Стрела времени

– Вам молчать нужно. Отдыхать. Сил набираться. Поспите.

– Улыбайтесь, Тонечка, завтра будет еще хуже, – не унимался Лившиц.

В палату протиснулась фигура и заслонила саженными плечами лампу. Сашко сразу замолчал.

– Хде удес какий герой? – пробасил старшина Пшенка.

– Вот видите, Тонечка, не иначе как медаль прислали, а то и орден. Вечером буду с цветами и шампанским. Отметим награду, нашедшую героя, – прошептал Сашко.

Девушка только вздохнула в ответ.

– Вы, главное, берегите себя, – схватив отработанные перевязочные материалы медсестра выпорхнула из палаты.

– Сашко, Сашко, ты шо, спишь? – старшина тихонько протиснулся за занавеску.

– А. Апанас, это ты? Попрощаться пришел?

– С кем прощатися? – не понял Пшенка.

Лившиц с печальным лицом только безвольно махнул рукой.

– Усе, врачи сказали, отбегался, – сказал сержант. – Этот гад в ту же руку попал. Говорят, нерву какую-то зацепил. Списывают, вчистую. Так, что уедем мы скоро с сестронечкой ко мне в Адесу. Кефалю буду ловить, да чаек кормить, чобы этим гадам повыздыхать, – и Сашко отвернулся к стене, чуть не плача.

Пшенка был в шоке.

– Сашко, да як це? Може, я с особистом до командования пиду. Не куксись, друже.

В этот момент в палату вошла медсестра. Увидев Тонечку, Пшенка вздохнул, задержав робкий взгляд на девичьем лице. Потом подошел к ней вплотную, отвел чуть в сторонку и вкрадчиво сказал:

– Вы вот шо, Тоня. Вы як в Одесу приедете, вы разом мне адрезок пропишите, а то Сашко забудет. А я до вас скоро приеду.

– Какую еще Одессу? У вас товарищ старшина что, жар? А ты, герой, давай, пузом вниз. Укол ставить буду.

По довольному виду Сашко, который буквально давился от смеха, Пшенка понял, что снова попался на розыгрыш друга.

– Ох, и клоун ты, Сашко. Сто разив клялся не верити ни одному твоиму слову брехливому. В снова таки попався.

– Да, ладно тебе Апанас, это же я от скуки. Но сейчас скажу тебе как другу, шоб мне не видеть больше Черного моря. Если ты сегодня же Тонечке рандеву не назначишь, уведу девку. Ну, шо ты лыбишься? Гадом буду. Она мне уже все уши отполировала. Вашей монументальной личностью интересуется, так шо кругом и на абордаж.

И Сашко закатился, уже не скрываясь, заливистым смехом.

***

Мамин вернулся в крепость под утро двадцать первого июня вместе со Стебунцовым, задержанными диверсантами и группой охранения. Пшенка поехал с раненным Лившицем в медсанбат. Задержанных сдали в комендатуру, причем у одного была напрочь свернута скула, Алексей сильно приложился.

Помещение для Мамина выделили в казарме 84 отдельного разведывательного батальона 42 стрелковой дивизии, которая располагалась в военном городке Северный.

Это была командирская дежурная комната. Небольшая, пять на три метра. Из мебели пружинная кровать с матрацем, стол, стул и лампочка. Не раздеваясь, Алексей рухнул на кровать. Устало взглянул на часы, висевшие на побеленной стене. Они показывали 03.00. Подведем итоги, – сказал он себе. Прошли сутки. Уже двадцать первое число. Что мы имеем? Поучаствовал в двух столкновениях, не «прогорел» на незнании этого времени, познакомился с отличными ребятами, узнал, что документы в обкоме – это плюсы. Ни на шаг не приблизился к этим самым документам, ни имею представления, как вообще попасть в обком, и нет пока понимания, как выбираться из сорок первого – это минусы. Попытался обдумать свое положение и не заметил, как провалился в сон.

Сначала мелькали картинки. Дорога. Лес. Лицо пассажира в купе. Вспышка! Он с Санчесом в кафе. Санчес почему-то в немецкой форме. «Давай по писдесят», – говорит Санчес. Апанас: «не шарашкина контора». Лицо Стебунцова. Он что-то насвистывает.

Мамин поворочался на скрипучей кровати. Ночь была душной. На лбу выступили капельки пота.

Картинки сменились. Его «волкодавы» стоят квадратом на татами и совершают удары цки под счет. Ичи, ни, сан, ши… Кадр сменился. Над ним склонилось лицо Маши. Она улыбается, что-то быстро-быстро говорит. Погладила его горячей рукой. Алексей почувствовал, что его обволакивает белый туман. Приятный, нежный. Алексею показалось, что он растворяется в нем, закрывает глаза. И наступила темнота.

Его поднял уже ставший родным Семен Стебунцов.

– Товарищ капитан, мне приказано доставить вас в ОПАБ.

– А сколько времени, – хрустя ремнями Мамин поднялся и сел на кровати. В голове шумело, как после хорошей вечеринки.

– Десять, – бодро ответил Семен.

Мамин обратил внимание, что ефрейтор был гладко выбрит, смотрелся подтянуто и без видимой усталости. Немало удивившись бравости товарища, Алексей взглянул на себя в небольшое зеркало над умывальником. Он подумал, что до сих пор не удосужился посмотреть, как вообще выглядит. Похож он на себя из двадцать первого века или нет. Оказалось, похож. Только лицо было похудевшим, изрезанным вертикальными морщинами и волос побольше. А так, ничего, узнать можно. За сутки на щеках и подбородке выступила щетина.

– Побриться успею? – спросил Мамин.

– У вас тридцать минут на сборы, а я выдвигаюсь в «оружейку».

Стебунцов ушел. Мамин взглянул на часы. Десять.

– Через три часа офицеры вермахта получат сигнал «Дортмунд». Это будет означать, что нападение начнется не позднее утра завтрашнего дня. Так, ладно, в сторону тухлые мысли. Через тридцать минут я должен был быть готов к выезду в Брестский укрепрайон.

У кровати стоял чемодан. Тот самый, из поезда. Мамин положил его на кровать. Быстро раскрыл его и обнаружил комплект советской летней походной военной формы командного состава довоенного периода – хромовые сапоги, темно-синие галифе и командирская гимнастерка с выпушкой по воротнику и пехотными петлицами на воротнике. В петлицах рубиново блестели по одной шпале, а на рукавах – по узкому угольнику красного цвета с золотой отделкой. Здесь же находились бритва, новые портянки, полевая командирская сумка (планшетка), карта и обернутая в зеленую материю стеклянная фляжка. Далее, Мамина ждал сюрприз. В чемодане было несколько отделений, разделенных плотным картоном, который он сначала принял за отделку. Аккуратно отжав державшие картон скобы, Алексей нашел отделение, служащее для хранения документов. Там лежал большой клеенный из плотной, коричневатой бумаги конверт с сургучной печатью. Повертев конверт в руках, Алексей не стал его вскрывать, а положил в вещмешок, который лежал тут же у кровати. Туда же отправились: запасной комплект полевой формы, фляжка.

Раздевшись по пояс, Мамин взял бритву и подошел к зеркальцу. Торопливо намылив лицо мыльным раствором, он провел по щеке бритвой. Опасной бритвой пользоваться капитан не умел. Поэтому осторожно, словно сапер, водил острием по коже. Без порезов не обошлось, но в целом получилось сносно. Наскоро вытершись полотенцем, Мамин достал из планшетки записную книжку и карандаш. Вырвал из книжки лист. Уселся за стол и принялся писать.

Через 10 минут все было кончено. Мамин сложил лист треугольником. Подписал на обороте «полковнику Козырю». Потом подумал секунду и дописал «лично».

Выйдя из комнаты, Алексей подошел к дневальному и протянул ему сложенный треугольником лист.

– Полковника Козыря знаешь?

– Так точно.

– Сменишься, отнеси и отдай лично в руки. Ясно?

– Ясно, товарищ капитан.

– Дежурному по роте скажешь, что приказ получил от капитана Мамина.

С этими словами Алексей развернулся и тут столкнулся лицом к лицу с Фоминым.

– Ага, вижу, собрался. Готов?

– Дело нехитрое, в общем и целом.

Они вместе начали спускаться по бетонной лестнице к выходу.