Сказание Джеуджиро

– Ну, перестань, я смущаюсь.

– Я говорю тебе правду, но говорю ее, чтобы понравиться тебе. Многие скажут тебе подобное, чтобы добиться тебя.

Он подошел к ней и бережно поцеловал в лоб. Ее бледные щеки вмиг налились багровой краской. Она улыбалась и сияющим взглядом посмотрела на него.

– Опять ты нанесла эту грязь на свое прекрасное лицо?

– Это не грязь, – оправдывалась Гирнаула. – Это каркосовая сажа. Но я уже давно поняла, что на тебя, это не действует.

– Ты, наверное, была в гостях у кого-то еще, раз нарисовала себе другое лицо? Ведь я просил тебя приходить ко мне без этой грязи на лице, чтобы ты радовала меня своей подлинной красотой.

– Скрывать не стану, – смутилась она – я была у Гирнбрарана.

– А почему ты от него ушла?

– Потому что он незрелый пьяница!

Она была слегка расстроена. Гирнгримгрон это понимал и как всегда умело попытался унять ее тоску.

– Садись! – Радостно воскликнул он. – Я угощу тебя твоей любимой злаковой пластинкой, приправленной тукиром.

– Но они так редки! – удивилась она. – Я уже давно не видела на базаре этой сладости.

– Я постоянно покупаю злаки, и когда мне попадаются твои любимые, я беру их специально для тебя.

– Ты так любезен и заботлив. Жаль, не желаешь ты разделить со мной семейный быт.

– Ты всегда об этом упоминаешь. Пойми, мне нравится быть с тобой. Нравится просыпаться в твоих объятиях. Но ты знаешь, что мне чуждо семейное родство. Сейчас я к этому безразличен. Мне нравится быть одному, жить в своей норе. Но это не значит, что я избегаю других. Когда ты приходишь ко мне, мое жилище словно наполняется теплом.

– Почему ты не хочешь оставить это тепло?

– Не знаю, – пожав плечами ответил Гирнгримгрон. – Возможно, ты слишком горяча для меня, и я боюсь сгореть.

– Да тебе просто нравится, когда у тебя гостят другие! Гирниэса говорила мне, что тоже гостила у тебя.

– Сейчас это неважно, – откусив от злаковой пластинки, сказал Гирнгримгрон. – Важно лишь то, что сейчас я нахожусь в компании с такой прекрасной девушкой, как ты, Гирнаула. И я не смею тебя задерживать. Если ты желаешь покинуть мое жилище, то сделать это можешь в любой момент. Но я буду расстроен твоим уходом.

– Сегодня я тебя не стану расстраивать, – сказала Гирнаула, взяв пластинку с тукиром. – Мне нравится быть с тобой. Расскажешь мне какую-нибудь историю?

– О да, моя дорогая! – воскликнул Гирнгримгрон. Он высунул свою голову за пределы норы, огляделся, а затем плотно задернул штору и направился к улыбавшейся Гирнауле.

– Это случилось, когда в последний раз мне довелось побывать в яме, – начал он свой рассказ загадочным голосом. – Я ушел в самую ее глубь, куда даже самый яростный узник не осмелится пойти. И подошел к самому краю великого ущелья, с которого мне были видны безмерные скалистые пустоши. Я сидел там, наблюдая, как в «ущелье погибели» проникали лучи Ирао.

– И тебе было не страшно? – удивилась Гирнаула.

– Ничуть. Ведь там прекрасно. Я любовался тем, как сырые и холодные стены пещеры накрывал яркий обжигающий свет. Камни будто полыхали, от них исходило шипение и дым. Запах был великолепный. Он был полон жизни, но его оттенки казались мне смертельными. Я думал, что если пойду к свету, то буду им сожжен. Я бросил камень вглубь ущелья, и звук его падения разнесся по всей пещере. Там было сыро, смертельно опасно, но очень завораживающе.

– Это просто невероятно! Кажется, никто из Гирн не поведает мне о подобном. Только ты на это способен! Ты удивительный!

– Любуясь тем ущельем, той смертельной красотой, я думал об одной прелестной девушке крови Гирн.

– Ммм… И кто же она?

– Не скажу, как ее зовут, но скажу, что мысль о ней вынуждает меня приносить ей злаки с тукиром.

– Ты просто беспощадный льстец и подхалим, – обняв Гирнгримгрона, шептала Гирнаула.

– Я знаю.

Так и жил юный Гирнгримгрон, нехотя трудился в шахте, порой бездельничал или общался с юными аркфарийскими девушками. Но предпочитал он находиться один, блуждая по скалистым тропам Аркфара или просто лежа на своей каменной, твердой постели.

Аркфар был подобен большому холму, расположенному в недрах величественной пещеры, которая была такой огромной, что не было видно ее свода. Лишь тьма, среди которой возвышались каменные колонны. На вершине подземного города находилась подъемная шахта, окруженная просторными поместьями представителей крови Арк, где они беззаботно жили в достатке и изобилии. В основном Арк занимались подсчетом добытой руды и продуктов, полученных из «таинственной выси». Их дети порой от скуки пытались спуститься с холма и посмотреть, как живут аркфарийцы кровей Драм и Гирн. Но взрослые запрещали им это делать. Лишь немногие Арк покидали верховья Аркфара, чтобы познакомиться с бытом других жителей.

Дома Драм были меньше поместий Арк, но их было гораздо больше. Улицы, вдоль которых они стояли, длинным коридором тянулись к вершине холма. Когда Арк проходил среди них, все Драм ему кланялись. Для Драм было великой честью, если Арк заходили в их дома. Большинство представителей крови Арк никогда не покидали вершины Аркфара, хоть это и было им интересно. Отвращение от других кровей не позволяло им спуститься. Они были высокомерны и считали, что другие аркфарийцы ничтожны по сравнению с ними. Драм считались выше Гирн, оттого и были к ним жестоки и часто наказывали. Их различия были выдуманными, ведь с виду все они были почти одинаковы. Рожденные в Аркфаре не могли избрать жизненный путь, за них все решали традиции трех кровей. Тяжелее всего приходилось рожденным за темными тропами, в местах, где проживали аркфарийцы крови Гирн.

***

Гирнгримгрон уходил в скалистые дали, где оставался совсем один. Там не было неба и не было звезд, лишь просторы огромной пещеры, раскинутые в бесконечных недрах горного пространства. Он кричал в пустынных ущельях, где никто не мог его услышать, и радовался эху собственного голоса. Бросая камни в пропасть, дна которой не было видно, он порой удивлялся, когда после затянувшегося ожидания раздавался тихий стук.

Отдых, который он заработал, добыв большой кусок руды, давно завершился, но, наслаждаясь идиллией одиночества и своим любознательным скитанием, он позабыл, что ему пора отправляться в шахты. Он прилег у камня и решил вздремнуть. По стенам ползали светившиеся ярко-голубым светом и извилистые как веревка, многоногие мизеи. Они ползали так, будто светящиеся линии движутся по темным стенам. Пока Гирнгримгрон дремал, склонив голову, Драмкраурик и Драмсаррос незаметно подкрались к нему.

– Встать! – пискляво завопил толстый Драмкраурик.

Гирнгримгрон открыл глаза и молча, посмотрел на двух пухлых надсмотрщиков.

– Чем могу быть любезен? – Спросил он.

– Что за наглость?! – возмутился Драмкраурик – Мы блуждаем уже так долго по этим скалистым пустошам в поисках одного Гирн, который вот уже три рассвета Ирао не появляется в шахте. А он еще спрашивает, может ли быть нам любезен.

– Прошу прощения. – Встав на ноги, обратился Гирнгримгрон, – почему же вы решили, что я именно тот, кого вы ищите? Ведь я нахожусь здесь вполне оправданно. Я смог добыть много камней, которые обменял на отдых.

Драмсаррос открыл книгу учета.

– Ты некий Гирнгримгрон? – спросил он.

– Да.

– Следовательно, ошибиться мы не могли. Ты тот самый уклонист, который пропускает работу в шахте. Твой отдых был завершен три восхода назад. Со слов Гирн обитающих рядом с тобой, ты единственный, кто посещает эти места. Я и Драмкраурик давно разыскиваем тебя, и мы изрядно устали. И сейчас, ты пойдешь с нами к Аркханесу, он определит тебе наказание.

– А если я не пойду с вами?

Драмсаррос и Драмкраурик удивленно посмотрели друг на друга.

– Неподчинение! Вздор! – Возмущались они – Это невозможно! Мы заставим тебя идти с нами! Мы бросим тебя в яму! А затем, если ты в ней не сгинешь, ты будешь работать в шахте, как и подобает Гирн!

– Ну что же вы. Не сердитесь так, я это не всерьез, ведь если я с вами не пойду, мне здесь придется нелегко без еды. Вы могли бы не утруждать себя поисками, ведь я бы и так вернулся, и тогда не смог бы избежать наказания.

– Теперь твое наказание будет суровее, ведь ты посмел перечить нам.