Пансионат
Артем Львович Добровольский
Герой попадает в параллельную реальность, где время – деньги. От многих вещей, бытующих в этой реальности, волосы встают дыбом. Но есть и такие, что слаще мёда. Увлекшись вторыми, герой подзабыл о первых. Сможет ли он выбраться из гиблого места под названием Пансионат? И да, и нет.Содержит нецензурную брань.
Пансионат (1)
Мещера, Мещера… Неближнее Подмосковье. Ночная сырость, болотный ветер в окно, по бокам дороги кусты, над дорогой – два белесых столба от фар Мерседеса, в столбах – быстрые сполохи тумана, обрывки комариных плясок, а то вдруг легкие серебристые капли, и тогда – шш, шш – добрый немецкий дворник степенно проезжал по стеклу, возвращая миру прозрачность; играло радио.
По радио пели песню, и водитель – молодой человек, назовем его Игорь, – подпевал, подпевал с настроением; впереди еще сто пятьдесят километров, но куда уж теперь торопиться? В Москву, как ни гони, попадешь только за полночь, и жизнь, считай, остановлена до утра: Танька спит, Маринку не выпустит отчим, Светке и вовсе лучше не звонить… Завалиться в кабак с Антоном, если он не уехал еще на рыбалку?.. Можно, а можно и по-другому: просто поставить машину в гараж, придти с пивком домой, принять душ и сесть с прохладной бутылкой в кресло смотреть телевизор – что там ночью покажут? ведь что-то показывают… потом, иззевавшись, – спать. Завтра. Жизнь начинается завтра. Неделя полнокровной, свободной жизни. Как говорят в таких случаях – вино, карты, девочки. Не вставать с петухами, не подавать машину к восьми утра, не торчать в чудовищных московских пробках, неподвластных даже мигалке и флагу на номерах… нет-нет: вино, карты, девочки. Какой он умница, его шеф, что захотел поохотиться. Охотьтесь, Иван Александрович, охотьтесь. Стреляйте их влет, стреляйте их в лоб, ощипывайте, свежуйте, засаливайте. Пейте с друзьями водочку у костра, ночуйте в палаточке, ковбойствуйте. А через неделю Игорь вас заберет. Хотите – через две, через три – вы только позвоните… Так, а что это там такое? Впереди. Вдалеке, на обочине, будто белое что-то мелькнуло… вот опять! что это?..
Игорь переместил ступню с газа на тормоз, стрелка спидометра поползла вниз. Холодильник? Похоже на холодильник. Кто-то выбросил старый холодильник, ага. Вез-вез его на свалку, и – не довез. Правильно, чего там… Нет, холодильники не шевелятся. Это не холодильник. Наверное, кусок полиэтилена отсвечивает, на ветру колышется… Не, не полиэтилен… Оппа, да это человек!.. голосует… девка!.. В белом платье, как на балу!.. Откуда она здесь?.. Верст тридцать как ни единой деревни. Из болота вылезла?.. Ну и сюр, ха-ха. Посадить ее, что ли? Ха-ха! А может это… Вот уж будет что рассказать пацанам!..
Скрипя резиной по асфальту, Мерседес пролетел мимо фигуры в белом и остановился от нее метров за тридцать. С некоторым напряжением Игорь поглядывал в зеркало заднего вида на торопливо приближавшееся платье, ярко-красное в свете стоп-сигналов; а если подстава? Сколько раз уж все эти истории рассказывали. Девка садится, достает баллончик, пшик – готово. Пока водитель кашляет и трет глазки, из кустов вылезают добры молодцы, водителя – в кювет (хорошо если живым), машину – в укромное место, перекрашивать. Поэтому надо хорошенько потолковать с ней через окно, прежде чем дверь открывать; потолкуешь – глядишь, и ясно станет.
– Здравствуйте. Вы не могли бы подвезти меня до пансионата?
Темные волосы, светлые глаза. Дрожь в голосе. Волнуется – а вдруг не подвезут? Или хорошо играет.
– Э… До какого, простите, пансионата?
– Ну как же. До Пансионата.
В удивленно акцентированном слове Игорь услышал заглавную букву. Видимо, есть тут какой-то Пансионат, о котором положено знать всем порядочным людям в округе. Пансионат "Услады Мещеры", в прошлом Трижды Краснознаменный профилакторий сердечно-сосудистых заболеваний "Звезда Коммунизма" для партийных работников Москвы и Московской области. Двенадцать корпусов, три бассейна, киноконцертный зал, спортивный комплекс, игровые площадки, библиотека, бильярд, пейнтбол, сауны, все виды массажа (в том числе по вызову), шахматный клуб и обсерватория. Пансионат здесь есть, очень даже может быть. Но это совсем не значит, что он ей на самом деле нужен. Вполне возможно, то, что ей нужно, уже здесь, приехало.
– А это где?
Девушка повернула голову влево, потом вправо, наморщила нос, тронула себя за подбородок.
– По-моему, это там, – жест рукой по ходу шоссе. – Если честно, я ужасно плохо ориентируюсь. После обеда решила погулять в лесу рядом с территорией… ну и вот, погуляла. Заблудилась, попала сначала в какие-то заросли, потом в какое-то болото, потом, слава богу, на дорогу вышла. Да и по дороге-то никто не ездит, представляете? Вы первый за целый час.
Она коротко посмеялась тревожным, вопросительным, и при этом довольно мелодичным смехом. Метрах в пяти позади нее шевельнулся куст орешника. Может, конечно, и от ветра – всяко бывает. Игорь хмыкнул и двинул рычаг коробки-автомата вперед. Да, спектакль хорош, ничего не скажешь. Одно белое платье чего стоит. Из пансионата… заблудилась… прям Наташа Ростова, бля. Только вот не лох он, ну не лох, вот в чем беда. Смотри, милая, как изящно он тебя сейчас расколет.
– Встань на секундочку перед машиной, лап. А потом поедем.
– Перед машиной? Зачем? – невинное удивление.
– Встань, встань. Не задавит, не бойся.
Она пожала плечами и, жмурясь, зашла в слепящие лучи галогенных фар. С первого же взгляда Игорь понял, что человек скорее всего не врет. Подол ее платья был изрядно истерзан: влажен, мят, испещрен репьями, местами даже, кажется, порван. Загорелые, открытые до локтя руки искусаны комарами, несколько тонких царапин…
Ей было, наверное, лет тридцать или чуть меньше – в общем, старуха. Причем, интеллигентная старуха, судя по манере разговора; совсем не его тип. Но под тонкой материей платья просвечивало кружевное белье, и Игорь вдруг почувствовал прилив физической бодрости. А что если… Нет, он не насильник, нет. Но он вполне может назначить ей плату за проезд, не так ли? Крох, мы резвимся на заднем сидении десять минут, и после этого я отвожу тебя в твой санаторий. То есть в профилакторий. То есть… В общем, неважно куда, хоть в лепрозорий. – Ах, да как вы смеете. Ах, да вы знаете ли, что я супруга такого-то, он сейчас в профилактории лечится грязями, а я вместе с ним? – Да мне в общем-то фиолетово, крох, я поехал. – Ах, постойте, постойте. Ах, что же мне делать. Не пропадать же мне в этом страшном лесу. Ну давайте, давайте, изверг вы распроклятый!…
И гложет он ей грудь на заднем сидении, и задирает ей платье бальное по уши, и рвет кружевные трусы, и берет ее – сухую, никакую – берет со всей свой жеребецкой силою – берет ее, немую, до крика; до сладкого ли, до горького – как получится, ему фиолетово. Ага. А потом, уже под утро, возвращается она в санаторию, и выбегают к ней из спальни ее детки малые, и кричат, и плачут: мама, мамочка, где ты была?! И нет никакого грозного мужа там и в помине, а есть лишь два нездоровых ребеночка, которых лечит она в учреждении на последние денежки… попросил, верно, младший сын Митенька в обед землянички, а купить-то и не на что, вот и пошла его матушка в темный лес да по ягодки, да на погибель свою лютую…
Игорю стало стыдно. Он открыл дверь и крикнул, пряча в грубом голосе смущение:
– Ну давай, залезай, что ли, показывай! Где тут эта твоя клиника, или что у тебя там.
Пансионат (2)
– Вот здесь, – сказала она километра через три от того места, где села в машину. И показала вперед изящным пальцем: – Вот здесь нужно налево. Сразу вон за тем столбом дорога, видите?
Игорь притормозил, глянул в направлении столба. То, что она называла дорогой, скорее напоминало просеку. В густо растущих деревьях проступало некое подобие тоннеля – бесформенного, темного и лохматого, как чья-то гигантская нора.
– А ты уверена? – с подозрением спросил Игорь, остановившись посреди шоссе и перехватив руль для поворота, однако еще не поворачивая. – Что-то уж больно захолустная дорожка к твоему этому… пансионату, а?
– Это просто потому что она не главная, – весьма живо пояснила его спутница, словно опасаясь, что ее не повезут дальше. – Есть основной подъезд, он широкий, и там асфальт, но это где-то в другом месте. Я вообще-то имела в виду именно эту дорогу… я все время здесь хожу.
– Ходишь – это хорошо, – со снисходительной иронией изрек Игорь, приятно ощущая себя хозяином положения. – А как насчет езды? Здесь кто-нибудь вообще ездит? Мм?
– Ну вот же вроде бы есть следы…
– Ага. От трактора.
Она не ответила; минуту, а то и две молодые люди молча смотрели друг на друга. И почудилось Игорю в светлых глазах пассажирки что-то… не сказать чтобы обещающее, но что-то, вмещавшее в себя нечто большее, чем простую поездку по ухабам… Ты довези, – словно бы говорили эти глаза, – а там посмотрим. Куда посмотрим, на что посмотрим, зачем посмотрим – все это как бы оставалось тайной, но главное – она была, эта тайна, и сам факт ее бытия приятно щекотал воображение. Вспомнились, кстати, кружевные трусы под белой, промокшей от росы тканью, и лифчик кружевной – тоже вспомнился, и совесть теперь была далеко – гуляла где-то, отпущенная самим Господом за ненадобностью; какая совесть? причем здесь совесть? вы видели эти глаза?
– А что… что если на брюхо сядем? – с хрипотцой спросил Игорь и отвел взгляд в сторону. – Что… что тогда будет?..
– А сам как думаешь? – спросила она в ответ каким-то новым голосом, неожиданно перейдя на "ты".
– Это… я думаю, что это… Ты это… в пансионате своем с кем отдыхаешь-то? – несколько неожиданно поинтересовался Игорь; видимо, он хотел сказать, что если они застрянут, то вряд ли имеет смысл искать помощи в столь поздний час, придется ему торчать здесь до утра. А так как ночевать в машине ему вовсе не хочется, то… и т.д. Но получился своего рода экстракт мысли, прозвучавший, должно быть, малость хамовато. Эх, дурррак, спугнул, ляпнул на свою голову! – начал он было ругать себя, но тут же прекратил, удивленный и обрадованный ее ответом.
– Одна. Одна я в своем пансионате. – И улыбка. Не будучи красавицей, она была, тем не менее, очень мила.
Назревала котова удача – настолько незапланированная и экзотическая, что он не верил ей:
– Как? Как это одна?..
– Да вот так, – засмеялась она. – Никогда не слышал, что бывают одинокие женщины?.. – и вдруг шутливо потрепала его по голове; потрепала – и тут же сама застеснялась.
Мало что соображая, он схватил ее руку, бросил, снова схватил… С трудом ему удалось обуздать нетерпение и заставить себя куда-то ехать.
* * *
По мере того, как Мерседес успешно преодолевал невидимые в траве рытвины, а ветви деревьев задиристо хлестали лобовое стекло, быстро вспыхнувшие надежды Игоря так же быстро и угасали: знакомая его, еще такая новая и уже такая желанная, вдруг словно бы устыдилась своей излишней доступности и пожалела о чересчур откровенном жесте. Молча, с подчеркнуто равнодушным видом смотрела она в ярко-зеленый, высвеченный в темноте коридор, что полз им навстречу. Поглядывая на нее украдкой, на ее профиль – демонстративно безразличный и немного смешной своей детской строгостью – Игорь потихоньку приходил в отчаяние. Такая классная телка, он даже готов влюбиться, и… скорей всего, ничего не будет. Впереди уже что-то маячит, считай добрались; сейчас они подъедут к железным воротцам с двумя синими, слегка облупившимися голубками на створках, и – все. "Спасибо, что подвезли" – "Да ладно, чего там." И – все. Он даже не посмеет применить свой излюбленный стратегический прием – быстрое обвивание талии одной рукой, аккуратный отвод волос за ухо другой, и легкий, трепетный поцелуй в район сонной артерии; процентов восемьдесят девушек после такого приема, не приходя в себя, начинают громко дышать, – но где гарантия того, что она не окажется в тех двацати процентах, что молча отпихивают? Гарантии такой нет, и пробовать на авось он не станет: слишком уж она ему нравится, и отказ, случись такой, поранит как топором. А посему, увы, "Спасибо, что подвезли" – "Да ладно, чего там." И – все. Теплый ветерок, высоко на столбе покачивается тусклая лампочка, и старый вохровец Петр Иванович выползает с интересом из своей стеклянной конуры; прищурившись на сцену прощания, со спокойным злорадством добивает цигарку.
Вот если бы они действительно застряли! Тогда совсем другое дело. Ведь и ежу понятно, что тёлка на самом деле тоже не прочь, просто ее немного стыд взял за то, что она так резко повелась; ну а здесь типа предлог – застряли; тут уж не до стыда. Долг каждого порядочного человека в такой ситуации – пригласить другого порядочного человека к себе переночевать. Понятно, что не у себя в кровати (по крайней мере не сразу; ах, подождите, я у дежурной возьму раскладушку!), но так же понятно и то, что это не имеет никакого принципиального значения. К тому же, на территории наверняка еще работает какой-нибудь бар, куда ее можно было бы пригласить до того, как дойдет до раскладушки. Ну а бары, как известно, враги раскладушек, бары предназначены для сближения душ и тел… Короче, все было бы очень даже путем, если бы они вдруг застряли.
Приблизительно так струилась мысль Игоря, когда Бог ее вдруг услышал: довольно неожиданно Мерседес въехал в топкую ямку, скрытую от взора густой травяной порослью; въехал – и не захотел выезжать. Чем яростней давил Игорь на газ, тем яростней под весом двух с лишним тонн зарывались в глину задние колеса машины; довольно скоро стало очевидным, что своим ходом она не выедет.
– Ну вот, завязли! – громко произнес Игорь непередаваемым голосом; много чего было в этом голосе – и достаточно искреннего недовольства по поводу предстоящих хлопот, и не менее искреннего мальчишеского торжества – ага, я же говорил, что завязнем! – и аккуратный вопрос – что будем делать? – и уже даже обида на некоторые возможные ответы – и та была.
Минуты две прошли в полном безмолвии. Нервно покусывая ногти, девушка продолжала смотреть вперед. Там, метрах в двухстах уже краснел кирпичный забор пансионата. Истолковав молчание не в свою пользу и почувствовав себя уязвленным, Игорь гордо заговорил:
– Ты это… не парься. Не нужно мне от тебя ничего. Вылезай и иди, а я уж тут сам как-нибудь…
Еще несколько секунд она пребывала в какой-то напряженной неподвижности; затем, словно решившись действовать, быстро повернулась к Игорю и обвила его шею руками. Притянула к себе, впилась поцелуем, скользнула рукой под рубашку. Застигнутый врасплох Игорь первые несколько секунд отвечал вяло, растерянно, затем настороженно – чего это она? сидела сиднем, и вдруг как с цепи! – возродились былые подозрения; и лишь спустя некоторое время, убедившись, что имеет дело с неподдельной чувственностью, он дал волю и своей страсти. Все шло полным ходом к желанной развязке, но когда он начал стаскивать с нее кружевные трусы, она вдруг сказала:
– Нет-нет, не надо. Не здесь…