Дети апокалипсиса

– Ждем до вечера и уходим. Здесь оставаться опасно. Эта тварь будет нас искать, -Лин бегло осмотрел остатки отряда. А я бегло осмотрела его поджарое тело.

Мои родители всегда говорили мне, что я красивая. В нашем доме стоял кривой осколок зеркала и мама каждый вечер, перед тем как уложить меня спать, расчесывала мне волосы. Гребень был старым, без нескольких зубцов, но другого у нас не было. После войны люди научились довольствоваться малым. Деньги перестали существовать, в нашем мире возобладал культ вещей и еды. Но самым дорогим сокровищем являлась чистая вода. Которой с каждым днем становилось все меньше.

Я всегда вспоминаю ту темноволосую девочку, что стояла перед зеркалом, разглядывая свое худое тело. И мамины руки, гладящие ее волосы. От этих воспоминаний становится теплей. Но от тепла этого в глазах постоянно возникает сырость.

Красота покидает нас с годами. Моя мама состарилась и умерла. В последние годы жизни в ней не осталось ничего, кроме сухости и болезней. И слез, по умершему от радиации, отцу.

"Мы навсегда останемся в тебе"

Ее слова иногда проходят сквозь расстояние и время, и касаются моего, залитого слезами, лица.

Они остались. Но воспоминания о них причиняют лишь боль.

С годами мы теряем красоту. Но память остается в нас до самого конца.

Я не верю больше в то, что красивая. Лин не обращает на меня внимания, и воительница Гун делает вид, будто ей все равно. Мне 22 и природа берет свое. Каждый день она говорит мне о том, что я готова…

Когда бледное пятно солнца встало в зените, нас отыскали еще двое бойцов. Чжин и Мияко. Они-то и рассказали нам, что остальные погибли. Тварь убила шестерых. И Лин поторопил нас собираться.

– Куда мы пойдем?

Я не помню, кто задал этот вопрос, но помню, что именно тогда мы решили идти вглубь сибирских лесов. Таг бывал там и сказал, что это единственное место на планете, где мы сможем выжить. Ядерное облако добралось и туда, но суровый край выдержал натиск радиации. Тогда мы еще не знали, каким долгим будет наш путь. Как и не знали, что Зверь всегда шел за нами следом.

А вскоре всем стало ясно, что Лин что-то скрывает. Однажды, пока я пристреливала винтовку Миго, отряд вызвал Лина на разговор, где и открылась правда. Лин рассказал им, что тварь теперь будет искать только его. Не имею представления, что он им наговорил о причинах, но точно знаю, что несколько раз наш отряд порывался разойтись. Но когда доходило до дела, все вдруг вспоминали о чести. И наш путь продолжался. Наверное, никто просто не верил, что Зверь, действительно, может нас преследовать…

Я бы осталась рядом с Лином куда бы он ни пошел. И какая бы опасность ему ни грозила. Я была обязана ему жизнью… И если бы он ушел, я бы неминуемо умерла. И случайная пуля мародера была бы не так страшна, как разлука с ним. Я бы пошла с ним на край земли. Потому что любила.

Пока мы шли, Лин всегда находился рядом. Почти не разговаривал со мной, не касался даже пальцем, но когда поход становился опасным, он возникал за моей спиной, будто ангел-хранитель. Я была храброй и сильной, и могла сама за себя постоять, но его помощи никогда не отвергала.

Как-то ночью, когда я стояла на часах, он проснулся раньше остальных и предложил мне подмениться.

– Я выспался, а тебе нужно поспать. Впереди долгий день.

– Я досижу. Я такой же воин, как и ты.

Я облокотилась на винтовку, уперев ее прикладом в землю. Мне действительно не хотелось спать.

– Ты должна носить респиратор, Гун. Иначе заболеешь.

– Всем нам харкать кровью, Лин. После того, где мы побывали, другого конца не предвидится.

Он сжал кулаки. Я услышала, как скрипят его кожаные перчатки.

– Дура!

Он вернулся на свое место и лег ко мне спиной.

Наверное, это выглядит глупо, но мне показалось, что в тот раз, впервые за долгие годы он обратил на меня внимание. Не на воительницу Гун, а на простую девушку, у которой могут быть чувства. Он наконец-то увидел во мне человека.

И все утро я, как дура, проходила с улыбкой.

А на следующий день мы подошли к проливу, черные волны которого бесновались от разыгравшегося шторма. Мост, видневшийся на горизонте, был обрушен и только несколько каменных опор все еще торчали из воды черными зубьями.

– Нужно найти корабль, – предложил Таг, покачиваясь на каблуках армейских ботинок.

– Думаешь, они все еще на ходу? – спросил Лин, разглядывая черную жижу, бултыхавшуюся у берега.

– Другого варианта у нас все равно нет.

– Что это с водой? – Мияко подобрал с земли горсть серой гальки. Копна его черных волос от ветра завалилась набок, словно меховая шапка. Он бросил несколько камушков в реку, но брызг не последовало. Камни увязли в воде, словно в топи.

– Нефть, – пожал плечами Чжин, доставая из кармана жилета коробок спичек, -брошу спичку, все тут полыхнет на хрен.

– И мы пойдем сквозь огонь, как и было написано в Библии? – засмеялся Мияко.

– Дурень, там такого не было!

-И простер Моисей руку свою на море, и гнал Господь море сильными восточным ветром всю ночь и сделал море сушею, и расступились воды, – Алан подошел к спорящим и положил им руки на плечи. – Это Исход, глава 14…

– Уже наизусть выучил?

– Я замаливаю грехи, Мияко. Слишком много смертей… – он обернулся к нам. – На всех нас. Слишком много смертей…

Примерно полгода назад Алан стал верующим. Крестил сам себя в разрушенной церквушке, надел на шею распятие и каким-то образом сумел отыскать почти нетронутую временем библию. У каждого свой разговор с совестью. Что успел натворить Алан, пока мародерствовал, известно только ему и Богу. И у Бога теперь он просит прощения. По крайней мере – это не лишено смысла.

Мы все идем сквозь войну, взращиваем в себе ее семена. Остаться человеком в мире, залитом кровью, очень непросто, но мы стараемся из последних сил. Карабкаемся к свету тусклого солнца, чтобы растопить лед, выросший в груди. В той яме, куда рухнуло человечество, когда первые ядерные заряды ударили по земле, плещется только холодная тьма. Упав туда, почувствовав вкус крови на губах, мы уже не сможем вернуться обратно.

– А где нам искать корабль, в Библии не написано? Ведь море не расступится, я полагаю? – Мияко поправил патронташи, перекрещивающиеся на груди.

– В доках, – взгляд Алана был обращен к разрушенной фигуре моста. – В доках, мой друг.

Мы нашли корабль. Ржавую махину, на которой когда-то, судя по всему, перевозили тяжелые грузы. Судно дало сильный крен вправо, но все еще оставалось наплаву, пришвартованное к прогнившему причалу. У берега его удерживала громадная цепь, натянутая, словно струна. А вокруг, из воды, похожие на черные рифы торчали обломки остальных кораблей, брошенных хозяевами в безжалостную пасть времени.

Чжин, разбиравшийся в технике лучше остальных, забрался на капитанский мостик и попробовал запустить двигатели. Глупо было надеяться на то, что судно, после стольких лет клинической смерти, оживет в один миг. Поэтому нам пришлось спускаться в моторный отсек, который провонял гнилью так, что свободно дышать не помогал даже респиратор. Жаль, что тогда мы не заглянули в трюмы. Запах исходил именно оттуда.

Полдня Чжин провозился с моторами, и, в конце концов, с недовольным скрежетом двигатели заработали. После краткого курса обучения Таг, я и Лин встали у руля, в рулевой рубке, а Алан, Мияко и Чжин остались в ходовой, чтобы следить за курсом и направлять судно к противоположному берегу.

– Судя по всему, – сказал Чжин, когда инструктировал нас, – это рефрижераторное судно. Его трюмы – это огромные холодильники. Но сейчас, думаю, все они сдохли.

– Зачем людям нужен был плавающий холодильник? – иногда я искренне удивлялась технике, которой люди пользовались в 21 веке.

– Скорее всего, так они перевозили продукты, которые быстро портились. Ту же рыбу. В замороженном виде она может лежать месяцами, а так сгниет за пару дней.

– Может нам поискать здесь еду? – улыбнулся Мияко.

– Вряд ли она тут осталась. Когда холодильники отключились, вся еда превратилась в гниющие горы. Очень привлекательное место для мух, и прочих паразитов.

– Эти твари переживут и нас, – сплюнул Таг.