Осмотрев со всем старанием, Бранд признался: ничего.
– Сигарная коробка и склянка с этикеткой «Sucre vanillе» [31 - Ванильный сахар (фр.).], – добавил он.
– Хьюмидор из кедрового дерева. Остальное верно: ничего. Ни чемоданов, ни дорожного портпледа, ни смены белья, ни пиджачной тройки про запас. Портмоне и записной книжки здесь тоже нет.
– Может, вечером хотел обратно в Москву?
– Билет на что покупать?
– Мог у друзей одолжить. Или у отца.
– Для этого не надо снимать номер в гостинице.
– Ох, верно ведь… Что же тогда?
– Важен другой вопрос: зачем приехал?
Над вопросом Бранд задумался всерьёз:
– Может, дело особое имелось?
Ванзаров промолчал.
Поставил на стол сигарный хьюмидор, блестящий лаком, открыл. Сигары походили на толстые колбаски, на красном колечке надпись «H. Upmann». Кубинские. Пахло куда приятнее, чем сигарильи Лебедева. Сигары лежали строгим рядом. Одно место из двенадцати пустовало.
Повторяя за чиновником сыска, Бранд взял склянку с белым порошком, внутри которого виднелся чёрный стручок.
– Из кондитерской «Сиу и Ко», – сказал он, разглядывая затейливую эмблему на этикетке. – Из Москвы.
Бранд вытянул плотно притёртую крышку и понюхал. Мотнув головой, тяжело закашлялся и чуть не высыпал содержимое.
Выхватив склянку, Ванзаров воткнул пробку в горлышко:
– Это мальчишество – совать нос куда не надо.
По щекам поручика текли слёзы.
– Простите, Родион Георгиевич, я случайно, – проговорил он, давясь кашлем.
– Голова кружится?
– Да… Немного… Мутная… – Бранд потряс головой и потёр виски. – Ну и запах у ванили. Никогда не думал…
– Не доверяйте этикеткам.
Склянка отправилась в карман пальто. Ванзаров подошёл к окну, отодвинул штору. Отсюда каток Юсупова сада открывался под небольшим углом. Картина как у малых голландцев: лёд и конькобежцы, зима во всей красе и катание на коньках.
Вернув штору на место, Ванзаров подошёл к туалетному столику. На нём дожидались маленькое круглое зеркальце, коробочка для пудры, флакон для духов, рамка для фотографии и две вазочки для цветов. Без цветов. Растение с узкими колючими листьями торчало из цветочного горшка. Посреди столешницы в хрустальной пепельнице скорчился пепел с уцелевшим уголком игральной карты. Около него свернулась червячком сгоревшая спичка. Прикасаться нельзя, пепел рассыплется и погибнет окончательно. Ванзаров подозвал Бранда:
– Сможете прочесть?
Поручик шмыгнул носом, поморгал покрасневшими глазами, сощурился:
– Кажется, в букву «М» вписана «I» с точкой.
– Что над ней?
– Могу разобрать: «шаг». Вроде карту игральную сожгли. Туз червей.
– Когда двое видят одно, так и есть, – сказал Ванзаров, возвращая пепельницу с огарком на место.
Бранд утирал нос, продолжавший безобразить:
– Родион Георгиевич, что с мадемуазель Гостомысловой?
– А что с ней?
– Где будем искать?
– Не поверили Иволгину?
– Он ошибся. Разве может приличная барышня жить в таком месте? Тут бланкетки с клиентами номера берут… Никогда не поверю.
Скомкав платок, Бранд выразительно засопел.
– Заключим пари?
Бранд слышал о невероятных способностях Ванзарова угадывать. Доходили сплетни, что чиновник сыска то ли обманывает, то ли фокусы показывает. Ну не может человек обладать такой безграничной проницательностью, как смотреть сквозь стены. На всякий случай поручик воздержался.
Они вышли в коридор. Андреев тёрся поблизости. Ему было приказано номер не убирать, прислуге держаться подальше. Ванзаров демонстративно запер замок и опустил ключ в карман.
– Господин Куртиц оставил багаж в кладовой?
– Не имеем такого помещения, – ответил Андреев почтительно. – Не припомню, чтобы у Ивана Фёдоровича были чемоданы.
– Лакированный ящик для сигар держал в руках?
– Не припомню, прошу простить. Гостей было много, суета-с. – Андреев был уверен, что полиция не станет докапываться.
За что и поплатился.
– С бланкеткой ругались, не хотела двойную цену платить за номер? – спросил Ванзаров, как о житейском деле. Действительно, хозяин гостиницы просто обязан обирать проституток, которым сдаёт номера. Иначе чем с приставом делиться.
Андреев беспомощно улыбался. Догадливость сыщика испугала. Он обратил взор к поручику. Бранд был непроницаем. Как закон. Который каждый старается обойти.
– Ну что вы, как можно-с. У нас приличное заведение…
– У вас остановилась мадам Гостомыслова? – продолжил Ванзаров.