаботно.

– Мэриан, если ты не вознамерилась уморить меня голодом, то вспомни, что настал час обеда, и покорми меня чему-нибудь еще, кроме своего неуемного любопытства!

Когда силы вернулись к Робину настолько, что он смог покинуть постель, а рана затянулась, он первым делом избавился от щетины и спросил Марианну, может ли он принять ванну. Марианна приказала слугам приготовить все для купания, словно собиралась мыться сама, и, когда ей доложили, что ванна наполнена, помогла Робину добраться до банной комнаты. Выждав за дверью время, за которое, по ее подсчетам, Робин должен был успеть раздеться и забраться в ванну, Марианна вошла, преследуя самые благие цели. Но Робин, увидев ее, окунулся в воду до подбородка и непререкаемым тоном потребовал, чтобы она оставила его одного.

– Я хотела помочь тебе вымыться, – ответила Марианна, удивившись его возмущению. – Если ты стесняешься наготы, то напрасно: я столько раз перевязывала тебя, что знаю все твое тело!

– Думаю, что не все. Благодарю за предложение, но я не нуждаюсь в твоей помощи, – отрезал Робин так, что она была вынуждена подчиниться.

После купания он сидел в кресле с книгой в руке и читал с таким недобрым выражением лица, что Марианна решила объясниться.

– У тебя нет оснований сердиться, – сказала она примирительным тоном. – Ты ранен, тебе нужна была моя помощь. К тому же это давний саксонский обычай, когда жена или дочь хозяина дома помогает гостю в купании.

– Как часто тебе приходилось следовать этому обычаю? – невзначай осведомился Робин, не отрывая взгляда от страницы.

– Первый раз, – ответила Марианна, тщательно скрывая улыбку: в его ровном голосе послышалась нотка ревности. – К счастью, отец не настаивал, чтобы во Фледстане неукоснительно придерживались всех традиций гостеприимства.

– Благодарю за честь, – сказал Робин и посмотрел на Марианну долгим внимательным взглядом, – но вынужден попенять тебе за беспечность, с которой ты обращаешься с мужчинами. Подобное легкомыслие если и не доведет тебя до беды, то ничего не оставит от твоего доброго имени!

– За какой из моих поступков ты можешь упрекнуть меня в легкомыслии?! – осведомилась Марианна.

– Почему ты пошла в шатер Гая без охраны и приличествующего тебе сопровождения? – ответил вопросом на вопрос Робин.

– Мне надо было поговорить с ним наедине так, чтобы никто не заметил.

– Я заметил, – вновь не слишком по-доброму усмехнулся Робин. – Не поручусь в том, что я один.

– И только из-за того случая ты счел меня легкомысленной? – в свою очередь начала сердиться Марианна.

– Не только, – Робин отложил книгу, легко поднялся с кресла и подошел к Марианне. – Ответь мне, чем ты руководствовалась, когда решила устроить меня в своих покоях – почти в собственной спальне? Тебя ничего не смутило? Ты ни в чем не заподозрила опасность для себя?

– Что же, по-твоему, должно было внушить мне опасения, и в чем? – спросила Марианна.

Вместо ответа Робин медленно обвел взглядом всю ее – с головы до ног. Этот пристальный, откровенно мужской взгляд заставил Марианну невольно сделать шаг назад. Робин усмехнулся и, не спуская с нее потемневших глаз, приблизился к ней, снова вынудив Марианну отойти, и уже с большей поспешностью. Почувствовав спиной стену, она поняла, что отступать больше некуда.

Уперев руку в стену над головой Марианны, Робин немного подался вперед и оказался так близко, что ее грудь коснулась его груди. Это легчайшее прикосновение отозвалось жаром, который разлился по всему ее телу. Марианна сделала глубокий вдох, но вместе с воздухом вдохнула и запах лаванды, исходивший от тела Робина после купания. Голова Марианны закружилась. В глаза бросился распахнувшийся ворот рубашки Робина, белый шрам от старой раны на коже, вызолоченной лесным солнцем. Марианна с трудом подавила желание прикоснуться губами к его ключице – там, где начинался этот шрам. Незаметно сжав за спиной руки, она поспешила поднять глаза, и ее взгляд сначала остановился на шее, где пульсировала едва заметная под кожей голубая жилка, потом на твердом подбородке, на губах, которые тут же сложились в ленивую, чувственную улыбку. Робин склонился к ней ниже – на долю дюйма, чем еще больше усугубил смятение Марианны. Призвав на помощь остатки воли, неумолимо таявшей от его близости и молчания, Марианна прикусила губы, которые настойчиво желали повторить поцелуями путь, проделанный ее взглядом, и встретилась глазами с Робином.

Лучше бы она этого не делала! В его глазах полыхнуло глубинное темное пламя. Он не шевельнулся, только смотрел ей в глаза, и его взгляд завораживал и притягивал. Марианна вдруг поняла, что сейчас сделает шаг и окажется в его объятиях. Весь ее гордый и свободолюбивый нрав возмутился перед покорностью этой непонятной магии, и, сделав невероятное усилие над собой, она воскликнула:

– Единственное, чем я руководствовалась, это твоей же безопасностью!

Робин от души расхохотался, и чары тут же развеялись. Марианна немедленно выскользнула из-под его руки и оказалась у противоположной стены – как можно дальше от Робина.

– В моих покоях есть тайный ход, которым ты мог бы уйти, если бы тебе понадобилось внезапно покинуть Фледстан и остаться незамеченным! – объяснила она, рассерженная его смехом.

– Поздравляю, леди! – он отвесил шутливый поклон. – Вы только что выдали главную тайну своего замка! И не считаете себя притом легкомысленной?

Его сарказм окончательно вывел Марианну из себя. Не найдя достойных слов, она схватила подсвечник с горевшей свечой и изо всей силы запустила им в стену. Подсвечник попал бы прямо в оконную раму, если бы Робин молниеносным рывком не поймал его на лету.

– Вот это нрав! – сказал он с искренним восхищением, ставя подсвечник на стол. – Поджечь собственный замок, лишь бы доказать свое благоразумие!

Нахмурившись, Марианна намеренно перестала обращать на Робина малейшее внимание. Пройдя в комнату, служившую ей рабочим кабинетом и библиотекой, она углубилась в книгу, автором которой был врач-араб, известный на Востоке повсеместно, чья слава добралась и до Запада. Она давно изучала эту книгу о причинах, признаках и способах лечения самых разных болезней, содержащую подробное описание составов и приготовления лекарств. Текст сам по себе был сложным, а встречавшиеся в нем витиеватые словесные украшения не облегчали Марианне перевод. Вот и сейчас она в третий раз перечитывала страницу, на которой описывалось, как предотвратить заражение болезнью, не менее гибельной, чем сама чума. От напряжения арабская вязь стала сливаться перед глазами, и Марианна устало потерла виски. На ее плечо легла ладонь Робина, тепло которой неожиданно в один миг сняло усталость и даже прибавило сил. Удивившись такому чудодейственному влиянию, Марианна, запрокинув голову, вопросительно посмотрела на Робина. Но он, не убирая ладони с ее плеча, не заметил этот взгляд, быстро пробегая глазами по открытой странице.

– Черная оспа? Смотри, – его палец уверенно заскользил по строкам, увлекая за собой взгляд Марианны. – Надо острым, тонким и прокаленным на огне ножом сделать царапину на теле здорового человека – там, где она будет незаметна глазу и не оскорбит взгляд безобразностью рубца, который останется впоследствии. Эту царапину следует намазать гноем, добытым из язв больного, пораженного оспой. И тогда оспа проявит благосклонность к тому, кто не успел заболеть, обойдется с ним с величайшим милосердием и впредь станет обходить его стороной, даже если выкосит всех, кто отказался принять ее милость из рук врача.

– Ты знаешь арабский язык?! – недоверчиво спросила Марианна, глядя на Робина с огромным удивлением, заметив которое, он рассмеялся.

– Ты ведь его тоже знаешь! – ответил он, как будто не услышал ее вопросов, где он мог обрести знания, которыми не обладали саксонские и даже норманнские лорды, стоявшие на высоких ступенях иерархии знатного общества.

Уступив настойчивым просьбам Марианны, Робин согласился потренировать ее в стрельбе из лука. Они спустились в тренировочную залу, но настоящего занятия не получилось. Обычно хорошо стрелявшая, Марианна веселилась и дурачилась, и все ее стрелы пролетали мимо цели. Робин прекрасно понимал, что она забавляется, как подросток, и подыгрывал строгими наставлениями, упрекал, призывал к порядку. Не выдержав ее очередного промаха, он подошел к Марианне и встал у нее за спиной. Положив руки поверх ее рук, он вместе с ней поднял лук и натянул тетиву. Она же, оказавшись таким образом в его объятиях, закрыла глаза и, откинув голову, украдкой прислонилась виском к его щеке. Выпущенная стрела попала точно в цель, а они так и продолжали стоять: она – прижавшись спиной к его груди и затаив дыхание, он – скрестив на ее тонком стане руки, в которых еще дрожал тетивой забытый ими лук, и тоже украдкой касаясь губами ее волос. Такими их и обнаружил сэр Гилберт.

Внимательно осмотрев стрелу в центре мишени, Невилл похвалил дочь за меткость, гостя – за успехи ученицы, потом напомнил Марианне, что она еще не распорядилась об обеде, до которого осталось не так много времени. Марианна поспешила приняться за дела, но, оглянувшись на пороге, увидела, как барон Невилл и лорд Шервуда о чем-то разговаривают, и весьма горячо. Слов она не слышала, но по выражению лиц ей показалось, что каждый пытается в чем-то убедить другого, но одинаково безуспешно. Наконец Робин согласно склонил голову, Невилл отечески похлопал его по плечу, и они разошлись в разные стороны: Робин – следом за Марианной, Невилл – к двери в противоположной стене.

– О чем вы говорили с отцом? – спросила Марианна, когда Робин нагнал ее и они вместе стали подниматься по лестнице в ее покои.