Дорога на оружейный склад шла через Белый дворец. Трехэтажное каменное здание, на дворец вовсе не похожее. Вход под навесом, рядом деревянная электроопора. Здесь подписали Брестский мир и секретные протоколы к нему. Но их сейчас здесь нет. И само здание в первые же часы бомбардировки перестанет существовать. Алексей видел, что осталось от дворца, когда посещал Брестскую крепость в двухтысячных. Фундамент и часть стены не выше метра. Дворец возвышался в середине цитадели. Во дворе жизнь кипела не пример, когда Стебунцов привез Мамина. Туда-сюда сновали автомобили, строем перемещались люди в военной форме, были даже конные. Но наличие вооруженных людей не давало никакой уверенности в эффективности крепости. По сути это был каменный мешок. Оборонительного значения или препятствия для продвижения войск противника крепость не имела и не могла иметь. Здесь можно было только героически погибнуть, прихватив с собой на тот свет, некоторое количество врагов.
– Товарищ боец, – стараясь подражать услышанной форме обращения сказал Мамин. – Подскажите, где столовая?
– Тама вот, – рядовой махнул указательным пальцем. – Видите земляное укрепление у казармы, там 44-й полевой автохлебвзвод. Там столовая.
Надо будет зайти поесть после оружейки, – подумал Алексей.
На оружейном складе проходили какие-то работы. Руководил процессом старшина, на вид лет сорок. Вместе с ним этим же занимался еще один военнослужащий без знаков различия на гимнастерке, оказавшийся заведующим складами боепитания Николаем Овсянкиным. Ознакомившись с выпиской из приказа, которая уже находилась на складе, он предложил Алексею в качестве личного оружия сменить наган на ТТ, пистолет Тульского-Токарева. Мамин согласился и протянул заведующему оружие с кобурой.
Разговорились. Кладовщики рассказали, что еще несколько недель назад в полк с окружных складов стало поступать новое стрелковое оружие: станковые пулеметы Дегтярева (СПД), пистолеты-пулеметы Дегтярева (ППД), самозарядные винтовки Токарева (СВТ) и автоматические винтовки Симонова (АВС). Мамин интересовался, а Овсянкин подробно рассказывал о тактико-технических характеристиках нового оружия. Алексей в свое время изучал возможности СВТ и ППД, незнаком ему был только СПД. Внешний вид оружия Алексею понравился сразу. Ствол на трех сошках, пулеметная лента, ручки, как у Максима, в общем, выглядел брутально. Поэтому основное внимание он сосредоточил на рассказе об этом оружии, планируя его взять в ОПАБ.
Пулемет СПД был принят на вооружение РККА в тридцать девятом году под наименованием «7,62-мм станковый пулемёт обр. 1939 г. ДС-39». Производство пулемёта осуществлялось на Тульском оружейном заводе, до этого выпускавшем пулемёты системы Максима. Помимо пулемётов, поступивших в войска, некоторое количество ДС-39 было установлено в казематные установки, которые тоже имеются в количестве двух штук в районе Белостокского укрепрайона.
Однако, как не преминул сообщить Овсянкин, эксплуатация ДС-39 в ходе зимней войны вызвала многочисленные нарекания, связанные с ненадёжностью работы пулемёта в условиях запылённости и низких температур. Здесь, на Брестском полигоне испытания также привели к неутешительным результатам. Оказалось, что невозможно использовать вместо патронов со стальной или биметаллической гильзой (нового образца) аналогичных патронов с латунной гильзой, большие запасы которых имелись на складах, что, очевидно, при ведении военных действий могло вызвать трудности с обеспечением боепитанием. Поэтому сейчас стрелковые роты имеют на вооружении надёжные и нетребовательные к боеприпасам пулемёты системы Максима обр.1910/30 г.
Послушав занимательный рассказ, Мамин перешел к делу. По приказу ему предоставлялась возможность получить оружие на восемь человек, то есть почти отделение. И Алексей выбрал следующее:
– ППД-34/38 с коробчатым магазином на 25 патронов; 4 шт.
– ППД-34/38 с дисковым магазином на 73 патрона и горловиной для присоединения этого магазина;
– ППД-40 с дисковым магазином на 71 патрон, 2 шт.
– СВТ-40 с глушителем звука выстрела, со специальными винтовочными патронами уменьшенного заряда «Брамит».
Поскольку Алексей приехал с одним чемоданом, то он выпросил также вещевой мешок «туркестанского типа». Вещмешок имел всего одно отделение, верх которого утягивался верёвкой. К нижней части мешка была пришита плечевая лямка, на которую были надеты две перемычки, предназначавшиеся для застёгивания на груди. С другой стороны плечевой лямки были нашиты три верёвочных петли для регулировки длины. К углу мешка была пришита деревянная бобышка-клеванта, за которую цеплялась петля плечевой лямки. Плечевая лямка сворачивалась в «коровий» узел, в центр которого продевалась горловина мешка, после чего узел затягивался. Все эти манипуляции Мамину показал все тот же Овсянкин.
Нашелся на складе НР-40, нож разведчика сорокового года. Девять штук НР присовокупили к остальному. Оружие оставили на складе до отъезда. Один нож и ТТ в кобуре Мамин взял с собой.
***
С обедом, на который рассчитывал Мамин, не вышло. Только он направился к земляному валу, где находился 44-й полевой автохлебвзвод, как его окликнул знакомый голос.
– Товарищ Мамин, товарищ Мамин.
Подбежал запыхавшийся Стебунцов, на ходу поправляя пилотку.
– Срочно к полковнику Козырю.
Мамин вздохнул.
– Прости, капитан, что голодным тебя отправляю, – начал Козырь. – ЧП у нас. Незваные гости объявились. Чужие по району шастают. Тебя у машины ждет старшина Пшенка со своими людьми. Выдвигайся на место, осмотрись.
– Ясно. Разрешите идти?
– С Богом.
У ГАЗика действительно стоял невысокий, плотный старшина в выцветшей гимнастерке. На плече висел ППШ (пистолет-пулемет Шпагина), на поясе подсумок для дискового магазина. Рядом топтались двое рядовых с винтовками и внимательно слушали чернявого парня с тремя треугольниками, то есть сержанта. Чернявый что-то вполголоса рассказывал. Видимо смешное, потому что бойцы отвечали на его слова дружным хохотом. Стебунцов копался в кабине.
При виде Мамина старшина подкрутил седеющий казачий ус и сделал шаг навстречу.
– Доброго ранку, товарищ капитан. Замкоувзвода раузведки старшуна Пшенка, – старшина протянул руку.
– Мамин Алексей Степанович. А как вас по имени-отчеству, старшина?
– Апанас Григорьевич.
Рукопожатие у старшины было крепким.
Тут же от группы бойцов отделился чернявый и подошел к Мамину.
– Це мой комод, Александр Лившиц, сержант, – представил старшина.
«Комод – это командир отделения», – догадался Мамин.
– Сашко-Адеса! – посчитал важным уточнить чернявый.
Поздоровались, познакомились. Пшенка ввел Мамина в курс дела. Ночью был слышен гул самолета. В районе деревни Мухавец в приграничной полосе вчера видели три парашюта. Потом в деревне объявились незнакомые люди в красноармейской форме. А утром какой-то офицер узнавал у местных дорогу и угощал сигаретами.
– Балакают по нашенски. А табачок чужий. Но наших же не проведеш. Чи выдразу выдчули. Да поведомили. А вин те зникли. Тильки связь перервався с аеродромом у том районе. Треба б пошукать. Може що и зачепим, – поделился старшина.
Информация привлекла чекистов и нужный квадрат был оцеплен. Задача группы Мамина состояла в том, чтобы выйти на след странных красноармейцев и выяснить кто они.
– Ой, Апанас, мне таки больно на тебя смотреть, – влез в разговор чернявый. – Не начинай наводить метель, мы же поссоримся. Ну, зашли ребята огоньку спросить, шо такого? А старушке шо-то показалось. Вы бы видели ту старушку, товарищ капитан, обнять и плакать.
– Сашко, я така пидозрю ще ты специально на пули и ножи скачешь, щебы у Тонечки в лазарете ошиватись. А я вирю тий старушенцыи. Ни. Нам требо нашукать цих залитных и трепетно допытать. Тильки цего разу по перед батьки не лизь. Остерегись, – сказал по-отечески Апанас. И, повернувшись к Мамину, добавил, – Вин ще останне ранення не зажило. Скаче, як козел.
– Старшина Пшенкин, – нарочито исковеркав фамилию, сказал чернявый, и потер левое плечо. – Не морочьте товарищу капитану то место, где спина заканчивает свое благородное название! Я себе знаю, шо нет там никаких диверсантов, а вы себе думайте, шо хотите.
Не закончив, спора, погрузились в ГАЗик. Мамин предпочел сесть с Семеном, все-таки знакомый. Остальные расположились в кузове. При этом Лившиц не переставал что-то горячо обсуждать со старшиной. По-видимому, они были давние приятели. Сашко не меньше старого товарища понимал серьезность появления в приграничной полосе незнакомцев в советской форме. Просто Лившиц по натуре был балагуром и подтрунивал над другом.
Чернявый, Сашко Лившиц, был родом из Одессы. Отсюда и произвище – Сашко-Одесса. Сам он говорил на одесситский манер – Адеса. Это был высокий жилистый парень лет двадцати с клубком вьющихся волос на голове. На его потемневшем от черноморского солнца лице отпечаталась тень одессита. Внимательный человек мог бы увидеть в глазах Сашко глухие колодцы дворов, знаменитый порт, суету Молдаванки и Привоза.
Чубатый морячок начал службу на флоте, как и положено. Но взрывной нрав и юморной характер не позволили Лившицу прослужить в родной Одессе и года. В ноябре сорокового его сослали подальше от греха. На исправление. Так Сашко оказался в Бресте, где сдружился с харьковчанином Апанасом, старшиной разведвзвода. Хотя с первых дней Апанас, что называется, взялся за воспитание буйнонравного морячка. Дурь выбивал в прямом и переносном смысле. Наряды, тумаки, вразумления. Пшенка, отец двоих детей, учил хулигана, как мог. А тот отвечал шутками-прибаутками. На одном из плановых выходов Пшенка оказался с Лившицем в одной связке. И случись с ним, бывалым разведчиком, служившим еще в финскую, незадача. Повел Апанас группу сквозь болото. Сам он в этом деле разбирался неплохо. Но тут, что-то пошло не так. Засмотрелся, задумался и, не заметил, липовую кочку. Через мгновение оказался в зловонной жиже по грудь. Группа шла по одному, друг за другом, каждый на расстоянии пяти шагов. Вправо влево не отступить, везде трясина. Пшенка так стремительно начал уходить в тину, что никто решительно не мог ему помочь. Никто, кроме Сашко. На судьбу, он оказался ближе всех. Не думая ни секунды, растянулся на двух мшистых кочкарях, одним движением стянул с себя ремень и помог выбраться старшине.
С тех пор, старшина с сержантом вел себя по-другому. Вместо подзатыльником все больше советами. А хулиганистый сержант своего отношения к Апанасу не изменил. При любой возможности пытался уколоть. Но все это были шутки добрые, без затейства. Апанас это понимал, хотя все же иногда не на шутку сердился.
До деревни добирались с час. Предусмотрительный Козырь приказал Стебунцову взять для Мамина сухой паек. В кабине Алексей обнаружил завернутыми в бумагу два больших ломтя хлеба, банку мясных консервов и сухари. Оголодавший Мамин с аппетитом взялся за дело. Консервы он вскрыл новеньким НР-40, им же накладывал куски на хлеб и так ел. Запивал водой из стеклянной фляжки Семена. Управился за несколько минут. Нетронутыми остались только сухари.
– Подарок-то передал?
– Да, товарищ капитан. Лично в руки. Майор был очень рад, – заулыбался Стебунцов.
– Здорово поешь, Семен, – сказал Алексей. – А знаешь такую песню, капитан, капитан улыбнитесь…
Семен без предисловий чистым тенорком запел:
Жил отважный капитан,