Сеня, жми на тормоза!

– Судя по тому, как вы рассуждаете, учились на юридическом?

– Нет, что вы, я только журналист. Просто мне кажется, если бы вы в той рецензии выбрали немного другую тактику, всё бы завершилось не настолько драматично.

– Знали бы вы, какую тактику по отношению ко мне выбрала наша театральная тусовка, чтобы в очередной раз доказать своё величие и неприкосновенность, ? Арсений вернулся на кровать и посмотрел на Даню. ? Да, мне хотелось немного блеснуть эрудицией, да, у меня недостаточно опыта, но так нельзя с людьми. Человек только вступает на эту театрально-критическую стезю, будь она не ладна, а его за несколько ошибок обвиняют в тотальном непрофессионализме, смешивают с грязью и навсегда отбивают не только желание писать о театре, но и писать вообще. Хотя скажу честно, я даже не считаю это ошибками. Это было моё мнение. Но в той яме со змеями, куда я угодил, не может быть своего мнения. Выскажешь ? сожрут и не подавятся. Так они и сделали.

– Арсений, что они сделали? ? Даня с участием посмотрел на Сеню и похоже начал проникаться своим собеседником.

– Говорю же ? сожрали. Уничтожили, растоптали, смешали с грязью. Хотя, по сути, не их надо винить. Они лишь подхватили волну. А главную гранату кинула Алла Ильинская. Когда рецензия вышла на SevMedia, она разместила её у себя на странице, подписав: «Есть такая замечательная буква в русском алфавите! БЭ ? бЭстактность!». Аллочка обвинила меня в бестактности, а более матёрые сторожилы театрального дела ? в непрофессионализме. Тонна говна ровным слоем распределилась по всем 85 комментариям. А вы рецензию читали?

– Когда вся эта шумиха вокруг вас только поднялась, я заходил на SevMedia, пробегал текст глазами, но внимательно не читал. Сегодня же почитаю.

– Почитайте. Возможно, вы согласитесь с большинством ораторов, что я нанёс театру непростительную обиду. А может примите позицию тех, кто встал на мою сторону. Там в комментариях были и такие. Особенно запомнились реплики одного парня. Никогда его не знал раньше, но он по сути выступал моим адвокатом в этом… я бы сказал, судебном процессе. Вышла бурная полемика, но когда всё это читал, у меня было полное ощущение, что я в зале суда и совсем скоро театральные эксперты мне вынесут приговор. И знаете, мне ещё вот что интересно. Если бы не самую хвалебную рецензию на «Тартюфа» написал бы какой-нибудь авторитетный критик, и, допустим, откровенно задел кого-нибудь из артистов, Алла так же бы поступила? Разместила бы на своей странице его рецензию и обвинила бы в бестактности? Очень сомневаюсь. Кишка бы оказалась тонка. А провернуть такое с начинающим журналистом ? в порядке вещей. И, да, конечно, всё это, естественно, в воспитательных целях. О чём мы тут вообще говорим? А выглядело это как показательная порка. Мол, смотрите: и так будет с каждым молодым журналистом, если он осмелится высказать мнение, которое будет расходиться с позицией великой и всемогущей Аллы Ильинской.

***

Сеня вошёл в свою комнату и, бросив пиджак на диван, мешком рухнул на стул у компьютера. Расстегнув верхние пуговицы рубашки, он включил системный блок и достал из ящика стола железную флягу. Сделал хороший глоток. Встал, открыл окно, нервно вытащил из пачки сигарету и, щёлкнув зажигалкой, выпустил густые клубы дыма в вечерний воздух. Премьерный вечер до сих пор стоял перед глазами. И даже не сцены из спектакля, а встреча с Романовским в зрительском фойе. Рассыпаясь в любезностях и улыбках, он всем жал руки, а кого-то даже по-дружески обнимал. Такой счастливый был. И вот он встретился с Сеней глазами. Подошёл, поздоровался и одарил его точно такой же улыбкой, как и всех, с кем контактировал до этого. Абсолютно идентичной. Словно, в самом начале вечера он приклеил её себе на физиономию суперклеем. Воскресенский заметил, что на своих премьерах Романовский всегда был таким ? лучезарным солнышком. Но Сене как-то довелось посидеть у него на репетиции и он с изумлением обнаружил, что в богатом словарном запасе интеллигентного с виду Алексея Владимировича отведено особое место нецензурной лексике. И вот стоит такой весь из себя светящийся Романовский и, прищурив глаза от удовольствия, жмёт руку Арсению. Несколько секунд и он умчался дальше по фойе в сторону партера. И никакого намёка на полученное сообщение. А с тех пор прошли сутки. Всё это время Воскресенский тешил себя надеждой, что, возможно, человек решил, что такие темы лучше обсуждать не в переписке, а при живой встрече и поэтому не отвечал. Ну, вот, состоялась трёхсекундная встреча. И всё. Если бы Алексей Владимирович хотел видеть Сеню в своём театре, между ними произошёл бы какой-нибудь диалог. Но диалога не случилось. И ведёт он себя так, как будто Арсений ему ничего не писал. Значит это конец. Может Романовского возмутило, что он полез во внутренние дела театра? Ведь информацию о возможной вакансии завлита Воскресенский получил в статусе «у нас по театру новость пронеслась». Хотя, с другой стороны, что здесь такого? Он журналист. Варится в этой кухне. Узнал и всё. Но все эти мысли и предположения уже не могли изменить главного ? как в коллеге Романовский в нём не заинтересован. В партер Воскресенский заходил совершенно опущенный, уже заранее ненавидя премьеру «Тартрюфа» и всех, кто приложил к ней руку. И где-то глубоко, очень глубоко, он ненавидел и себя.

Докурив сигарету, Сеня с остервенением, словно раздавливая мерзкого жука, потушил в пепельнице окурок и сел за компьютер. Открыл Word. Белый чистый лист. Такая же пустота сейчас была у него в голове. Спектакль отложился в голове какими-то отдельными невнятными фрагментами. И так прошло 15 минут гипнотизирования монитора. Постепенно из тумана начали проступать какие-то образы и сцены. Медленно и неуверенно пальцы застучали по клавиатуре.

Дойдя до третьего абзаца, Арсений подумал, что было бы неплохо провести параллель с каким-нибудь известным спектаклем по пьесе Мольера. Открыл Ютуб. На быстрой перемотке посмотрел мхатовский спектакль «Тартюф» 1989 года в постановке Анатолия Эфроса.

«Если сравнивать нынешнего “Тартюфа” севастопольского театра и интерпретацию Эфроса, то, что там говорить ? актёрский ансамбль разных масштабов. ? начал писать Воскресенский, ? Станислав Любшин (Тартюф), Александр Калягин (Оргон), Анастасия Вертинская (Эльмира) ? их попадание в образы было настолько точным, что трудно представить других актёров в роли мольеровских героев. «Тартюф» Алексея Романовского, на мой взгляд, добротный ремейк известной постановки МХАТа, где отдана дань классической комедии.

Вообще интересно, как разные режиссеры в разные эпохи видят Тартюфа. Анатолий Эфрос рассматривал в этом образе двух сильнейших артистов ? Иннокентия Смоктуновского и Станислава Любшина, отдав предпочтение Любшину. В его восприятии Тартюф был наглым, опасным и весьма гибким обманщиком. “Надо сыграть не ханжу, а претендента на власть. Политикана. Человека, способного завоевывать и одурманивать”, – писал Эфрос в процессе работы над спектаклем. И действительно, в Тартюфе Любшина был тот неповторимый шарм, поддавшись которому, можно было потерять все ориентиры»

Медленно, но уверенно Сеня дошёл до абзаца, посвящённого актёрскому ансамблю. Нужные слова долго не приходили. Начинал набирать предложение и стирал. И так несколько раз. Встал из-за стола, подошёл к окну. Закурил. Первая медленная затяжка, вторая, третья… Разбежавшиеся мысли вновь собираются вместе. Сделав глоток из фляги, Воскресенский продолжил.

«В постановке Алексея Романовского Тартюфа исполнил Михаил Краснов. Сыграно это было талантливо, и я бы даже сказал, академически безупречно. Однако… Не покидало ощущение, что Тартюф Краснова ? персонаж из какой-то другой пьесы, не мольеровской. При том, что Михаил Краснов делал всё по-актёрски правильно, в нём совершенно не читался человек, способный “завоевывать и одурманивать”. В этом Тартюфе не было ни капли обаяния и попасть под влияние такого персонажа едва ли возможно».

«Ну, что после небольшого кнута можно и пряничка дать», ? размышлял про себя Воскресенский, уже основательно увлёкшись текстом.

«Отдельно хотелось бы выделить Екатерину Прохорову, исполнившую роль строптивой служанки Дорины. Эмоциональный окрас каждой её реплики оказывал на зрителей безоговорочное действие ? если ни смех, то аплодисменты; если не аплодисменты, то смех. Это тот самый случай, когда актёрская энергетика гармонично сосуществует с человеческим обаянием. И, конечно, этому симбиозу в рамках одной сцены становится тесно, и он прорывается в зал».

«Ну что, можно и завершать. Никого особо не обидел, высказал честное мнение. Имею я на него право? Конечно, имею. По крайней мере все поймут, что я не какой-нибудь там карманный критик, а журналист со своей позицией», ? Воскресенский явно был доволен рецензией. Еще один глоток из фляги. Последний абзац.

«Анализировать какие-либо другие составляющие спектакля не вижу особого смысла. В оформлении сцены не наблюдалось никаких сложных решений ? всё соответствовало эпохе “Тартюфа”. Режиссер также не стремится искать в классической комедии скрытые смыслы и не пытается явить зрителю “театр сложных метафор”. Алексей Романовский сделал всё как положено ? пошёл по классическому пути, позволив мольеровской комедии остаться именно таковой. В этой истории нет ни малейшего намёка на пошлость, а только безграничное уважение к своему зрителю. Такой “правильный театр” – сегодня редкое явление, но радует, что в культуре XXI века оно ещё существует».

Арсений решил не откладывать публикацию рецензии в долгий ящик и, внимательно вычитав текст, разместил статью на сайте. Довольный результатом, Сеня переоделся в пижаму и нырнул под одеяло, даже не подозревая, что завтра начнётся в театральном Севастополе с его подачи. И, конечно, не только его.

Будильник прозвонил в 8 утра. Сеня нащупал телефон и, отключив раздражающий звук, повернулся на другой бок, провалившись в сон ещё на два часа. Когда открыл глаза и взглянул на часы, понял, что капитально проспал.

– Да твою ж мать! ? Воскресенский резко встал с кровати и хотел было в спешке начинать день, но понял, что сил совершенно нет и жутко раскалывается голова.

Сон всё ещё не хотел отпускать и Сеня уронил голову на подушку. Чтобы в очередной раз не заснуть, Арсений взял телефон и начал мониторить соцсети. И тут ему на глаза попался пост Аллы. Ильинская опубликовала Сенину рецензию на «Тартюфа» и подписала: ««Есть такая замечательная буква в русском алфавите! БЭ ? бЭстактность!» У Воскресенского округлились глаза, сон как рукой сняло и даже голова стала меньше болеть. Под постом уже было порядка тридцати комментариев и люди продолжали писать. Сеня прочитал первый комментарий от какой-то барышни: «Совершенно недопустимо так нарочито сопоставлять спектакли из двух разных столетий. Другое дело, если бы его авторы указали, что сделали ностальгический ремейк на постановку Эфроса. А вообще, рецензия абсолютно непрофессиональная. Дилетантство в чистом виде. Откуда вообще вылез этот Арсений Воскресенский?»

Не отрываясь от экрана смартфона, Сеня встал с кровати и направился в ванну. Поставив телефон на подставку, он выдавил пасту на щётку, продолжая погружаться в дискуссию, развернувшуюся вокруг его рецензии. Некий Антон решил встать на защиту Арсения: «Не совсем понимаю, в чём суть претензии к автору. Человек высказал своё мнение. Я считаю, он имеет на это право. А то, что его мнение не совпадает с вашим, ещё не является признаком бестактности. Он так увидел и сформулировал свои мысли через ту параллель, которая возникла». Первая комментаторша на это ответила: «Он так увидел ? это про художников и им это простительно. А человек ? журналист серьёзного издания. Выражая своё мнение публично, он должен осознавать, что о его мнении люди тоже могут выразить своё мнение».

Полемика вокруг Сениной рецензии набирала обороты. К ней подключились тетатроведы, критики, журналисты, в общем все неравнодушные к театру. Было ощущение, что Алла собрала вокруг себя целый суд присяжных, которым предстояло решить ? дать возможность Воскресенскому и дальше заниматься своим делом, или с позором выкинуть из профессии. Арсений очень ярко представил, как эта дискуссия театральных экспертов могла бы выглядеть в режиме оффлайн…

***

Все эти уважаемые дамы и господа сидели в просторном кабинете за круглым столом с недовольными и сосредоточенными лицами. Перед каждым лежала Сенина распечатанная рецензия. Они внимательно изучали текст и качали головой. Кто-то тяжело вздыхал, кто-то возмущенно округлял глаза, а некоторые читали статью со снисходительной улыбкой.

– Антоша, дорогой мой, ? Алла серьезно посмотрела на собеседника, ? ну ты же наверное в курсе, что есть разница между мнением и рецензией? Мнение может быть безответственным, а рецензия ? ни при каких обстоятельствах.

– Алла, прости меня, конечно, но я что-то не вижу, чтобы он подписался «критик Латунский», ? Антон взял лист и показал Алле.

– Антошечка, я не слепая, ? Ильинская церемонно улыбнулась, ? То, что я могу высказать тебе в своём кругу, я никогда, понимаешь, никогда не выскажу публично. Так просто не делается.

– Но я всё равно не могу понять, что тебе конкретно не нравится в это статье. То, что человек сравнил постановку театра с другим спектаклем? Алла, ну давай будем честными, так часто делается.

Ильинская нетерпеливо закатила глаза и уже хотела ответить, но в разговор вступила дама средних лет, поправив очки и устремив свои маленькие злые глазки на Антона.

– Простите, как вас?

– Нас Антон. ? мужчина направил внимательный, но не самый миролюбивый взгляд на собеседницу.

– Антон, ну, начну с того, что я профессиональный театральный критик, так, на секундочку, с 20-летним стажем, ? дама уловила явный сарказм в голосе оппонента и пошла в наступление, ? и, как вы понимаете, могу отличить рецензию от… набора предложений. ? критикесса взяла Сенин текст. ? Правильно было бы написать так: «В спектакле Алексея Романовского чувствуется парафраз с «Тартюфом» Эфроса по таким-то и таким-то критериям. Но спектакль Эфроса недосягаем, потому что и потому…». А так получается, что автор этой… просто какой-то пародии на театральную рецензию, честное слово, изначально пришел с мерилом. У него не возникли мысли о парафразе во время просмотра спектакля. Во всяком случае, так следует из текста. И, как тут ни крути, получается некорректно. И по отношению к театру, и по отношению к Эфросу, как ни странно. Вы согласны, коллеги?

Все присутствующие одобрительно закивали.

– Нет, товарищи, вы не подумайте, что цель нашего собрания уничтожить человека и выкинуть из профессии, ? пояснила Алла. ? Такой цели я перед собой не ставлю. Мне нравится смелость Арсения, его напор, эрудиция. Но критика ? это тоже профессия. Так что ничего личного.

– Значит просто не стоит воспринимать эту статью всерьез, ? Антон откинулся на спинку стула, скрестив руки на груди. ? Человеку значит надо учиться, а это только через практику, как, собственно, и в любой профессии.

– Вы правы, Антон, человеку надо учиться, ? в разговор вступила элегантная, стильно одетая дама с холодным острым взглядом и большой надписью на лбу «стерва в пятом поколении». ? Но практикой основы профессиональной этики, увы, не наработаешь. Это я вам говорю, как главный редактор самого читаемого журнала о театре в России. С разными авторами приходилось работать.

– А у нас в России ещё кто-то читает о театре? ? Антон улыбнулся. ? Ну, конечно, кроме вас, уважаемые театральные эксперты.

Главред бросила на Антона уничтожающий взгляд, а Ильинская слегка толкнула его локтём.

– Ну, если вы игнорируете театральную периодику, это вовсе не значит, что вся остальная Россия следует вашему примеру, молодой человек, ? прошипела редакторша.

– Ладно, сейчас не об этом. Я просто очень не люблю, когда театр через СМИ продвигает только одно мнение о спектакле, и, как говорил Жванецкий, «ради бога, не надо другого».

– Вы явно не понимаете, ? редактор тяжело вздохнула, словно пытаясь двоечнику объяснить элементарный пример. ? Мнение автора построено на ложной предпосылке, что один спектакль можно сравнивать с другим, и что личное «нравится ? не нравится» может быть основой профессиональной рецензии, опубликованной в СМИ.

– Поймите, я не любою, когда театр в принципе реагирует на такие вещи и таким образом. Выглядит так, как будто, чем больше людей прочтут не хвалебную рецензию на спектакль, тем выше вероятность того, что в зале будут пустые места. Театр должен ставить спектакли, а то, что это ещё и помогает кому-то развиваться в профессии, театр не должно волновать. Если спектакль хороший, на него и так все придут.

– И здесь я вами не соглашусь, потому что рецензия ? это не только средство пиара и инструмент создания воронки продаж, ? диалог начал напрягать редакторшу. ? Это ещё и экспертная оценка. И на этом конкретно с вами я бы хотела закончить дискуссию.

– Не спорю, но человек ?журналист, а не критик, и это тоже надо учитывать, ? Антон не сдавался.

– И по-журналистски это тоже непрофессионально, ? редактор теряла терпение.

– Возможно, это непрофессионально. Но давайте будем честными, сейчас вообще пишется очень много непрофессиональных вещей, в том числе, и о театре. Но как-то так получается, что хвалебные статьи проходят почти незамеченными, мол, всё правильно, так и надо. И это не двигает театр никуда. Выходит, он сам поощряет некачественные рецензии. Да, критика, конечно, так себе, зато такая удобная, не правда ли? И я сейчас даже не про конкретную статью говорю, а про целую тенденцию ? «кукушка хвалит петуха за то что хвалит он кукушку».

– Так, всё, мы с вами пошли на второй круг, мне это уже неинтересно, ? редакторша раздраженно отмахнулась.