Утерянный дом

Женщина то и дело оглядывалась, боясь что за ними мог кто-то идти, но погони не было. Когда они с сыном, наконец, добрались до стены, ее сердце успокоилось. Зара про себя воздала благодарность Богу и тут же почувствовала боль: ребенок рвался наружу.

Так называемая стена оказалась высоким и длинным забором из каменного основания и деревянных толстых досок. Это массивное заграждение окружало всю станицу. Салим, помня слова отца о проходе, искал его, проводя руками по всем доскам перед собой, Зара принялась ощупывать забор как и сын. Они двигались на восток вдоль «стены», но никаких тайных проходов не было. А ночная тьма уже почти рассеялась, в станице начались слышаться редкие голоса и движение. Зару охватили отчаяние и паника, от чего она на минуту позабыла о боли.

– Мама, сюда! – к ней подбежал Салим и, схватив за руку, потянул за собой.

Спустя минуту, мальчик остановился, схватился за большую доску и начал ее тянуть. Зара, видя, что сыну не хватает сил, взялась за край доски и принялась тоже тащить. Доска поддалась и рухнула, оставив вместо себя зияющую дыру, за которой виднелся узкий проход между двух крестьянских домов.

– Это тот самый проход? – озадаченно спросила Зара скорее себя, чем Салима.

– Другого у нас нет, – раздался голос мальчика.

– Хасан сказал пересечь четыре улицы и постучаться в шестой дом по правую сторону.

– Давай я побегу и приведу папиного друга?

– Нет, сынок, ты должен быть со мной, я не могу тебя потерять. Пойдем вместе.

Зара тихо заплакала, думая то о муже с дочерью, то о невыносимой боли.

Пересекая одну улицу за другой, мать с сыном замечали, что размеры домов увеличиваются и сами жилища становятся все красивее. Одно из двухэтажных строений на четвертой улице в темноте напомнило Заре об их очаге в Кубатее, хотя их дом и не был настолько большим. Тоска вновь наполнила ее сердце.

Наконец, они достигли пятой улицы, и повернули направо. Зара уже еле передвигала ноги. По ее щекам катились слезы, но уже от невыносимой боли, но застывшему в горле крику она не давала воли, боясь за сына.

– Беги, постучи, – еле выдавила она, и Салим тут же бросился со всех ног к шестому дому.

Двухэтажный, но небольшой, он казался игрушечным, Салим даже подумал, что вряд ли кто-то жил бы в таком месте. Подбежав к двери, он забарабанил в нее.

Вдалеке уже виднелся еле различимый рассвет, который через несколько минут должен был достичь Пашинки. Зару снова захлестнула тревога за мужа и дочь. Держа одной рукой живот с еще нерожденным ребенком, а другой прислонившись к невысокому забору чьего-то жилища, она через боль передвигала ногами в направлении шестого дома.

Спустя минуту дверь открылась, и перед Салимом предстал высокий мужчина с небольшим животом и короткой бородой, совсем как у отца.

– Ты кто? – обратился он к раннему гостю сонным и рассерженным тоном.

Судя по рубахе, неопрятно заправленной в шальвары[8 - Шальвар (перс. ?????) – штаны.], мальчик понял, что разбудил всех.

– Там мама, – он указал рукой, – ей плохо.

Мужчина посмотрел в ту сторону, куда указал мальчик.

– Господи! Анна, иди сюда! – мужчина поспешил Заре навстречу, и на полпути, не останавливаясь, повернул голову к дому, теперь точно зная, чей сын стоит перед его дверями. – Салим, зайди внутрь!

Резко по грунту и крышам домов забарабанил дождь. Салим, стоя под навесом, не отрываясь смотрел, как только что выбежавший мужчина схватил его мать под руку и осторожно вел к дому, не обращая внимания на ливень. Мальчик снова повернул голову к дому и перед ним возникла худая женщина приятной наружности с черными как смоль волосами. Это была Анна Даниелян, жена Минаса Тарасова, с которой он познакомился еще юношей будучи в гостях у своего дяди в Нахичевани-на-Дону. Анна давно была знакома с Хасаном, так как тот присутствовал на их с Минасом свадьбе, а вот его жену никогда не видела, но со слов мужа, изредка навещавшего давнего друга, знала, какая добротная девушка.

– Заходи, быстро, – произнесла она и по-матерински потянула Салима в дом.

К двери уже приближался Минас, придерживающий еле стоящую Зару. Оба они промокли до нитки. Ее лицо искривлялось от боли, но она так и не издала ни единого звука.

– Анна, она рожает, открой двери спальни.

Женщина поспешила выполнить распоряжение мужа. Несмотря на ситуацию, она оставалась спокойна, чтобы не нагнетать обстановку. Открыв настежь двери, Анна подхватила Зару за вторую руку и помогла уложить ее в кровать.

– Мне нужен таз с водой и несколько полотенец, – сказала она, посмотрев на мужа. – И накорми мальчика, пожалуйста, он, наверное, голодный.

Минас поспешил за водой. У двери он увидел жмущегося к стене Салима.

– Эй, дружок, не переживай, с мамой все будет хорошо! – заверил он его. – Сядь вон туда, я сейчас вернусь.

Салим медленно поплелся в указанное мужчиной место. Сев на мягкое кресло, мальчик сразу почувствовал усталость, измождение и голод. Последний раз он ел лишь небольшой кусок хлеба с сыром четыре или пять часов назад, так что живот у него урчал не на шутку.

В это время Минас уже успел отнести таз с водой и полотенца, привезенные его двоюродным братом как подарок из Бурсы, и теперь вернулся в комнату к Салиму. Мужчина велел ему сесть за стол, а сам спустился в погреб и принес оттуда копченую баранину, сыр и банку абрикосового сока, сваренного Анной на зиму. В спешке он достал из шкафа тарелку и положил перед голодным мальчиком. Салим принялся есть.

– Не спеши, дружок, а то подавишься.

Минас сидел напротив и размышлял. Он гадал, что же случилось с Хасаном и маленькой Мерем, что только Зара и Салим смогли добраться до Пашинки.

Из спальни слышались сдавленные крики роженицы. Зара пыталась не шуметь, чтобы соседи Тарасовых ничего не заподозрили, но боль была сильнее, хотя сквозь барабанящий дождь вряд ли кто-то мог что-либо услышать. Салим оглянулся было в сторону материнского голоса, но Минас перехватил его взгляд и сказал не волноваться.

– Ба?, вов гганче?[9 - «Пап, кто это кричит?» (донской диалект армянского языка).]? – раздался озадаченный и сонный голос с лестницы, которая вела на второй этаж.

– А, Ваграм, иди сюда, сынок. – подозвал мальчика Минас. – Познакомься, это Салим, сын Хасана. Вы почти одного возраста.

– ФIэхъус, сэ си цIэр Ваграм[10 - [Ффах?с, са си цар Ваграм] (кабард.–черк.) – Привет, меня зовут Ваграм.], – протянул руку маленький армянин, на что его отец широко улыбнулся.

– Упсэу, сэ Салим[11 - [Упсау, са Салим] (кабард.–черк.) – Привет, я Салим.], – ответил маленький черкес на приветствие, положив кусок хлеба в тарелку, и совсем по-взрослому пожал протянутую руку.

– Хуабжьу си гуапэщ[12 - [Хуабжу си гуапащ] (кабард.–черк.) – Очень приятно.].

– Сэри[13 - [Сари] (кабард.–черк.) – И мне тоже.].

Внезапно громко забарабанили в дверь.

Исход

– Ваграм, уведи Салима наверх!

Дождавшись, пока мальчики уйдут, Минас подошел к двери и отворил ее. К его удивлению перед ним стоял Хасан с дочкой на руках. Лицо его было все красное, и влага струилась по ней. Явно уставший, мужчина еле стоял на ногах, а девочка, казалось, спит, но на самом деле, выбитая из сил, была не в состоянии пошевелиться.

Уже совсем рассвело, но, благо, ливень не давал никому выйти из дому. Минас отошел в сторону, чтобы пропустить друга с ребенком на руках, и как только те оказались внутри, крепко закрыл дверь.

– Положи девочку в кресло, сейчас принесу полотенца.

Хасан без слов сделал это, и внезапно раздался громкий стон из дальней двери. Мужчина, узнав голос, ринулся было туда, но Минас его остановил.

– С ней Анна, скоро родится ребенок.

– А Салим?

– Наверху с Ваграмом, – произнес Минас и, приобняв друга, помог ему сесть, – Салим спустись.