– С отцом, господином Куртицем, он отбыл в Москву в десятых числах января, точнее не помню. Фёдор Павлович вернулся, Иван остался готовиться к выступлению на московских состязаниях, как нам было сказано. И вдруг появился.
– В чём причина?
Распорядитель только развёл руками:
– Простите, мне не докладывали. Иван был весел, шутил, в отличном настроении.
– С кем общался до выхода на лёд?
Вопрос вызвал затруднение:
– Прошу прощения, точно не помню, кто-то из членов Общества был в павильоне… Поздоровался, пошёл переодеваться.
– Постарайтесь вспомнить, господин Иволгин, с кем общался Иван Фёдорович.
– Да… позвольте. – Распорядитель задумался. – Протасов был, Картозин был. Возможно, кого-то не заметил.
– Кто эти господа?
– Конькобежцы нашего общества. Готовились выйти на лёд.
– Где Иван переодевался?
– В личной комнате господина Куртица, – Иволгин указал на павильон. – Такие предоставлены самым уважаемым членам правления Общества. Господин Куртиц разрешает пользоваться сыновьям. Я выдал Ивану ключ.
– Дальше…
– Собственно, всё. Иван в костюме для состязаний вышел на лёд.
– С кем он катался?
Иволгин позволил себе многозначительную улыбку:
– Мадемуазель Гостомыслова из Москвы. У нас по пригласительному билету Общества. Барышня первый раз на нашем льду, произвела впечатление.
– Иван Фёдорович с ней знаком?
– Вероятно. Они же совместно катались.
На веранде павильона поднимался дымок самовара, вазочки с вареньем поблёскивают хрусталём, закуски не разглядеть.
– Он перекусил перед выходом на лёд? Выпил чаю или чего-то крепкого?
Вопрос полицейского мог вызвать улыбку. Иволгин не позволил себе вольность:
– Иван Фёдорович – опытнейший конькобежец. Перед катанием приём пищи нежелателен.
– Кто сопровождал мадемуазель Гостомыслову?
– Мадемуазель пришла на каток самостоятельно.
– Проводите нас в комнату для переодевания.
Колебания были недолгими. Иволгин предложил следовать к павильону, спускавшемуся пологими ступеньками ко льду.
Середину деревянного дома занимал не слишком просторный холл с конторкой. В обе стороны расходились коридоры с шеренгами закрытых дверей. Из ящичка, что висел на стене за конторкой, Иволгин взял ключ, провёл в левый коридор, остановился у двери с номером 10, отпер замок и почтительно распахнул створку.
Комната оказалась шириной с кладовку. Несмотря на тесноту, в ней имелись электрическая лампочка, вешалка, полочка для мелких вещей, круглый столик-консоль, небольшая тумбочка и стул на потёртом коврике. Всё для удобства конькобежцев. С крючков свисали пальто на меху, пиджак и брюки на подтяжках. Под ними ждали добротные ботинки на толстой подошве. В угол комнатки уткнулся ком упаковочной бумаги с разорванной верёвкой.
– В этом был упакован костюм Куртица? – спросил Ванзаров, поднимая и разворачивая ком. Бумага плотная, новая, пахнет глажкой.
– Совершенно верно, – ответил распорядитель.
Он был невозмутим. Терпеливо смотрел, как сыщик обшаривает карманы пальто и одежды.
– Сергей Николаевич, проверьте тумбочку. – Ванзаров посторонился, пропуская Бранда, чтобы тот не стоял без дела.
– Есть проверить. – Бранд деловито вошёл, наклонился и распахнул дверцу. – Тут стопка тёплых носков и кильсонов.
– Господа, это личные вещи Фёдора Павловича! – не удержался Иволгин. – Проявите уважение.
Бранд готов был перевернуть тумбочку, но Ванзаров дал знак не усердствовать.
– Иван Фёдорович часто здесь переодевался?
– Всегда. Господин Куртиц теперь редко выходит на лёд.
– Со вчерашнего дня кто-нибудь открывал?
Иволгин выразил крайнюю печаль:
– До того ли Фёдору Павловичу было?
Ванзаров приказал запереть дверь, нашёл в кармане пальто восковый катыш, размял, вдавил в стык дверного косяка, разгладил большим пальцем и процарапал ногтем букву «V».
– Комната опечатана сыскной полицией, – сообщил он. – Нарушивший печать будет отвечать перед судом. Касается господина Куртица тоже.
Распорядитель безропотно принял условия. Под суд он явно не собирался.
– Господа, прошу извинить, вынужден вас оставить. Сегодня тренировочные забеги на скорость у конькобежцев, надо отдать распоряжения.
– Где проживает мадемуазель Гостомыслова? – спросил Ванзаров.
– В гостинице Андреева, напротив через дорогу. – Иволгин поклонился и отправился хлопотать. Без хозяйской руки работники всё сделают наперекосяк.
Из павильона Ванзаров с Брандом вышли на заснеженный пригорок, что спускался к берегу пруда.
– Что нашли, Родион Георгиевич? – выпалил поручик.