В мёртвой глуши есть изящество, в крови – такт.
Зелень, вплетенная в кости, кресты телеграфные.
Вёрсты вокруг да около, рваный шёлк.
Знаешь, я видел морфины на этом кафеле.
Их не хватало, а Ты, избиенный, шёл.
Знаешь, я видел, ослепший, как Фройд безумствовал,
Обезоружен, смущён, целомудрен, как.
Знаешь, я видел: день седьмый в окне – искуственен,
Смятый низшею силой последний акт.
Знаешь, вначале была (да, она) истерика.
Сон был первей, но вначале была она…
Господи, доведи до другого берега.
Господи, не найди под пальто вина.
Бог не умер
У лотка с серым мясом нога увязает, уверенно – трудно идти,
И солдат опирается на алебарду и серое мясо.
Вместо солнца холерного вертится шар на кости,
Бродит бог средь червей и рабов, без иконо и стасов.
Трудно богу нектар добывать из (помягче, помягче) дерьма,
Серой жижи, в которой солдаты, монахи и блики юпитеров тонут.
Надвигается свет, тот, который прописан как внешняя тьма.
Бог не умер, и небо за кадром синё и бездонно.
Перемотка назад. Не видны ни доносы, ни вехи, ни брод.
Бог идёт, у лотка с серым мясом нога увязает, идёт.
Шумовик так внимателен, словно от этого шага зависит. Зависит.
Бог останется. Лентой, плетенной рабами, заложен Исход
Мысли(?)
«Пейзажная ценность картона не выше нуля…»
Пейзажная ценность картона не выше нуля.
На кухне два датских, не бритых кой день короля
Решают, кто призрак, кому за бутылкой идти.
И длятся за окнами вечные сны, (то)поля –
Без края, без смысла в заснеженном чьём-то пути.
А вьюга ломает, мотает по снегу картон.
Два датских решают, кто призрак, кто тёртый (калач?).
И длится за окнами датскими стон, или плач
Стекает по тверди некрашенной старых окон.
И пишет великую драму великий палач.
И, мнится, в метели – единственный сын короля –
Картон ли, набросок ли тени наброском угля?
Выходит на сцену и смотрит печально окрест, –
Глядит, обретая предельную ценность с нуля,
Пропитанный смертью, вознёсшийся прежде на крест.
А выживший (с кухни) идет за бутылкой в поля,
Не плача, не каясь, великого разве моля, –
Великий не выдаст, свинья дайтобоже не съест…
Кулисы. Покойный в хламиде чумной короля.
Суфлер протирает очки. В тёмном зале нет мест.
У реки
Тапочки участковому – резиновые сапоги.