– Михаил, опустите оружие, эти люди безобидны, – раздался голос Минаса позади, – вы пугаете детей.
– Вы в своем уме? Прятать беглецов! – прошипел солдат.
Михаил держал Хасана на мушке.
– Михаил, не делайте то, о чем пожалеете, – произнес Минас, медленно подойдя к Ваграму.
– Это угроза, ваше степенство?
– Боже упаси! Я лишь говорю вам, что потом вы будете сожалеть о содеянном, так как жизни этих людей будут на вашей совести, ни на чьей больше. В вашей власти отпустить их, Михаил.
– Господин Тарасов, это измена. Меня расстреляют, вас повесят, а наши семьи отправят на каторгу! Вам этого хочется? Даже дружба с поручиком вам не поможет!
– Михаил, полагаю, мы почти одного возраста, – заговорил, наконец, Хасан, успокоивший в себе зверя, – у тебя ведь есть жена и дети?
– Да, – нехотя произнес ефрейтор после недолгих раздумий.
– Моя жена сейчас рожает, она не сможет отправиться в дорогу в таком состоянии, она просто умрет. Дети тоже умрут в пути. Что бы сказала твоя жена, узнай она, что ты обрек целую семью на смерть? Как ты будешь смотреть своим детям в глаза и учить их добродетели, зная, что убил моих?
Михаил молчал, явно обдумывая слова мужчины, которого держал на прицеле.
– Я пойду с тобой, парень, – продолжил Хасан. – Только оставь мою семью в покое, дай Минасу помочь им уехать, а меня забирай.
Солдат смотрел на черкеса и прячущихся за ним напуганных Салима и Мерем.
– Ты и мальчик, – произнес, наконец, Михаил, опустив оружие, – я заберу вас обоих, а жена и дочь пусть остаются.
– Послушайте, Михаил… – начал было купец.
– Нет, это вы послушайте! Это, – он указал винтовкой на Хасана с детьми, – это измена. Если вам плевать на благополучие вашей семьи, Минас Георгиевич, то мне на своих родных нет. Он и его сын! Это больше, чем я могу сделать для них!
Сердце Хасана упало.
– Нет, – отрезал он. – Только я.
– Если я выйду отсюда только с тобой, то Дмитрий, мой товарищ, не поверит, что взрослый черкесский мужик бросил семью и бежал. Ты и сам прекрасно это знаешь. Ты и твой сын. Я не собираюсь торговаться с тобой.
Хасан молчал.
«Он прав, – думал он, – второй солдат точно заподозрит неладное и проверит дом повторно. Найдя, Зару и Мерем, их поволокут к морю, а Минаса казнят, выслав его жену с сыном».
– Ладно, – выдавил из себя с болью Хасан, – Я и Салим.
Воцарилось молчание. Никто не смог произнести ни слова. Минас стоял, как вкопанный, не веря своим ушам, он до последней минуты надеялся, что удастся спасти всех, увезя семью друга в Ингушетию, но судьба распорядилась иначе. Хасан крепко обнял маленькую Мерем и поцеловал ее в лоб.
– Прощайся с сестрой, Салим, – дрожащим голосом произнес он.
Мальчик плакал, чуть ли не в голос. Он крепко обнял свою младшую сестру, которая не понимала, что происходит и, видя слезы брата, сама разревелась.
– Пора, – сухо произнес ефрейтор.
– Хасан, пока не поздно, спуститесь к Заре, – сказал с сожалением в голосе купец.
Еле в силах стоять, мужчина взял руку сына и потянул к двери, а дочери велел сидеть наверху с Ваграмом и не выходить, пока Минас не разрешит. Девочка громко заплакала, чувствуя, что это был последний раз, когда она видела отца и брата.
В дверь спальни постучали. Спустя минуту дверь медленно открылась и из-за нее появилось встревоженное лицо жены хозяина дома. Как только Анна увидела Хасана с сыном, мужа и ефрейтора, которого недавно выгнала, ее лицо побледнело. Взор молодой женщины тут же упал на мужа, который кивнул ей в знак того, что нужно их впустить.
– Она почти без сил, – произнесла она и вышла в коридор, дав Хасану с сыном войти.
Дверь за ними закрылась.
– Чтоб ноги твоей здесь больше не было, таканк[14 - ?????? [арм. takanq] – сволочь, подонок.]! – выпалила Анна военному и ушла в гостиную ждать, что же будет дальше.
– Что скажете своему товарищу? – произнес Минас, заметив задумчивое лицо Михаила.
– Что нашел их в подвале. Ни вы, ни госпожа Даниелян, ни Ваграм не должны даже упоминать случившееся сегодня в этом доме. Вам все ясно?
Минас тяжело вздохнул.
– Вы должны ночью их вывезти из станицы.
– Смотря, когда родится ребенок.
– Угораздило же! К утру точно родится, они должны затемно покинуть Баталпашинск. Как только взойдет солнце, я зайду проверить. Их не должно быть здесь. Если вы думаете, что мне это нравится – отнюдь. Но при всем моем уважении, я и так пошел вам навстречу и сделал, сколько мог.
Тем временем Салим крепко обнимал мать и изливался горячими слезами, а та из последних сил целовала его и шептала, что они еще встретятся, и все будет как раньше, но эти слова мало чем могли утешить несчастного мальчика.
Хасан же держал руку жены в своей ладони и уже не сдерживал слез. Сердце его билось с невероятной скоростью и отдавалось жгучей болью, будто душу пытались насильно вырвать из тела.
– Анна сказала, это мальчик, – еле слышно произнесла Зара, и ее лицо искривилось от боли, но она не издала ни единого звука.
– Назови его Хагур, пусть имя оберегает его[15 - «Хьагъур». Включение компонента «хьэ» (собака) было связано с суеверными представлениями об оградительной, защитительной функции имени. В древности собака для адыгов считалась священным животным. («Адыгейские фамилии и имена». Блягоз З. У., Тхаркахо Ю. А. ГУРИПП «Адыгея», Майкоп, 2002.)], – произнес Хасан и поцеловал со слезами жену в лоб. – Прощай, цветок мой.
Он потянул Салима, но тот не отпускал мать. Хасану еле удалось оттащить его от кровати. Мальчик кричал и вопил во весь голос, вырывался, бился в истерике, не отрывая заплаканных покрасневших глаз от материнского лица, пока не потерял сознание. Его тело обмякло в руках Хасана, и тот взяв сына на руки и кинув на Зару последний взгляд, вышел из спальни.
Он посмотрел без слов на своего кунака.
– Минас, друг мой, отвези их в Сунжу, к Сэтэнай. Муж ее Амин, сын Салмана из рода Эгихой. В тех краях меня многие знают, скажи что ты мой кунак и вопросов к вам будет меньше.
– Хорошо, старый друг, – тяжело вздохнул Минас, – Мне так жаль, что все так обернулось.
Хасан лишь кивнул и пошел в сторону парадной двери. На пути он увидел заплаканную Анну.
– Я позабочусь о Заре и твоих детях, – произнесла она дрожащим голосом.
– Спасибо тебе.
– Да хранит вас Бог.