За чертой

Битва взглядов продолжалась с минуту, будто оба участника подготавливались к решительным действиям, Анатолий нащупал нож, висевший в ножнах на поясе, выхватив его, в несколько прыжков преодолел расстоянье до жертвы, воткнул клинок снизу в горло и тут же с чавканьем вытащил орудие убийства, удар пришелся между кадыком и подбородком. Бабка захрипела, хрип нарастал и походил на шипение проколотого колеса, будто кто-то набрал полную грудь воздуха и с силой выдохнул, но звук и продолжительность выдоха были дикими до ужаса, казалось, вместе с воздухом выходила и душа, а бабка была лишь сосудом, вместилищем, оболочкой из плоти. Анатолий ощутил ужас и присел на корточки, закрыв уши ладонями в надежде, что это заглушит вопль покойника. Испарина выступила на лбу, и по спине побежал холодный пот, спустя мгновенье мысли о возмездии выбили из головы остатки разума, вернув страх и полную реальность происходящего. Анатолий испугался, что кто-то еще мог это услышать, бегло осмотрелся по сторонам в поисках трофеев, несколько раз прошелся по комнате и, подняв выпавший из рук нож, положил его на стол, взял что-то ценное из дальнего угла, потом бросил это на диван, вновь прошелся из одного конца комнаты в другой, опасаясь смотреть в лицо жертве, повернулся к ней спиной, заметив, что в закатившихся глазах была лишь пустота. Увидев икону в дальнем углу, он схватил ее и положил на стол рядом с покойницей, после поднял диван и принялся рыться в лежавших в нем вещах, выбрасывая их на пол. Неожиданно он наткнулся на старый магнитофон и швырнул его в сторону, тот включился и принялся шипеть в поисках радиоволны. Анатолий тут же почувствовал слабость в коленях, его затрясло, и внизу живота закололо, подступало резкое желание обдристаться, он бросился к приемнику, выключить его не получалось, он с силой долбанул нехитрое устройство о стену и сломя голову выбежал из дома. Забыв о конспирации, Анатолий резво преодолел грядки и улегся в траву уже за поломанной оградой. Он смотрел в сторону дома, сдерживая ужасную боль в животе, отполз ниже, справил нужду, подтерся соломой и упал в траву, радуясь облегчению, будто ему только что отпустили грехи.

Вывалив из себя все дерьмо, он впервые с момента, как пересек огород старухи, вновь ощутил ясность ума и, проведя по телу руками, будто бы ощупывая свою целостность, понял, что забыл нож в доме и неслабо наследил. Говорят, что преступник всегда возвращается на место преступления, но ему идти и подчищать за собой крайне не хотелось, будто бы тело отказывалось возвращаться в злосчастный дом, и даже строгая буква закона не могла заставить ноги двигаться в нужном направлении, он просто лежал в траве и смотрел на дверь, ведущую в жилище, сейчас она казалась недосягаемой, а разум все продолжал накручивать страшные картины. Вот уже к избе подъезжала милиция, ее вызвали соседи, услышавшие шум и душераздирающий свист, потом они дают описание человека, семенившего по комнате от окна к окну, и даже плотные шторы не придавали ему уверенности, к тому же там осталось орудие убийства, и отпечатков достает. Погрязнув в этих мыслях, Анатолий был уже далеко отсюда, ехал автобусом на юг, он давно хотел на море и сейчас уже заходил по пояс в воду, но вдруг пошел дождь. Анатолий поморщился и вытер холодные капли с лица, на улице стемнело, он скривил в ухмылке рот и, будто подталкиваемый какой-то неведомой силой, скрывающейся в сумерках, пополз по огороду в направлении входной двери.

Он собрал то немногое, что показалось наиболее ценным, в сумку, нашел на столе под скатертью немалую сумму аж в двадцать тысяч рублей и, довольный этим, спустившись в погреб, принялся копать яму, поначалу он хотел закопать тело в огороде, но побоялся, что кто-то из соседей может его увидеть, а здесь в погребе при свете свечи он был предоставлен самому себе и к тому же запер дверь изнутри, так что никто не сможет войти, вдруг бабка просто уснула, не ломать же из-за этого дверь. Углубившись достаточно, Анатолий поднялся наверх, отрезал от жертвы пару кусков мяса в местах, где человечина обычно посочнее, и, сбросив тело в яму, тщательно его закопал, после он вспомнил, что жадность может сгубить, и поборол желание выносить громоздкие вещи, полил все керосином, найденным тут же в погребе у запасливой бабки, и, выходя из дома, обронил свечу. Стоило Анатолию дойти до забора, как языки пламени уже пожирали дом. Спустя несколько минут он скрылся в лесу, где услышал сильный хлопок. «Взорвался газовый баллон», – подумал Анатолий.

Глава 13

Лицо Анастасии охватил ужас, в глазах отражались отблески огня, рядом стоял Михаил и держал ее за руку, дрожь все глубже и глубже проникала в его тело, а странная связь прояснялась и становилась пугающей. Мимо то и дело проносились местные жители, они будто муравьи сновали с ведрами, соседи пытались залить огонь из садовых шлангов, люди бежали с насосами, ломами. Кто-то отчаянно кричал, другие поливали соседние дома в страхе, что огонь перекинется и на их жилище. Иными словами, зрелища более завораживающего и одновременно пугающего, чем пожар, нет. Вдалеке раздавался отзвук сирены, своей пожарной части в деревне не было, и машинам приходилось ехать десятки километров из райцентра, тратя драгоценные минуты, за которые может оборваться не одна человеческая жизнь.

Михаил смотрел на буйство огня, а в голове отчетливо звучал бабкин голос: «Бегите, уносите ноги», – он как завороженный всматривался в пламя, уже рухнула крыша, послышался голос: «Неужто бабка сгорела?», – он узнал его, этот голос еще долго звучал в голове, кажется, он все еще держал Настю за руку, а может, уже и нет. И вот он видит, как пожарные разбирают дом, машины отъезжают, а он все стоит как вкопанный, глядя в одну точку. Вот кто-то крикнул, что хозяйку не нашли, он улыбнулся и бросил взгляд в сторону, хотел что-то сказать Насте, а ее рядом уже не было, он разжал руку и попытался вспомнить, была ли она вообще с ним или ему показалось, но не вспомнил, тело колотила дрожь, а в голове все отчетливей звучал голос: «Беги, уноси ноги». И он побежал, бросился к своему тайнику, долго копал землю, пока не вернулась ясность ума, что копает он не там, бросился к другому месту и отрыл пакетик с завернутыми в трубочку купюрами. Там должно быть около шести тысяч. Он сунул трясущуюся руку в карман и побежал к дому Анатолия. На секунду замявшись на пороге, он хотел было прихватить с собой палку или камень, но в итоге решил действовать тихо и, войдя с голыми руками в дом, прижался ухом к стене, в голове промелькнула мысль: «Что если кто-то по ту сторону стены стоит так же, как и он, делая то же самое?». Михаил медленно отворил дверь и остановился как вкопанный.

В комнате горели свечи, а за ломящимся от яств столом сидели Анатолий и Настя.

– Мы тебя заждались, – проговорил Анатолий и, привстав, указал рукой на стул. Михаил прошел и уселся. – Настя, подай милому главное блюдо, – ехидно улыбнувшись, проговорил подонок. Михаил едва сдерживался, чтобы не вцепиться зубами в его глотку, и слушал это, только опасаясь за Настину безопасность. Девушка поднялась и поставила на стол глиняный горшочек. Анатолий открыл его. Оттуда пахнуло приправами и тушеным мясом. – Я думаю, количество приправ тебя не смутит, корова была старая, мясо было вонючим и жестким, пришлось потушить, ну, ты пробуй, – с этими словами он положил каждому по чуть-чуть и сразу же принялся уплетать свою порцию. Настя посмотрела в тарелку, по ее лицу бежали слезы. Михаил крепко сжал под столом ее руку.

– Ах да, чуть не забыл, подарок, – Анатолий вышел из-за стола и вернулся, держа в руках перед собой икону, при неверном свете свечей это зрелище выглядело жутко.

Чувство совершенной беззащитности едва не лишило Михаила сознания, все догадки, страхи и опасения собрались воедино и превратились в смертельный ужас.

– Сука, – прохрипел Михаил и, вложив в прыжок с места всю прыть, бросился на Толика, выставив вперед руки в надежде разорвать гадине глотку, со стороны он выглядел бесноватым или вампиром, бросающимся на животворящий крест, Анатолий защищался лишь иконой, руки в стальной хватке сомкнулись на шее чудовища, являвшегося для Михаила злом во плоти, он вжал его в стену и начал трясти из стороны в сторону, будто тряпичную куклу, умудряясь с неимоверной силой колотить Толика головой о стену, стараясь вытрясти из последнего дух. Раздался хлопок.

С минуту Михаил, не моргая, покачивался и смотрел в потолок, в голове то бешено пульсировало, то отливалось болью. Слабая грудь вздрагивала при каждой попытке вдохнуть. Плыло в глазах. Поначалу он старался выстоять и хватку не ослаблял, но вскоре организм, бросивший все оставшиеся силы на борьбу с болью, начал слабеть, Михаил почувствовал, как ноги становятся чужими, и пошатнулся, выставил руки вперед, но отключился еще до падения и мешком рухнул на пол.

Глава 14

Электричка со скрипом тронулась. Обычно пассажиры в таких поездах особенные, краснолицые, пахучие и откормленные, многие в ватниках или старых плащах, с корзинами или челночными сумками, большинство в зависимости от времени года везут свой урожай или продукцию на рынок в город, чтобы на вырученные деньги прикупить непонятного городскому жителю, но столь нужного деревенскому. Часто в таких электричках ездит и сельская молодёжь, одетая по последней деревенской моде, спешит на пары в институт или просто погулять, подышать городским воздухом. Но не дай бог попасть в такой поезд в час пик. Сразу поднимается вонища, будто старый вагон таким образом хочет уменьшить число пассажиров, и уж если ты не задохнёшься от этой вони, то будь уверен: его дело завершат, искалечив тебя, деревянные скамьи, предназначенные для комфортного путешествия, а если и они не справятся, то любезно добьют своими сумками и баулами забитые в тесный вагон, будто селедка в бочку, пассажиры.

Но сейчас картина была другой, был день, все, кто хотел в город, уже давно в него попали, и народу было мало, несколько рыбаков да пара бабушек, люди по привычке сидели рядом, сбившись в кучку в центре вагона, хотя свободных мест было в избытке.

Поезд со скрипом затормозил, и у двери выстроилась скупая очередь из желающих сойти на конечной станции в областном центре. Двери распахнулись, и на перроне показался человек, несмотря на теплую погоду, одетый в осенний плащ прямо поверх майки, обмотанный шарфом, скрывающим половину лица, и в солнечных очках, для полноты картины не хватало только шляпы, но ее в гардеробе не нашлось. Несмотря на странность образа, от обычной публики он мало чем отличался, и даже увесистая клетчатая сумка, болтающаяся на правом плече, не вызывала подозрения, но все же один из сотрудников милиции, то ли по привычке, а то ли заметив что-то странное в поведении этого человека или явный перебор с конспирацией, решил проверить его документы. Среди толпы, несущей людей к переходам, человек, прибывший на вокзал, заметил милиционеров, конечно, общение с представителями закона явно не входило в его планы, и конспиратор метнулся против течения толпы и скрылся в переходе. Такому повороту милиционеры не обрадовались и, переглянувшись, бросились вдогонку. С трудом расталкивая идущих навстречу бабушек, спотыкаясь об их корзины, стражи правопорядка все же спустились в переход, куда несколько мгновений назад скрылась интересовавшая их личность. Мужчина уже семенил быстрыми шагами в сторону выхода из вокзала, то и дело поглядывая назад. Патрульные ускорили шаг, вот показался подъем, мужик метнулся в сторону и побежал вверх по лестнице, милиционеры предполагали такое развитие событий и погнались следом. Как бы в тот день ни старались сотрудники милиции, а мужика догнать они сумели только у автобуса, двери закрылись, рука сержанта резво сунулась в дверной проем, он ухватил мужика за сумку, тот отчаянно начал бить милиционера по руке, автобус набирал ход. Хватка сержанта не разжалась, дверь на миг открылась, и милиционер сжимал в руке клетчатую сумку, а автобус уехал по маршруту вместе с заветной и уже недосягаемой целью милиционеров.

Посовещавшись, сотрудники милиции решили упустить в рапорте странную личность и неудачную погоню, а лишь указали, что нашли сумку на перроне вокзала, видимо, забытую одним из пассажиров прибывшей часовой электрички такого-то направления. А после мельком заглянули в баул в надежде, что он окажется полным денег.После патрульные передали сумку вместе с рапортом участковому: пусть теперь сам разбирается, они и так сделали, что могли, и вернулись к выполнению своих должностных обязанностей, оставив коллегу наедине со странной находкой.

Участковый Перов пребывал в скверном расположении духа. Мало того, что ему из-за нехватки кадров, обложившись бумагами, как офисному клерку, приходилось сидеть на двух территориях, так еще и напарник вышел в отпуск, любезно передав сослуживцу свою кипу отказных материалов и заявлений граждан, требующих рассмотрения, так что куча бумаг выросла вдвое. Перов попытался отдать сумку операм в надежде, что тех заинтересует содержимое, но те в грубой нецензурной форме отказали коллеге, сославшись на свою великую занятость, так что бедному Сергею Дмитриевичу, а так звали участкового – Сергей Дмитриевич Перов, – пришлось возложить на плечи и сию ношу.

Хоть по букве закона при этом действе должны присутствовать понятые, Перов звать их не стал. «Может, там и интересного ничего нет, что зря людей искать да время на пустяки тратить, если уж что будет, то сложу назад и выполню все как положено, а сейчас и так сойдет», – подумал участковый. В этой сумке ничего интересного на первый взгляд и не оказалось, лишь деревянная икона, несколько увесистых металлических распятий да три паспорта. Перов, будучи не сильно набожным человеком осмотрел икону, повертел ее из стороны в сторону, прикинул вес, утвердительно покачал головой, поднял со стола лупу и вновь повторил процедуру, ничего не найдя, поставил икону в угол на сейф, усмехнулся и, вновь усевшись за стол, принялся разглядывать паспорта, хоть простому обывателю три найденных паспорта и покажутся чем-то чересчур из ряда вон выходящим, сверхъестественным и явно уголовным, опытному сотруднику милиции, уже более десяти лет проработавшему в должности участкового, не на словах знакомому с палочной системой контроля работы и постоянными нападками за показатели со стороны начальства, это кажется сущим пустяком. «Ну, подумаешь, три паспорта после деревенской электрички остались, может, кто за кредитом поехал, а в деревне все друг друга знают, вот и попросили проверить, могут ли им его выдать, что зря в город гонять, ноги ведь не казенные», – выдвинутая версия вполне устроила Перова, но на всякий случай он переписал данные в блокнот, снял с паспортов ксерокопию с фотографиями владельцев, вспоминая, где он раньше мог видеть Сидорова Михаила. И подняв со стола трубку телефона, позвонил в отдел. Не дозвонившись с первого раза, он повторил процедуру, вскоре на том конце все же ответили:

– Помощник дежурного Соколов.

– Сокол, это Перов, пробей мне троих.

– Серега, база висит, и вообще, троих долго пробивать, сам приходи в отдел.

На том конце послышались короткие гудки.

Перов долбанул телефонную трубку о стол, смачно выругался, поднявшись, налил из термоса крепкий кофе, закурил сигарету и подошел к окну.

На улице было тепло, все цвело и дул легкий ветерок, Сергей поморщился от неприятной мысли, что из-за количества материалов он даже не может выйти и пройтись по вверенному ему району. Он всмотрелся вдаль, по дороге из-за гаражей несколько человек волокли какие-то трубы.

– Эй, – раздался оглушительный свист, – стой, – прокричал Перов, конечно, так делать не стоило, но он это понял уже после.

Трубы попадали на землю, люди побежали. Сергей, разлив кофе, поставил чашку на подоконник и, схватив с полки дубинку, выбежал на улицу. Один из бродяг, что был поздоровее, убежал в сторону, второй все еще волок трубу назад к гаражам, а третий медленно уходил, как бы считая себя не причастным к происходящему. Серей побежал к уходящему в сторону и ударил того по спине дубинкой, бродяга взвыл белугой. Перов ухватил его за шиворот и поволок в сторону гаражей, куда другой утащил трубу, задержанный брыкался, но после второго удара поднялся с земли и пошел, спокойно ведомый слугой закона. Зайдя за гараж, Перов сразу узнал бродягу с трубой, тот, поняв это и тоже узнав участкового, остановился, начал что-то быстро говорить, но, сразу получив удар ногой в живот, молча распластался на земле. Перов усадил второго бродягу рядом. Оба бомжа сидели на щебне, молча уставившись на человека в форме.

– Когда я крикнул, вы должны были остановиться, совсем от рук отбились, – проговорил участковый.

Бродяги принялись извиняться, ссылаясь на ужасно севший от паленого алкоголя слух.

Милиционер бросил взгляд на четырёхметровую железную трубу.

– Где сперли? – с безразличием проговорил он.

– Честное слово, нашли, – проверещал один из бомжей, Сергей замахнулся дубинкой, бродяги отвернули головы, ожидая удар.

– Встали, подняли и за мной на опорник, – скомандовал Перов и отправился в кабинет, возглавляя группу бродяг.

Войдя на опорный пункт, участковый взглядом указал, куда поставить трубу, потом подошел к столу и, согнув в руках дубинку, заговорил:

– Я задам несколько вопросов, отвечать нужно честно, как на исповеди, – участковый мотнул головой в сторону стоявшей на сейфе иконы божьей матери. – Если соврете… – о стол последовал удар резиновой палкой, как бы завершающий предложение.

Бродяги, будто верные псы, преданно смотрели на участкового, он взял со стола ксерокопии и протянул их задержанным.

– Узнаете кого? Смотрите внимательно и не вздумайте соврать!

Те несколько минут разглядывали бумажки, а потом старый бродяга протянул лист, показывая пальцем на размытую серую фотографию.

– Вот этого, он на вокзале побирался, с Гришкой шепелявым терся, но я его уже с полгода, а может, и больше не видел.

– Шепелявый, шепелявый, он где у нас трется? Напомни.

– У депо на теплотрассе.

– Ладно, можете идти, – закурив сигарету, проговорил Перов, – но шепелявому и этому… – участковый ткнул на фото, – если увидите, ни слова.

Бродяги поднялись и принялись было брать трубу.

– А ну положь, – крикнул Перов, и оба бедолаги, виновато глядя на милиционера, вышли прочь.

Перов сел за стол, написал несколько рапортов и, положив их под икону, принялся разгребать материалы. С этим занятием он провозился до позднего вечера, и лишь когда в глазах начало рябить и мысли перестали формулироваться, он собрал отработанные тут же в кабинете бессмысленные жалобы на соседей и прочую белиберду со множеством нелепых рапортов и отписок, сложил их в папку, взял икону и паспорт, принесенные патрульными, и отправился в отдел, где первым делом избавился от кучи макулатуры, сдав ее начальнику на подпись, а после сел за компьютер в дежурной части, где пробил паспорта и собрал информацию об их владельцах. Оказалось, что на Сидорова Михаила он ранее составлял пару административных протоколов за появление в общественном месте в состоянии алкогольного опьянения. По другим паспортам ничего интересного не нашлось и в розыске они не состояли. После Перов зашел в экспертно-криминалистический отдел, где отдал утренние находки, слезно умоляя эксперта найти хоть какие-то отпечатки пальцев, и, оставив непонятно для чего нужные улики, отправился домой с чувством выполненного долга и гнетущей усталости.

Глава 15

Послышался гудящий звук, он все нарастал, становясь невыносимым шумом, от которого, казалось, вот-вот лопнут ушные перепонки, Михаил скривился в ужасной гримасе. Стоило это сделать – и мотор, шумевший в углу, будто поняв, что причиняет своим гулом невыносимую боль, стих. Но вместе с ним звук не пропал, Михаил осознал, что источником шума, похоже, является его разум, и, с большим трудом подняв правую руку, потрогал затылок, сиюминутно там будто что-то лопнуло, и невыносимая боль разлилась волной по всему телу. Михаил пытался справиться с ней, но тщетно. Теряя силы, он сполз по стене на мокрый земляной пол. Его посетила первая за все время мысль: «Где я?». Скосив залитые кровью глаза в сторону, в могильном мраке он с трудом разглядел застывший силуэт водяного насоса, чуть в стороне виднелось узкое оконце, в него едва мог протиснуться и младенец, а посреди окна в форме креста, заменяя решетку, торчали две сваренных арматуры. «Неужели я умру здесь от этой всепоглощающей боли?» За все время скитаний мысли о смерти не были так материальны, он был несколько раз на грани, но твердо чувствовал волю к жизни, а теперь, казалось, протяни Михаил руку – в ответ почувствует на своей ладони холодное прикосновение смерти. Так он пролежал несчитанное количество времени, не в силах подняться, лишь изредка приходя в сознание, будто выбираясь из объятий костлявой, испуганно водил заплывшими глазами из стороны в сторону и, осознавая реальность происходящего, вновь забывался беспокойным сном, где вера в жизнь вытекала вместе с кровью.

Кажется, подул ветер, Михаил приоткрыл глаза, силясь понять, не галлюцинация ли это, одним ухом, во второе будто забили пробку, он выхватил из темноты приглушенные шаги, они все сильнее отдавались в голове. Мгновенье – и на лицо полилась вода.

Михаил зажмурился, попытался открыть рот, но запекшиеся губы треснули, будто земля в засушливый год, отчего придали новое, еще не испытываемое им здесь ощущение боли, но все же капли воды попали в рот и тут же испарились, остудив раскалённое горло, не утолив жажды.

Михаил видел девушку, но не мог вспомнить ее имя, из лица он выхватил только глаза и сейчас всматривался в них, будто в последнюю надежду.