Простые вещи

На этой красивой ноте, я вышел из кабинета, аккуратно закрыл дверь и был полон решимости отправиться домой, чтобы поразмыслить о том, как можно начать извлекать выгоду из этой сложившейся ситуации.

Мою грустную и озадаченную физиономию сменила широкая нахальная улыбка, которая свидетельствовало о том, что теперь всё будет намного проще. Проще, чем когда-либо…

###

Как только я открыл металлическую входную дверь и вздумал покинуть пределы лицея, так сразу же на пороге столкнулся с девушкой, которая, видимо, очень торопилась на занятия.

– Ну, аккуратнее! – прикрывая руками глаза, по инерции выдал я.

– Серб! Ты что ли? Ох, Серб, – это была Соловьёва, которая, к моему удивлению, была очень рада меня видеть.

– Да к чёрту, кто же ещё? – усмехнулся я. – Ты чего опаздываешь?

– Погоди-погоди, тебя не было полмесяца на парах, и ты сейчас спрашиваешь у меня, почему я опаздываю? – она мило заулыбалась, а потом от радости обняла меня.

– Отличный парфюм… Прям с ума сводит, – не соврал я, вдыхая аромат её нежной кожи.

– Ох, спасибо. Правда, отличный аромат! Мне тоже очень нравится! Что, куда пойдём?

– В смысле? Ты же на пары собиралась, вроде как.

– Какие пары, Серб? Мы сейчас же идём в «Штрих», нам нужно срочно отметить твоё возвращение! – её энтузиазм бил через край, что уже само по себе было немного подозрительно.

Конечно, я удивился такому быстрому развитию событий, но всё-таки отвергать такое заманчивое предложение не стал. «Штрих» был самым обычным баром с простым интерьером, дешёвой мебелью и тусклым освещением, зато с демократичными ценами и неподалёку от нашего лицея.

Бар с момента открытия стал пользоваться популярностью у молодёжи, особенно у несовершеннолетних школьников, так как здесь никогда не требовали документов для подтверждения возраста.

– … даже Егор Алексеевич назвал меня мразью и отказался вести занятие в моём присутствии, представляешь? – я закончил свой рассказ о своё «триумфальном» возвращении в лицей и ждал реакции своей собеседницы.

– Вот как… – довольно наигранно ответила Саша. – Да, в принципе всё это время в лицее именно такая обстановка и была. Все ребята только и говорили о том, какой же ты ублюдок. Но от наших преподавателей я такого точно не ожидала…

– То есть ты не считаешь меня виноватым в смерти Браумаса? – подводя итог нашей небольшой беседы, спросил я, открывая перед Соловьёвой входную дверь в бар.

– К чёрту, Серб. Мы с тобой довольно давно знакомы, и я прекрасно знаю, на какие вещи ты способен, а на какие нет, – рассуждала Саша, как будто мы знали друг друга с детства.

Но это всё была наглой ложью. Мы знакомы с ней только второй год, из которых четверть мы совсем не общались, а она даже не в курсе о моей коме… Я решил не упоминать этот факт в слух, поэтому просто улыбнулся и осторожно кивнул.

– А кто тогда виноват? – вновь спросил я.

– Ну, – затянула Саша, – наверное, виноват сам Глеб… Следователи же установили, что это было самоубийство, совершённое в состоянии алкогольного опьянения.

– Значит, ты всё-таки не уверена в этом.

– Да почему!? – да потому что это прекрасно видно по твоим рассуждениям!

– Ладно. Закрыли этот вопрос. Тогда почему ты пошла в тот вечер к Глебу без нас? Мы же договаривались идти туда вместе, – я продолжал рубить правду-матку.

– Я что, на допросе?! – возмущённо спросила она. – Хватит!

Мне стало довольно приятно от мысли, что я задаю такие прямые и довольно щекотливые вопросы довольно сдержанно и без лишнего волнения. Реакция Соловьёвой была ожидаемой.

– Тебе не нравится мои вопросы?

– Просто я единственная, кто хоть как-то протянул тебе руку помощи, а ты вместо благодарности устраиваешь мне какой-то непонятный опрос. Это… Это нормально?

– Что?! Рука помощи? Ты сейчас серьёзно? – её ответы забавляли меня всё больше и больше.

Она не отвечала, пытаясь спрятаться в наступившей тишине.

– Ты случайно не знаешь, почему сегодня Фадеев не пришёл? И телефон у него выключен.

– Матвей? Да он вообще вторую неделю не появляется в лицее, с тебя пример берёт.

Фадеев всё это время не появлялся в лицее!? А вот это очень странно…

– Почему? Не знаешь?

– Понятия не имею, – коротко ответила она.

Я уставился в сторону своего коктейля, который очень гармонично разбавлял скучный цвет древесины нашего столика. В моей голове снова и снова возвращался один и тот же вопрос. Почему Матвей всё это время врал мне? Да и вообще, где он сейчас?

– Серб, – вернула меня в реальность Соловьёва.

– А? Что?

– Всё в порядке?

– А тебе есть до этого хоть какое-то дело? – на удивление, грубо ответил я.

Она приоткрыла рот и уставилась на меня своими большими глазами, в которых читалось недопонимание от сложившейся ситуации.

– Саш, зачем ты меня сюда пригласила? Я ведь прекрасно понимаю, что ты ко мне не относишься так, как хочешь мне это показать. Тебя никогда не было до меня дела. И я уверен, что на пару ты опаздывала специально, чтобы пересечься со мной. Тебе что-то нужно. Что-то определённое…

Я сумел в себе найти силы, что посмотреть ей прямо в глаза и понял, что разочарование всё-таки было не от того, что я веду себя так грубо, а от того, что я сумел разоблачить её безразличие. Тем не менее, она периодически их прятала, отводя свой одновременно красивый и пустой взгляд куда-то в сторону. Соловьёву мучила совесть.

– Почему ты не пришла в тот вечер?

– Ты всё ещё про тот вечер у Глеба?

– Да к чёрту его. Я про наше несостоявшееся свидание. Прошлой весной.

– Какое? – то ли прикидывалась, то ли действительно не понимала моя собеседница.

– После которого меня сбила машина, а потом я впал в кому.

Она продолжала виновато молчать.

– Кома? – переспросила Саша.