В защиту Гамлета

Вы сделали такое,

Что угашает искренность и стыд,

Шельмует правду, выступает сыпью

На лбу невинности и чистоты

И превращает брачные обеты

В торг игроков. Вы совершили то,

Что обездушивает соглашенья

И делает пустым набором слов

Обряды церкви. Небеса краснеют

И своды мира, хмурясь, смотрят вниз,

Как в судный день, чуть вспомнят ваш поступок.

. . . . . . . . . . . . . .

Валяться в сале

Продавленной кровати, утопать

В испарине порока, любоваться

Своим паденьем…

. . . . . . . . . . . . . .

Стыдливость, где ты? Искуситель-бес!

Когда так властны страсти над вдовою,

Как требовать от девушек стыда?

Вот что творится в мыслях и в душе Гамлета. А Офелия:

А я? Кто я, беднейшая из женщин,

С недавним медом клятв его в душе,

Теперь, когда могучий этот разум,

Как колокол надбитый, дребезжит,

А юношеский облик бесподобный

Изборожден безумьем! Боже мой!

IV

Да, Гамлет изменился до неузнаваемости, об этом свидетельствует и король, и королева. И тут же плетутся нити новой подлости – слежки за Гамлетом со стороны его школьных друзей Розенкранца и Гильденстерна, а также со стороны Полония. Мог ли душевно израненный Гамлет, находящийся в состоянии повышенной чувствительности не видеть этого? Мы слышим горькие, полные сарказма слова Гамлета. И снова свидетельство о том, что легче всего он простился бы с жизнью. Боль, глухая душевная боль и опустошенность блокируют действия Гамлета. Избавиться от этой нестерпимой боли немедленно возможно только смертью – вот почему так часто возвращается Гамлет к мысли о смерти.

И уж вовсе странным кажется утверждение Фрейда о сексуальной индифферентности Гамлета, вытекающей якобы из слов Гамлета “Мужчины не занимают меня и женщины тоже”. Слишком уж в иных сферах пребывает сознание Гамлета, и если уж могло появиться у него чувство близости (духовной близости – господин Фрейд), близости мыслителя, философа – то, прежде всего, естественно, по отношению к мужчине, ибо трудно, даже сегодня в наше эмансипированное время, говоря философ и мыслитель подразумевать женщину и, кроме того, в данном случае различия пола неминуемо создали бы некоторое непонимание ощущения ситуации.

Но тут неожиданная радость, прибыли актеры. Посмотрев их неистовую игру, Гамлет произносит свой известный монолог. Он поражен:

Какой же я холоп и негодяй!

Не страшно ль, что актер проезжий этот

В фантазии, для сочиненных чувств,

Так подчинил мечте свое сознанье,

Что сходит кровь со щек его, глаза

Туманят слезы, замирает голос

И облик каждой складкой говорит,

Что он живет! А для чего в итоге?

Из-за Гекубы!

Что он Гекубе? Что ему Гекуба?

А он рыдает. Что б он натворил,

Будь у него такой же повод к мести,

Как у меня? Он сцену б утопил

В потоке слез, и оглушил бы речью,

И свел бы виноватого с ума,

Потряс бы правого, смутил невежду

И изумил бы зрение и слух.

А я,

Тупой и жалкий выродок, слоняюсь