– Трудотерапия, мать вашу, – он со вздохом взглянул на появившиеся на руках кровавые мозоли.
Изрядно вымотавшись, Михаил решил прогуляться и пошел назад по направлению к деревне, сознательно обходя лесом дом Анатолия. Вскоре деревья поредели, и грунтовая дорога по обе стороны начала обрастать осевшими деревянными домиками. В некоторых домах горел свет, а из печных труб валил дымок, другие же, в противоположность, выглядели сонными и вялыми. Михаил прошел вперед и как вкопанный остановился у одного из домов с открытыми окнами. Легкий ветерок доносил до Михаила запах пекущихся пирогов, навеяв приятные воспоминания из детства.
В редкие предпраздничные дни аромат готовящейся выпечки разносился из столовой детского дома по всему корпусу. Может быть, по этой причине запах пирогов всегда ассоциировался у Михаила с праздником. Ноги будто подхватили тело и привели к забору. Михаил долго вдыхал аромат готовящихся яств и глядел на опушку леса, виднеющуюся сразу за огородом, не заметив, как на крыльце появилась дряхлая старушонка.
Женщина неспешно подошла к калитке.
– Вы что-то хотели? – проговорила она мягким старушечьим голосом.
– Простите, у вас так пахнет пирогами, это навеяло приятные воспоминания.
– Воспоминания – это хорошо, подождите минутку, – с этими словами бабушка не по-старчески резво скрылась в избе и спустя минуту протягивала через забор сверток с пирогами для Михаила.
– Возьмите, пусть воспоминания будут еще и вкусными.
– Спасибо, – парень жадно принял сверток, сглотнул подступающую к горлу слюну, подавил урчание в пустом желудке и, оглядевшись по сторонам, как голодный пес смотрит, не угрожает ли кто-нибудь найденному лакомству, спрятал пироги в карман. И собрался было идти, как вдруг осторожно повернулся, почувствовав какую-то тяжесть, будто ноги залили в бетон, и он мгновенно застыл.
– Может, и я для вас чем полезен буду, помощь какая по хозяйству нужна?
Бабушка ненадолго задумалась.
– Ну, разве что крыльцо починить, ступени проломились, а шагать через одну уже трудно – старость.
– Крыльцо? Постараюсь.
Старушонка отворила скрипучую калитку, и спустя мгновенье Михаил осматривал ведущую в дом ветхую лесенку.
– Хозяйка, а инструмент какой имеется?
В ответ бабушка отвела парня в сарай, где над небольшим верстаком на вбитых в стену гвоздях аккуратно был развешан разнообразный инструмент.
– Бери, что надо для работы, от мужа осталось, —проговорила старушка.
Михаил захватил банку с гвоздями, пилу, молоток и под присмотром бабушки проследовал к дровнику, где у ровных рядов колотых поленьев стояло несколько видавших виды, но все еще довольно крепких досок. Михаил прикинул нужный размер, и спустя час место поломанных ступеней заняли новые.
– Принимай работу, хозяйка, – прокричал Михаил.
Женщина бегло взглянула на крыльцо, пару раз поднялась и спустилась и, улыбнувшись, проговорила:
– Теперь сущее удовольствие, а то стара я для акробатики – через ступени прыгать.
– Покрасить бы еще, чтоб дольше прослужили.
Женщина снова отвела Михаила в сарай, где он, вернув инструмент на место, отыскал банку серой краски и растворитель. Аккуратно выкрасив лестницу, Михаил оставил неокрашенным место, чтобы старушка могла ходить, и собрался распрощаться, обещая вернуться завтра и докрасить оставшуюся часть.
Но бабушка наотрез отказывалась отпускать помощника с пустыми руками и вручила ему увесистую котомку в качестве платы за работу.
Михаил вышел, обернулся и, радостно улыбнувшись старушке на прощанье, бодро зашагал к делянке, сейчас он ощущал себя молодым и здоровым, полным сил и был готов перерубить все березы разом. Вскоре проселочная колея привела парня к цели.
Он присел на пенек и не без интереса начал выкладывать содержимое котомки на землю. Первым попался сверток с уже знакомыми пирогами, кои он попробовал, еще чиня ступени. После были банки с соленьями: огурцы, грибы, помидоры, а завершала нехитрый продуктовый набор полулитровая бутылка с мутноватой жидкостью. Самогон являлся деревенской валютой с давних времен и охотно принимался многими в качестве оплаты за работу. Михаил сложил яства в котомку, отложил бутылку в сторону. Порывисто поднялся и принялся расхаживать взад и вперед по делянке в поисках надежного места, куда можно припрятать заветную емкость. Не найдя ничего лучше, чем прикопать сей клад под один из пней, Михаил с полчаса порубил дрова и отправился в дом за телегой.
Анатолий сидел на скамейке во дворе и беззаботно пускал дым, раскуривая сигарету без фильтра.
Увидев Михаила, он поднялся и, нахмурив брови, встряхнул правой рукой, освобождая наручные часы, едва видневшиеся на запястье из-под рукава мешковатой куртки, явно доставшейся Анатолию с чужого плеча.
– Что-то ты рано, я собирался идти к тебе помогать, только решил покурить перед дорожкой.
Михаил ничего не ответил, лишь протянул хозяину котомку с продуктами.
Анатолий, швырнул ее в сторону, крепко сжал руку Михаила и злобно посмотрел ему в глаза.
Гость отвел взгляд, Анатолий резко подался в его сторону. Михаил зажмурился, ожидая получить удар, но Анатолий осекся, лишь замахнувшись.
– Еще одно правило. Не общаться ни с кем из местных, ничего не брать и никому не помогать, ты сюда не для этого приехал! Запомнил? – брызжа слюной в лицо Михаилу, прокричал Анатолий.
– Да, – виновато пряча глаза с наворачивающимися от обиды слезами, проговорил Михаил.
– Вот и славно, а теперь пойдем посмотрим, как ты поработал.
Михаил хотел было убежать, но что-то его останавливало, ему казалось, что эта агрессия ненастоящая, не мог по его представлению так внезапно меняться характер человека.
Михаил лишь согласно кивнул и проследовал за Анатолием, отметив для себя, что если еще раз повторится подобная выходка, он обязательно отсюда уедет.
Дойдя до делянки, Анатолий бегло окинул взором скудную работу гостя.
– Нет, друг мой, так дело не пойдет. Если ты хочешь выбраться из бомжатской жизни и вновь стать человеком, то и работать ты должен соответственно. С зари и до заката, – он вновь посмотрел на часы и бросил топор к ногам Михаила. – Приступай, вернешься, как стемнеет, и запомни: здесь просто так не кормят! – Анатолий ехидно улыбнулся и проследовал в обратном направлении, оставив Михаила один на один со своими думами и непочатым краем работы.
Михаил снял носки и, надев их на руки вместо перчаток, принялся рубить поваленные березы, вымещая на них обиду, полученную от нового знакомого.
Вернулся Михаил в этот день, как стемнело, не позже и не раньше, казалось, пришел он вместе с темнотой. Руки нещадно ныли, а мышцы натянулись от напряжения, и казалось, вот-вот лопнут.
Отворив дверь, он уселся на пороге и, тяжело дыша, стащил с себя сапоги.
Спустя минуту со стороны огорода появился Анатолий.
– Вижу, ты хорошо поработал, пойдем, я баню затопил, там и поужинаем.
Михаил вновь послушно поднялся и, будто управляя чужим телом, отправился вслед за Анатолием.
Поев и попарившись, Михаил почувствовал, как напряжение покинуло тело, уступив место усталости.
После бани Анатолий проводил его в небольшой пристрой, больше похожий на сарай с кроватью, нежели на дом. Но там Михаил был один, а это было куда лучше, чем спать под одной крышей с неприятным для тебя человеком.
Стоило прилечь на кровать, как беспамятный сон принял Михаила в свои объятья, но спалось недолго. Пробудился он ни свет ни заря, превозмогая боль в мышцах, Михаил поднялся и в полумраке нащупал на стене выключатель, щелчок – и тусклая лампочка, висевшая под потолком, осветила более чем скудную обстановку нового жилища.
Бревенчатая избушка четыре на четыре метра имела одну комнату, с невысокого потолка которой, держась на проводе, свисала электрическая лампа. По обе стороны от окна стояли кровати. А слева от входа располагалась пузатая буржуйка с широкой топкой, служившая вместо обогревателя. Михаилу, конечно, было достаточно и этого, в любом случае это было лучше, чем спать на трубах теплотрассы, да и смерть от холода не грозила. Михаил оделся и, отворив скрипучую дверь, очутился во дворе. Он скинул куртку на скамейку и побежал трусцой вокруг колодца. Поначалу ноги отказывались сгибаться и разгибаться, но все же спустя десять минут изнурительного, как показалось Михаилу, бега он даже вошел во вкус, но вскоре почувствовал боль в боку и присел у колодца, заходясь тошнотворным кашлем. Отдышавшись, Михаил принялся делать зарядку, как учили в детдоме, там это было каждодневным ритуалом, обязательным для всех, за этим занятием его и застал Анатолий.
Тогда Михаил в первый раз увидел его улыбающимся, впрочем, улыбка была недолгой.