Господа переглядывались. Мало кто знал английский. К чему? Язык бесполезный. Не французский или немецкий. Только аристократы и чудаки его учат.
– Я могу! – заявил Тухля.
– Чудесно, – еле прошептала она. – Позвольте представиться, Жаринцова, перевела роман Джерома.
– Тухов-Юшечкин, перевожу с древнегреческого и латыни, – ответил Тухля и добавил: – Ну и с других языков тоже…
– Просто чудо. Едемте с нами.
Тухля всегда был готов подчиняться женщине, даже потерявшей голос. Сказано в гостиницу – значит, туда ему и надо.
20
Владельцы гостиниц 1-го разряда предпочитали иметь добрые отношения со своим полицейским участком. Владельцы гостиниц 2-го разряда – тем более. Василий Андреев поздравлял пристава Кояловича с праздниками, днём ангела и днём рождения его и каждого члена семейства, аккуратно подавал паспорта приезжих на регистрацию временного пребывания в столице, как требовал закон, и вообще выражал искреннее радушие. Насколько хватало средств.
Появление помощника пристава стало неприятным сюрпризом. С чего вдруг без предупреждений? Молод ещё на подарки рассчитывать. Да и праздники кончились. Вслух Андреев выразил радость такому приятному визиту. Когда же узнал, что спутник Бранда, похожий на мишку, из сыскной полиции, радость хозяина гостиницы не имела пределов.
– Чем могу служить, господа? – спросил он, ощутив пересохшее горло.
Бранду хотелось показать себя в деле. Ванзаров не позволил.
– У вас остановился господин Куртиц, – сказал он строго утвердительно.
Андреев вежливо согласился, чувствуя, как страх подползает к сердцу: иметь дело с сыском ему не хотелось. Особых нарушений нет, так, пустяки: бывает, бланкету с клиентом пустит, ну ещё по мелочи всякое…
– Именно так-с…
– Приехал утром в субботу около девяти.
– Иван Фёдорович? Да-с…
– Взял номер, просил не сообщать отцу.
Сказано так, что не возразишь. Прочистив горло, Андреев согласился:
– К сынкам уважаемого Фёдора Павловича относимся с пониманием. Это ведь не нарушение, полагаю.
– Часто снимает номер? – Ванзаров смотрел напрямик.
Вроде бы ничего особого: ну уставилась пара голубых глаз. Но ведь так смотрят, будто душу просвечивают, будто знают, что у тебя там спрятано. Так и хочется сознаться во всём, чего не делал. И особенно что скрываешь. Неприятный взгляд, тяжёлый… Андреев оказался не готов.
– Первый раз, господа… Никогда прежде… Честно слово, – заторопился он, будто оправдываясь.
– Когда видели Ивана Куртица последний раз?
– Позвольте… Вероятно… Да… Как вчера с утра ушёл, так не появлялся…
– Не удивило, что постоялец пропал?
Вот тут Андреев не знал за собой вины.
– Иван Фёдорович – взрослый человек, в своём праве, наверняка дома остался. Не понимаю, господа, в чём тут…
Ванзаров показал ключ с биркой:
– От его номера?
– Именно так-с… Откуда у вас…
– Проводите, – невежливо ответил Ванзаров.
Бранд помалкивал. Он впитывал науку полицейского сыска. Вот это по-настоящему! Не то что пристав: только кулаком умеет стучать и протоколы требовать.
Андреев старался быть исключительно любезным, что на лестнице трудновато. Приходится изворачиваться. Забежал вперёд, с поклоном указал дверь с цифрой 3.
– Вот, извольте, – сказал он и чуть не задохнулся: полицейский вставил ключ в замочную скважину, повернул и открыл номер. – Что вы делаете, господа, это недопустимо. Проникать в жилище без основания… Даже полиция не имеет права…
– Основание есть: проводится розыск, – Ванзаров подтолкнул вперёд замешкавшегося Бранда. – Номер убирали?
– Нет-с… Вчера было рано, сутки с заезда не прошли, сегодня воскресенье, сами понимаете, нельзя убирать. – Андреев хотел добавить, что горничные с утра в храм ушли. Но язык не повернулся соврать этому господину.
– О нашем визите прислуга ничего не должна знать. Вам ясно, Андреев?
Хозяин выразил глубокое понимание. Перед ним захлопнули дверь. Тут он кое-что пробормотал себе под нос, но мы не расслышали.
Ванзаров включил электрическое освещение. Бронзовая люстра с тремя десятисвечовыми лампочками осветила номер. Обстановка простая, только самое нужное: застланная кровать, круглый стол для еды или письма, накрытый скатертью, платяной шкаф, кресло, пара стульев и трюмо. На окнах плюшевые шторы.
– Зачем вы так строго? – спросил Бранд.
– Жулик, – просто ответил Ванзаров.
Помощник пристава не нашёл чем возразить: он слышал про делишки Андреева с проститутками и номерами, которые не замечал пристав. Недаром не замечал, конечно.
– Ваша мысль, Сергей Николаевич, что Иван Куртиц вздремнул перед катком, отвергнута.
– Потому что кровать не тронута? Так ведь горничная могла убрать.
– Не могла.
Бранд вовремя понял ошибку. Ай, как стыдно, а ведь в пехотном училище лучше всех шахматные задачки решал. Вот что участок с мозгами наделал. Надо быть начеку.
Обойдя номер, Ванзаров подошёл к платяному шкафу и распахнул створки:
– Взгляните.
Внутри висел аккуратный ряд вешалок-плечиков, щётки для одежды, сложенные чехлы для одежды, полки для сорочек и нижнего белья, открытые коробочки для всякой мелочи, которая водится у дам.
– Что заметили?