Простые вещи

– Дай закончить… В мой сон ворвался Глеб, который пытался меня обвинить в своей смерти. Он ещё что-то говорил про новую фазу в моей жизни…

– Серб, ты опять хватаешься за глупые сны?

– Но в тот раз сон был предостережением, как оказалось. А ты абсолютно также даже не выслушал меня.

– Прости, но это всё совпадение. Ну, не верю я во всю эту чепуху. Просто не верю.

– Ладно, как скажешь.

Я уже хотел рассказать Матвею про свою встречу с незнакомцем, но в последний момент решил перенести этот разговор на более поздний срок.

Чайник закипел в нужный момент времени, и вернул нас в чувства. Матвей налил кипяток в две маленькие кружки с чаем и снова обратился ко мне.

– Серб, хватит пропадать в размышлениях. Я понимаю, что всё это очень сложно, но этот неприятный инцидент остался позади. Мистическими высшими силами судебное правосудие также обошло тебя стороной. Сейчас скажу очень банальную и примитивную фразу, но без этого я не смогу считать свой дружеский долг выполненным: нужно просто жить дальше.

– Да-да, я понял. Если честно, то не знаю, как бы всё это пережил без тебя, – от сотни приятных мыслей, которые всё-таки добрались до моей головы, я с трудом сдерживал слёзы.

– Постарайся не расплакаться… Как в тот новогодний вечер, ладно? – предательская слеза словно назло покинула границы моего глаза, давая Фадееву новый повод для широкой дружелюбной улыбки. – Ну, я же просил!

И тут я уже дал волю всем своим эмоциям, которые копились во мне долгое время, Матвей подошёл ко мне и в очередной раз за вечер приобнял, слегка постукивая меня по спине.

– Всё позади. Давай продолжим наше чаепитие, а после – ложись отдыхать. Эту неделю побудешь на дистанционном обучении, а дальше всё вернётся в прежнее русло. Я уверен. Уверен.

###

На улице уже стало заметно прохладнее, чувствовалось, что зима уже совсем не за горами. Дождь перестал приносить прежнюю свежесть и лёгкость, заменив эти свойства на неприятную морозную колкость, а деревья стали терять последние листочки, лишая этот серый город последних ярких цветов.

Я бы не сказал, что две недели, которые я провёл практически, не покидая своего убежища, пролетели быстро и незаметно. Отнюдь наоборот, ежедневно время тянулось неимоверно долго, а из-за моей слабости и полностью окутавшей меня лени, я не мог себе позволить никаких толковых дел.

Конечно, иногда в мои однотипные будни добавлял немного красок Матвей, который докладывал мне о сложившейся в лицее обстановке, которая, по его словам, по-прежнему накалялась.

В общем, мы решили, что логично будет заменить неделю дистанционного обучения на две. И эти четырнадцать дней прошли со знаком внутренней борьбы, в которой с небольшим перевесом всё-таки одержала победу ясная мысль о том, что я совсем не имею никакого отношения к случившемуся инциденту.

Именно с этой мыслью, я и вышел на улицу в очередной понедельник, будучи готовым к любым оскорблениям и самым ненавистным взглядам. Дорога показалась, на удивление, интересной, ноги уже совсем забыли, когда последний раз двигались по этому маршруту.

Подходя к воротам лицея, мне хотелось услышать, как сзади меня зовёт Фадеев, но в этот раз моё желание не сбылось, и я открыл тяжёлую входную дверь в гордом одиночестве.

Я, как можно, скорее скинул с себя верхнюю одежду и направился к информационному стенду, чтобы освежить в памяти наше расписание. Математический анализ, химия и физкультура – типичный набор для начала новой недели.

– Ого! Ничего себе, кто явился, – со стороны лестничного проёма послышался противный голос Шейдаева, который подошёл ко мне и продолжил. – Как скоро?

Я пытался не поддаваться на его провокацию, но всё же довольно аккуратно ответил:

– Как скоро? Что?

– Хах, а ты ещё спрашиваешь? Как скоро, мы сможем увидеть тебя за решёткой, – это заявление показалось мне чертовски мерзким, и мне сразу же захотелось дать Игнату по голове, но я совсем не имел права вмешиваться в новый конфликт.

Ребята с параллели, которые остались у лестничного проёма, оставались довольны таким дерзким началом диалога со стороны их приятеля, а я, сохраняя спокойствие и хладнокровие, развёл руки в сторону, дёрнул несколько раз бровями и шёпотом ему ответил:

– Как только ты начнёшь собирать сплетни реже, чем твоя сестра, – я издевательски хлопнул его плечу и оставил наедине с этим довольно простым по содержанию оскорблением, которое, кажется, неслабо его задело.

Я поднялся на второй этаж, чувствуя кучу выжигающих взглядов в свою спину, но я, на удивление, довольно быстро смирился с этим явлением. До начала пары оставалось каких-то пять минут, и весь второй этаж представлял собой отдельный мир, в котором жизнь била ключом: некоторые обсуждали самые горячие и пикантные темы, кто-то неистово повторял материал, беспокоясь об оценке в первом полугодии, другие же просто громко смеялись из-за разных глупостей.

Моё внедрение в этот относительно новый для меня мир изменило здесь всё и сразу, заставив каждого на несколько коротких мгновений отложить свою мимолётную рутину, и обратить свои взоры в мою сторону. Они все прекрасно понимали, кто сейчас будет проходить по этому коридору и за что меня стоит ненавидеть. Это знали абсолютно все: от совсем маленьких и глупых семиклассников до злых и матёрых выпускников, которые пропитались ненавистью ко мне больше остальных. Образовалась немая сцена, которая, по моему сценарию, должна была смениться уверенным, чётким и ясным действием с моей стороны. Но всё оказалось куда сложнее, чем представлялось моей голове. Мои худые ручонки задрожали, ноги стали неаккуратно подкашиваться, а огромные зрачки беспорядочно бегать из стороны в сторону, пытаясь спрятаться от такого количества желчи.

В этой ситуации было непозволительно думать головой, нужно было просто слепо следовать вперёд, перебирая дрожащими ногами, всё ближе и ближе приближаясь к заветному кабинету. Никаких мыслей, просто идти вперёд…

Казалось, что время остановилось, потеряло всякий смысл, но я старался не думать об этом и просто продолжал идти в самый конец коридора, где находился нужный мне двести десятый кабинет.

Мой взгляд невольно остановился на моих одноклассниках, которые как обычно, находились около аудитории, и все как один, смотрели на меня дикими презирающими глазами… Я подошёл к этому столпотворению почти вплотную и остановился, понятия не имея, следует ли мне сейчас с кем-то здороваться или просто что-то говорить.

– Привет, – всё-таки вырвалось у меня. – Привет, – ещё раз повторил я для уверенности в том, что все прекрасно увидели мой дружелюбный настрой.

Я облокотился об стену и ещё раз обратил взор на своих одноклассников, среди которых не заметил Драдемадова и Соловьёвой. На этаже по-прежнему царила мёртвая тишина, которая в нашем лицее была довольно редким гостем.

Ко мне в голову вкралась аккуратная мысль, что мне стало немного легче от факта отсутствия Стаса, и тут же прозвенел звонок, нарушивший всеобщий ритуал молчания. Я первым вошёл в кабинет и сел на привычную для себя вторую парту третьего ряда и приготовился к уроку.

Сложилось ощущение, что наш преподаватель совсем не торопится начинать занятие, и это ощущение оказалось оправданным. В течение пяти минут драгоценного для любого преподавателя времени, он не сказал ни единого слова, словно чего-то неистово ожидая. По кабинету стали доноситься недоумевающие перешёптывания, которые постепенно превратились в настоящий словесный хаос.

Егор Алексеевич понял, что без его вмешательства так дальше продолжаться не может, поэтому молодой специалист поднялся и вышел к центру доски, начиная свою пламенную речь.

– Класс, внимание! Хочу вам всем доложить следующую информацию: вопреки всему своему профессионализму я отказываюсь преподавать и готовить вас к экзамену, если в моей аудитории будет присутствовать кто-либо, причастный к смерти человека. Как вы все прекрасно понимаете, в данный момент в этом кабинете как раз и находится такой человек, которого и человеком-то назвать язык не у каждого повернётся…

Вот это поворот! Ладно ещё с ребятами, их ещё можно было бы понять, но, чтобы Егор Алексеевич, один из моих любимых преподавателей, отказывался вести занятие из-за меня… Это был для меня самый настоящий нож в спину, который моментально вернул меня к жестокой реальности, которая прямым текстом говорила мне: «Тебе здесь не рады, мальчик!».

Он вернулся к первоначальному сидячему положению, сложил руки и снова уткнулся куда-то в сторону, намекая на то, что ждёт моего ответа.

– Сербин, пошёл вон отсюда! – довольно прямо и грубо обратилась ко мне Вика Бертышева, маленькая фурия с волосами цвета моркови.

Если бы я сказал, что вся эту ситуация меня никак не задела – мне бы пришлось солгать, причём довольно профессионально солгать.

– Это редкая ситуация, когда ты сказала действительно что-то стоящее, – поддержал её Егор Алексеевич. – Убирайся, Сербин. Не знаю, как насчёт остальных моих коллег, но лично я даже воздухом одним дышать не желаю с… – Он сделал небольшую паузу, набираясь уверенности и решительности для финального слова. – … С такой мразью как ты, Сербин.

Мразь? Да что ты себе позволяешь, товарищ-преподаватель? Меня это до невозможности взбесило, и я моментально вскочил со стула.

– Что? Что ТЫ сказал? – переспросил я в довольном грубом тоне, в котором все почувствовали нотки угрозы.

Осмотревшись по сторонам, я ощутил полный контроль над сложившийся ситуацией: это были два десятка тяжёлых, но до жути пугливых и аккуратных взглядов. Я медленными и выверенными шагами стал неспешно приближаться к Егору Алексеевичу.

– Сербин, что вы делаете? Остановитесь немедленно! – дрожащим голосом пытался он остановить мой "дружелюбный" посыл.

Я же остановился около него, посмотрел на него сверху вниз, затем ещё раз осмотрел всех и каждого в этой аудитории. Да, сначала мне было ужасно неловко от того, что меня все презирают, но в моей голове произошла настоящая революция, которая позволила мне осознать тот факт, что эта однородная серая масса боится меня.

– Кажется, ты назвал меня мразью? А ты, Бертышева, что-то там сказала насчёт нежелания видеть меня в этом кабинете. Верно? – параллельно обратился я к своим обидчикам, которые продолжали молчать, виновато убирая глаза куда-то в сторону. – Верно. Так вот, если вам, уважаемый Егор Алексеевич и не менее уважаемая Виктория, не знаю, как вас по батюшке, угодно, чтобы меня не было на ваших занятиях, значит, всё будет по вашим желаниям.

Я вплотную приблизился к двери, взялся за ручку, но в последний момент резко развернулся через правое плечо и добавил:

– Но предупреждаю, господа, если я ещё раз от кого-то из вас услышу хоть малейший упрёк в свой адрес – берегитесь. Надеюсь, вы все хорошо помните о возможных последствиях.