Європа

– Закругляйтесь, – громко сказал охранник. – Я буду закрывать.

– Да погодь ты, – отозвался кто-то со склада, – сейчас машина приедет.

– Когда приедет, тогда и откроем.

– Уже приехала, выворачивает. Вот накладные.

К охраннику подошёл грузчик (из некурящих), протянул бумаги.

– Что тут? – спросил Корсик и тоже шагнул к охраннику.

– Что там? – спросил Изотов.

– Да мелочёвка всякая, но дохренища.

– Наше есть что-нибудь? – поинтересовался Ждан.

– Газовые колонки. Так что – далеко не уходи.

Вообще-то принимать технику должен был или завотделом, или старший продавец, но, как правило, занимался этим дежурный. Даже подпись ставил свою. Принял-фамилия-дата.

– Блядь, – усмехнулся Изотов, глядя в накладную. – Ну мы и торгуем. Стингеры, юнкерсы.

Одни – «беспородистые» вентиляторы; другие – вполне «породистое» газовое оборудование.

Утром Игорь продал колонку юнкерс пенсионеру, оказавшемуся, несмотря на все признаки – шерстяной берет (не важно, что на улице ещё тепло), седую бородку, набор ручек в нагрудном кармане – не «профессором» и не «кулибиным».

«Цена, – сказал он, – это не главное. Надо, чтоб хорошая была».

«Тогда – юнкерс. Три модели, на этой полке».

«Тот самый юнкерс? – насторожился пенсионер. – Который бомбардировщики делал в войну?»

«И да, и нет», – ответил Ждан. И пересказал прочитанное в журнале на инфо – «Техника дома» или «Выбираем технику» (их бесплатно приносили раз в неделю): про Хьюго Юнкерса, открывшего ещё в конце девятнадцатого века фабрику водонагревателей (первую в мире); про то, что из-за кризиса в начале тридцатых фабрику пришлось продать бошу; что после прихода к власти нацистов, не поддержавший их Юнкерс был вынужден отдать самолётный завод и все патенты государству – самого же Хьюго поместили под домашний арест; в пятидесятые Львовский завод газовой аппаратуры выпускал котлы по чертежам юнкерса («Мне газовщик расхваливал львовские», – кивнул пенсионер); до конца восьмидесятых колонки юнкерс шли только на внутренний немецкий рынок.

«А чем эти три модели отличаются?»

(«Некоторым, – заметил Чижов, – нужна техника с историей». )

– Туда не влезет! – крикнул кто-то.

– В бабу влазит, а тут не влезет? – крикнул Изотов в ответ.

– Идёшь сегодня фейерверк смотреть? – спросила Лисицина.

Самой неприятной работой Ждан считал «мониторинги». Благо проводили их не часто – раз в пару месяцев. Заковыристое словечко означало переписывание цен у конкурентов. Тебя направляли в какой-нибудь супермаркет, иногда – здесь, на Космонавта Добровольского, но чаще – надо было ехать (метро, маршрутка) в один из филиалов; начальство, видимо, полагало, что все соседи друг друга знают: выходят по утрам из одного автобуса, а дальше – кто в «Цифровой центр», кто в «Аудио-Видео», кто в «Дом Электроники»; в обед – снова собираются вместе, например, в «Штурвале»; любой продавец-конкурент увидит тебя в своём супермаркете и сразу же вспомнит; поймёт, что никакой ты не Йозеф Леман, и не Ганс Будайт: «Шпионим, значит? Подсматриваем? В блокнот записываем?»

Новость о предстоящем «мониторинге» («Всего два дня: кто-то сегодня, кто-то завтра») отдел воспринимал так же, как очередную «волну» тайного покупателя, если не хуже: «менеджерам нужно, им и флаг в руки», «полдня на какую-то херню», «а проезд нам оплатят?» Андрей, впрочем, никогда не обращал внимания на эти замечания и вопросы. «Съездить нужно в „Комфорт“ на Студенческой и в „Мир бытовой техники“ на Спортивной, – спокойно продолжал он. – С каждого – минимум двадцать позиций. Пишем только свою технику». Авэшники расказывали, что их Левич каждый раз тратил пару минут, чтобы успокоить недовольных: «Быстро смотались, вернулись и забыли. Заодно сделали доброе дело. Полезное… А насчёт того, что кто-то тут бомбит, пока кто-то переписывает – так завтра они поедут, а вы останетесь бомбить».

В «мониторингах» Игоря смущало не потерянное время – часа три-четыре («Без продаж, – напоминал Олейников. – Без продаж»); и не сама поездка – временами очень хотелось выбраться из зала (пусть и по работе), особенно, когда день «ни о чём», – смущала какая-то полулегальность мероприятия. С одной стороны – ничего противозаконного, статьи «переписывание цен» нет ни в административном, ни тем более в уголовном кодексе; с другой стороны – делать это надо было натихоря, не привлекая внимания, оглядываясь на охрану – в общем, что-то всё-таки нарушалось.

Проще всего «мониторился» «Комфорт». Тамошние продавцы попросту игнорировали зашедших на отдел. Смотрите, читайте инструкции, включайте вытяжки, выключайте телевизоры, хотите – пляшите и пойте – только не мешайте смотреть кино, дремать и раскладывать «косынки». Даже охранники и те выглядели как байбаки осенью – казалось, ещё чуть-чуть и позасыпают – свалятся кто где («Амёбы», – говорил Шевель. Или «молекулы»).

Корпоративным цветом «Комфорта» был салатный – наверное, в этом и причина всеобщей расслабухи: бледно-зелёные стены, ценники, вывески, указатели успокаивали нервы, располагали к отдыху-релаксу, мечтаниям – но никак не к работе. Да и на покупателей обстановка действовала не лучшим (для продаж) образом – погуляли, посмотрели, отдохнули и ушли. Как выживала эта сеть (два супермаркета и салон связи) – загадка.

Полная противоположность «Комфорта» – «Дом Электроники». К привычным цветам супермаркетов, торгующих бытовой техникой – белому и красному, – здесь добавили ещё и чёрный («Прям, блин, Третий Рейх»). Стоило только вытащить блокнот и ручку, и к тебе подходил охранник: «Уберите. У нас нельзя переписывать цены». Начнёшь возмущаться – выведут на улицу. В общем, приходилось запоминать сколько сможешь, затем выскакивать на перекур и быстро-быстро записывать куда-нибудь. После – снова в зал… Другой вариант – использовать «технические ухищрения» – например, начитывать цены на диктофон (который, под такое дело можно было взять на а-вэ с витрины); или звонить коллеге в «Європу», изображая семейную беседу: «А ещё есть двухметровый, с одним компрессором, стоит две сто пятьдесят. С виду ничего такой. Серебристый – на сотню дороже».

Про «Дом Электроники» ходило множество слухов. Первый и главный – «офигенное бабло», которое там платят: кто-то утверждал, что выходит раза в два-три больше, чем в «Європе». Остальные слухи – о «фашизме»: штрафовали за любую мелочь – перекрученный бейджик, лишние пять минут обеда, частые перекуры; за то, что опираешься на технику или скрестил руки на груди. Более того – «настучавший» получал процент от начисленного штрафа; говорили, что для многих это был чуть ли не основной заработок. Начальство поощряло любые доносы и сплетни подчинённых. Само собой, атмосфера в супермаркетах царила ещё та – продавцы не здоровались друг с другом, общались исключительно по делу – не коллектив, а просто люди, работающие в одном помещении. Неудивительно, что в «Доме Электроники» всегда имелись открытые вакансии.

В «Мире бытовой техники», «Аудио-Видео» и «Цифровом центре» порядки были, плюс-минус как в «Європе» – охрана подходила к шпионам, если те начинали в открытую конспектировать всё, что видят; или, например, фотографировали ценники. «Будьте добры», «у нас не принято» и «обратитесь к продавцу, он подскажет и запишет то, что вас заинтересовало».

И все её «почему?» превратились в «зачем?»

«Меня, – сказал Сохацкий, – отец всегда вычитывал, если я приходил домой с разбитой мордой. Папа, говорю ему, их было трое, а я никого не трогал, просто хотел пройти мимо. Всё равно, злился он, виноват ты – или спровоцировал, или же показал свою слабость».

Ждала у обменки, неслышно подпевая какой-то песне (наушники-капли), – открывала-закрывала рот, будто выброшенная на берег рыба.

(CHANCE)

Костя часто звал Игоря: «идём поможешь, заодно и посмотришь». Как замазать царапину чистящим средством или закрыть наклейкой с серийником («Девяносто девять процентов решат, что это – марки-пломбы, и не станут срывать»); где искать сертификаты; как снять резервы или поменять номер счёта, войдя в базу под ником завотделом (Халин доверял Чижову такие операции, сообщил пароль – наверное, просто устал по десять раз на день слышать: «Андрюха, поменяй центр ответственности, а то Валерка занят», «Андрей, плиз, вбей нового плательщика, а то Нефедов выходной», «Нужно скидку сделать, а Валера где-то потерялся»).

Временами Игорь чувствовал себя Костиным заместителем. С той же базой, например. Чижов вводил пароль Халина и говорил: «Сделай, что тебе нужно; продли Малику резерв; и не забудь потом выйти». Получалась хитрая цепочка: Ждан иногда замещал Костю, который (неофициально) замещал Нефедова, который, в свою очередь, был старшим продавцом – официальным заместителем Андрея. Так что, зам зама зама Халина.

Простая и понятная схема: делишься обедом – получаешь сотрапезника, выпивкой – собутыльника, жилплощадью – сожителя; если же знаниями-навыками (орудиями труда), то – сотрудника. Правда, младшего. Потому что есть такая штука как опыт (из объявлений: не менее одного года, двух, трёх) – индивидуальная, твоя: опыт нельзя одолжить, купить, скопировать, взять… Что? Опытом делятся? Да ну… Типа послушал баек начальника и сам стал начальником? Херня! Это как «учиться на чужих ошибках» – отмазка для тех, кому лень жопу от дивана оторвать… Поваляюсь, посмотрю по телеку, кто и как тупит. Поучусь.

Если было нечем заняться, Ждан с Чижовым проводили тест-драйвы: сравнивали, какая из машинок меньше шумит при отжиме (болты при этом не выкручивали); проверяли, на самом ли деле полки с пометкой «safety glass» не бьются, как утверждал Халин (оказалось, что бьются – причём не трескаются, а рассыпаются в мелкую крошку); тестировали сумки-холодильники, диспенсеры, вытяжки, нагреватели.

«Всё технику насилуете?» – спрашивал Олейников, если вдруг оказывался рядом. «Да, Саша, – отвечал Чижов. – А ты вот знаешь, например, запищит ли этот самсунг, когда кончится стирка?» Или: «Да, Саша. А ты знаешь, для чего в бразильских вирпулах эта хреновина?» Или просто: «Да» – и поворачивался обратно к холодильнику, стиралке, печке: «Давай, Игорян, запускай!»

Во время одного из таких тест-драйвов (мучали сушилку горенье) к Игорю и Косте подошёл охранник. Охрана, бывало сбегала с боевых постов, когда в магазине (точнее – на вверенной территории) не было посетителей. Глазели на витрины, спрашивали у продавцов что-нибудь по технике. Чаще всего собирались у колбы поиграться новыми мобильниками.

– Вижу, пацарики, по ходу, вы нормально в этом шурупите, – сказал охранник. Он упёрся одной рукой в бок, вторую – поставил на стиралку; будто хозяин, вызвавший мастеров и решивший посмотреть, что да как – получается, не получается.

Голосом, манерами, словечками секьюрити был похож на того доставщика, что носил чёрную бейсболку найк. «Если не родственники, – подумал Игорь, – значит с одного района». И сразу представил «пацарика», подходящего вечером к замечтавшемуся посетителю: «Слыш, олень! Всё, баста. Закрывается, по ходу, лавочка. Почесал отсюдава, хэ-рэ дуплиться».

Игорю стоило больших трудов не рассмеяться («Вот ты дурносмех», – говорил отец ему в детстве) – пришлось даже присесть, затянуть шнурки на туфлях, лишь бы отвлечься. Благо помогло – Ждан проглотил слюну, и словно какой-то эко-вэлв перекрыл смеху путь наружу.

– А чё? – охранник почесал подбородок о ворот рубашки. – Это ж зашибись, когда так.

– Зашибись, – подтвердил Чижов.

Нейтральная рабочая интонация, привычная улыбка – но блеск в глазах всё-таки проскочил. Игорь был уверен, стоит им с Костей переглянуться, сказать друг другу: «Ну шо, пацарик, пошурупили?» – и они будут хохотать до самого закрытия.

– Я чё хотел узнать, – продолжил охранник. – У меня стиралка дома. Как вот эта. Или эта. Год назад покупали. И короче, ща чёта случилось. Включаешь, она гудит себе, но нифига не стирает. И бельё внутри не бултыхается.