Мне хотелось перевести произошедшее в шутку, чтобы оно скорее забылось.
– О чем ты думал?
Мы садились на диван. Я разочарованно вздохнул – ситуацию не удалось замять так быстро, как этого хотелось.
– Вспомнился наш дом и камин. Не знаю почему, но я действительно много думаю о том месте. Может, оно даже больше, чем спасательная капсула от мира.
Я начал накладывать в тарелки салат. Альма тем временем принялась за второе.
– Не беспокойся, я тоже часто думаю о доме. Тут нет ничего ужасного. Просто не думай о происходящем как о чем-то негативном. Мы этого давно хотели, ведь так?
– Да, я просто почему-то разволновался. Ты же меня знаешь, иногда пустая паника – это мое всё, – я издал сдавленный смешок и взял бокал вина.
Приятная горечь и немного пряное послевкусие. Вино мне нравилось. Я сделал сразу несколько больших глотков – от жажды, нервов или просто желания, сам не понял.
– Тебе нравится вино?
– Да, хорошее.
– Тогда тебе, наверное, понравится и еда, – она рассмеялась, накалывая на вилку небольшой кусочек куриной грудки.
– Сейчас оценим, – я насадил кусочек мяса на вилку и положил в рот.
Это было приятно и как-то по-домашнему. Альма, определенно, умела готовить. Просто какая-то восхитительная женщина во всех аспектах жизни. Она действительно много всего умела и делала это почти безупречно. Но если вернуться к впечатлениям от блюда, то стоит сказать, что приготовленная курица была выше всяких похвал.
– О, это прекрасно! – я наклонился и поцеловал ее в губы. – Это действительно вкусно!
– Ты о еде или моих губах? – она улыбнулась.
– Ну я бы и тебя всю съел без остатка, поверь мне, – триумфально забросил себе в рот кусочек картошки.
– О, я в этом не сомневаюсь, но думается мне, что ты подавился бы еще на стадии волос и выплюнул всю меня назад, – ее голос и смех возвращали меня к реальности почти так же, как бокалы вина.
– Ну тогда можно так далеко не заходить, – мы чокнулись бокалами еще раз и отпили из них.
Вечер мне нравился. Он был последним вечером тут. Может, это и позволяло нам делать что угодно и не бояться последствий или осуждения. Хотя и раньше меня это не особо-то заботило, как-то получалось, что всегда думал только о себе и Альме. Но сейчас было что-то особенное. Возможно, именно осознание того, что он последний и оставляло свой отпечаток на происходящем. Я решил полностью отдаться вечеру вместе с ужином, со всей чепухой и этим сухим красным вином, отдающим немного чем-то пряным, вместе с этой замечательной курицей и салатом, вместе с бесконечно удивляющей меня Альмой и ее спокойной верой в меня. Все эти мысли – в моей голове, а ужин продолжается.
Мы сидим и жуем курицу с картошкой и овощным салатом, смотрим друг на друга, улыбаемся, иногда поглядываем по сторонам. Мне не удается рассмотреть рисунок стола, Альма специально замостила его тарелками, кружками и корзинкой с хлебом. Поднимая свой бокал, я видел лишь кусок картинки, а именно чьи-то ноги. Мне даже не удавалось определить, кому они принадлежат: человеку, собаке, кошке, или, может, это вообще лучи света от какой-нибудь пирамиды или пламени. Египетские рисунки были частью чего-то совершенно безумного и в тоже время абсолютно последовательного. Как-то не силен во всяких там мифологиях, в чем не стыдно признаться. Во всяком случае, это не мешало мне жить.
– Наклонись, пожалуйста, хочу поближе рассмотреть твои глаза, – выдала вдруг Альма.
– Ого, зачем это? – я в смятении покачал содержимым бокала.
– Просто вдруг захотелось, – она наклонилась ближе ко мне.
– Ну, хорошо, – мне не составило труда наклониться, она уже и так довольно близко сидела.
И вот она рассматривает мои глаза, водит своими зрачками слегка в стороны, то влево, то вправо. Какой-то танец кобры глазами, упорно пытающейся меня загипнотизировать. Но нет, она всего лишь изучает их.
В ответ я начал рассматривать ее и вижу, как на правом глазу немного лопнули сосуды, видимо, от напряжения на работе. А вдоль них плывет корабль с несколькими трубами и пушками, маленький такой корабль. На другом глазу вижу остров с городом, который окружен крепостью и, явно, готовится к обороне. Маленькие людишки бегают и кричат. Неужели один какой-то корабль мог их так напугать? Удивительно. А вода была неспокойна, волны разбивались о берег и поднимали миллионы брызг, ветер дул довольно сильно, стоял ужасный холод. Это было видно по замерзшим людям на корабле: они изо всех сил мчались по дощатой палубе к корме, где спускались в трюм, а кто-то из них бежал к орудиям. Все было мокрым от дождя и ветра, который поднимал брызги воды и разбрасывал их, куда только мог. Это, кажется, не смущало капитана, который стоял в своей рубке и, смотря на корму корабля через мокрое окно, что-то громко орал окружающим. А один из его матросов, во всем черном, выбежал из рубки и начал спускаться вниз, бросился в сторону орудий на корме и, когда уже почти до них добрался, резко остановился, подняв голову и посмотрев на меня. Вода текла по его соленому лицу, попадала в глаза, его раздирала злость – это было ясно по взгляду и сжатым зубам.
Он поднял руку, трясясь от злости, указал на меня пальцем и закричал:
– Пошел ты!
Но сколько злости было в этой фразе, сколько отчаяния и горечи.
Я засмеялся и как-то сразу вылетел оттуда.
– Я выгляжу так смешно, когда рассматриваю тебя? – со смятением в голосе Альма отодвинулась обратно.
– Нет, что ты, – я взял ее руку почти около локтя, – просто показалась забавной сама ситуация.
– У тебя красивые глаза, не думаю, что кто-то тебе говорил об этом, – она взяла бокал свободной рукой.
– Что же там такого? – я немного комично прищурился, а Альма сделала глоток из бокала.
– Четкая грань цвета, после которой идет этот темный бархат и в итоге проваливается в абсолютно черную пустоту. Твои глаза даже хочется обнять, будь они большего размера. Лежали бы в моей кровати, и я клала бы на них голову, когда спала, – с небольшим звоном ее бокал коснулся египетского столика.
– Охренеть! – мы оба рассмеялись. – Да мы просто людоеды какие-то.
Еда на столе заканчивалась, ужин медленно подходил к своему завершению и закончился совсем, когда Альма наколола и положила в свой сладкий рот последний кусочек курицы с тарелки.
Кстати, забавный факт: люди делятся на два типа – те, кто съедает мясо раньше гарнира, и те, кто – гарнир раньше мяса. Альма как раз принадлежала к последнему – эта моя гипотеза подтверждалась в ее случае абсолютно всегда.
– Я схожу в душ, ты пока иди в спальню, – она подмигнула мне и встала из-за стола.
– Хорошо, увидимся в кровати! – я смотрел ей вслед: как она удаляется, а потом и вовсе скрылась за дверью ванной комнаты. Мне оставалось лишь уйти в спальню.
Вздохнув, я поднялся с дивана и, обойдя стеклянный стол, направился в спальню. Мягко ступая, я скользил по мягкому полу, по пути зарулил в бар и взял початую бутылку какого-то крепкого алкоголя. Помнится, я откупорил ее еще в прошлый раз: вкус напитка был интересным и горло драл не сильно. Я не фанат крепкого пойла, но иногда нужно себя встряхивать. Я убрал затычку и наполнил бокал наполовину. Хотя уже и был не трезв, но этого казалось мало, хотелось больше и именно сегодня.
Поставил бокал на тумбочку около кровати, немного отпив из него. Завалившись на кровать, я подоткнул себе под спину несколько разных подушек, что валялись на ней. Бокал вновь оказался у меня в руке. Мне нравилась его прохлада, которая контрастировала с приятным теплом, разливавшимся по моему телу, и поглощала меня. Я задумчиво провел бокалом по лбу, замедляя ход своих мыслей. С запотевшего стекла на нос плавно скатилась капля воды.
Послышался щелчок двери и в проеме спальни быстро появилась Альма.
– Не уснул? – она изящно провела руками по талии, от груди до бедер.
– Решил дождаться, – я рассматривал ее тщательно вытертое полотенцем тело.
Спутанные волосы, посвежевшее лицо и немного стеснительный взгляд. Ее гладкое тело, по которому позже будут скользить мои руки, прижимая ее ближе и заставляя изгибаться. Я представил себе, как буду ее ласкать и поддерживать, как она будет желать меня и искать мои губы для поцелуя, но в движении теряя их, целовать где попало. Как она будет выдыхать горячий сладостный воздух и хватать ртом новый, когда ее тело станет немного влажным от пота и движения сделаются совершенно нескованными. Она будет чувствовать меня, а я скользить по ней, близясь к финалу. Она глянет на меня вызывающе, ее волосы опустятся мне на лицо. Преодолевая тяжесть тела и усталость последних движений, она издаст что-то наподобие негромкого рыка и, коснувшись моих плеч и губ, упадет рядом на кровати.
Чуть позже, когда сердцебиение успокоится, она еще раз поцелует меня и, игриво подмигнув, вновь скроется в ванной комнате. У меня есть не более получаса, пока она принимает душ. Бокал вновь касается моих губ, и алкоголь обжигает рот.
Сделав два больших глотка, плеснул себе еще. Мир закружился – я плюхнулся на мягкий диван с кожаными подлокотниками и пригубил еще немного. Вечер, определенно, подходил к концу.
С верхнего этажа послышался какой-то шум и позже:
– Включи Эрика Сати! Сука!