Ведьмам здесь не место

Так прошли почти два месяца. Я училась видеть сквозь карты, потихоньку отвыкала постоянно пастись в ином зрении. Училась еще видеть воск, кофейную гущу, плетение заговоренных ниток, травы тоже, с ними у меня, кстати, лучше всего шло. Учила еще всякие наговоры, наветы.

Баба Тоня лечила в основном, но насильно своих знаний мне не давала.

– Ты глупая, ты вредить будешь, не понимаешь ничего, – ворчала она, но чему-то все-таким учила. И я вникала во все, что баба Тоня считала нужным мне открыть. Если честно, я очень боялась, поэтому ходила за старушкой хвостом.

Я теперь знала, что за мою жизнь никто и гроша ломаного не даст. Стоит мне только оступиться, и мне конец. Меня найдут и убьют. Довольно жестоко, кстати. Периаммы из юных ведьм ценятся очень дорого. Баба Тоня периодически на меня смотрела так… с жалостью, как на обреченного человека. Который одной ногой уже в могиле стоит.

С каждым днем баба Тоня сдавала все сильнее, слабела и подолгу спала. Она знала и день, и время своей смерти и доживала последние деньки, от чего стала мягче, добрее, разговорчивее.

– Маринка, я тебе дара своего не дам, он у нас через поколение переходит, к праправнучке моей пойдет, – говорила она. – У внучки моей защита врожденная есть, ее не найдет никто, а вот тебе, девка, такой не досталось. Видать, дар к тебе не по роду как-то попал, не скрытый дар-то, весь на виду. Тяжко тебе будет. Главное, энтим бабам не попадись, с жжеными глазьями. Они тя быстро на кусочки разберут, вши проклятые. Ты девка сильная, они на тебя как на лису охотиться будут, всю тебя флажками обложут. Но есть кой-что тут, в городе. Ты слушай…

И баба Тоня рассказала мне про ведьмовские амулеты – старинные, еще с зари времен существующие плетения на сильной крови. Будешь такой амулет иметь – и нипочем будет тебе вся эта братия, мечтающая сделать из тебя сильный периамм.

Ведьмы водятся в России, да и молодых навалом, только все они скрыты даром своих родов. Природная защита, врожденная, как я поняла. Через такую просто так не пробьешься. А у меня такой нет. Вот она я, как дымок от костра в чистом поле. Потому защитный амулет для меня – единственное спасение.

– В городе, знаю, есть такой. Чую его, да мне без надобности. Найди его и живи себе спокойно. А ежели не найдешь, ехай в леса. Там тебя природа укроет, она наш самый сильный амулет. Только не жизть это, а мучение. Природа за защиту много просит. Мужа у тя не будет, друзей тожа. Будешь одна свой век куковать, можа, только девку родишь от какого охотника залетного, чтоб дар передать.

..Баба Тоня многому успела меня научить. Правда, на большую часть моих вопросов она отказывалась отвечать. Только хмурилась и ругалась.

– Много будешь знать, плохо будешь спать, – повторяла она. – Больно у тебя силы много, ишь, растянутая какая. Чисто резинка.

Я тогда не понимала, что такое эта «резинка», а теперь знаю. Мой дар был настолько большим, что тело его не вмещало, и сила клубилась рядом, давала почти неограниченный резерв.

Благодаря этой силе я научилась предсказывать будущее по картам до трех ближайших часов и менять его, немного научилась разбираться в том зрении, на которое могла переключаться во время гадания. А видела я все больше и больше, все четче и ярче. Теперь вместо линий и переплетений цветов я могла видеть четкую картинку.

Правда, и энергии на это тратилось немало. Бралась она, к несчастью, из моих ресурсов, и быстрое взаимодействие с картами или другими вещами, помогающими выйти за грань, вымораживало меня. Холодно было жуть. Я потому и таскалась всегда в теплой толстовке и спортивных штанах, носила распиханные по карманам спички и зажигалки и имела при себе парацетамол. С моим образом жизни это была необходимость. Хорошо хоть, что деньги у меня были.

– На те, девка, на пропитание. Да не транжирь, потихоньку трать. Ежели амулет не найдешь, домик на Алтае купишь, – сказала баба Тоня совсем слабым голосом за два дня до своей смерти. – Я с собой не заберу, похоронят уж как-нибудь, а внукам и так много чего достанется, и квартира есчо. Та бери, кому говорю!

Она пихнула мне в руки две розовые пачки, перехваченные резинкой. Там оказалась сумма, достаточная для того, чтобы я прожила эти два года, совсем не думая о деньгах. Правда, и тратила я очень умеренно.

Только намного позже я узнала, что баба Тоня поменяла свою четверть золота на деньги. В нашем мире ходила другая валюта – золото самой высокой пробы квадратными слитками. Один такой слиток был очень значимой суммой. Еще я знала, что с ведами, вещунами и прочими иными расплачиваются не деньгами, а золотыми брусочками, отпиленными от цельных слитков, или золотой крошкой.

Нафига все это было надо, я не сильно понимала и понимать не хотела. Вроде бы это золото было каким-то особенным, что-то там Илька про энергию говорил и про силу. Для Ильки я пару раз выполняла поручения, которые он оплатил золотыми крошками. От оплаты я отказалась, попросила только иметь постоянную собственную кровать в его коммуналке. Мне не отказали.

Илька вообще добрый человек. Мне везет на добрых людей. А иначе бы уже давно была в сосновой деревяшке и болталась на жирной шее какого-нибудь богатея.

Но я пыталась выжить. Как трусливый заяц, я петляла по городу и пригородам, пряталась на чердаках, теплотрассах, под мостами, в странных домах и квартирах. Спала черт знает как и где, если вообще спала. Переводила карточные колоды, как ребенок конфеты. Я изо всех сил пыталась отстоять свое право на спокойную счастливую жизнь.

Да, у меня много раз опускались руки, но каждый день на протяжении всего этого времени я бросала карты из новой свежей колоды, имея только одну цель. И сегодня я ее достигну, ведь такого сладкого расклада у меня не было ни разу. Ни разу!

Я практически задыхалась от восторга, ну или от простуды, которую получила вчера в речке. Но это не мешало мне мчаться вперед изо всех сил. Вагон метро ехал еле-еле, и автобус тоже, и все на свете было очень медленным. Мне хотелось бежать изо всех сил, пока не заколет в боку, а во рту не появится привкус крови. Быстрее! Быстрее! Совсем скоро я получу свой амулет, и все у меня будет хорошо. Больше никаких Алимов и других стремных охотников за головами. Впереди только свобода.

Глава 6

Правда, был тут один нюанс.

Я знала, что амулет перемещается. А это значит, что им владеет кто-то. И я изо всех сил надеялась, что это не другая молодая ведьма. Иначе тогда мне пришлось бы уехать на Алтай и коротать свои деньки в лесной избушке. Я понимала, что останусь ни с чем, потому что не смогла бы ради сохранения своей жизни пожертвовать чужой. Но если амулет носит простой человек, не зная, чем обладает… В таком случае у меня была куча способов амулетом завладеть: купить, обменять, обмануть, даже украсть. Надо только найти.

..Дом на курьих ножках, как прозвали его в народе, был совсем рядом. Я смотрела на выпуклые серые балконы, на такое же, в тон, серое небо. А в душе у меня цвела сирень и пели ангелы. Еще чуть-чуть, еще немножко… Не выдержав, я побежала так, как давно хотела: быстро-быстро. Через четыре минуты я стояла у подъезда, переводя дыхание, еще через еще полторы минуты смотрела на черную, оббитую дорогим материалом дверь с серебристыми цифрами «18».

Сердце колотилось как безумное. Кто выйдет мне навстречу? Как мне представиться? Что говорить? А главное, как перейти к разговору об амулете? Сразу же попросить продать? Сказать, что эта вещь мне очень дорога? Ладно. Ладно.

Я вытерла вспотевшие ладошки об толстовку, потуже заплела косу, оглядела себя со всех сторон… Мда. То еще зрелище. На улице не холодно, а я в черной теплой одежде, в берцах. Волосы тиной еще попахивают, под глазами, скорее всего, жуткие мешки, и нос хлюпает после вчерашнего. Я бы такой, как я, никогда бы не открыла и еще полицию бы вызвала.

Но я буду надеяться на лучшее. И, набрав в грудь воздуха, я нажала на кнопку звонка.

Я примерно представляла себе, что говорить, если выйдет молодая девушка или мамочка в декрете. Отлично представляла, что говорить бабушкам или дедушкам. С детьми я тоже легко смогла бы договориться. Но почему-то молодого мужчину я себе совсем не представляла. А надо было бы.

Потому что на пороге квартиры стоял и удивленно смотрел на меня симпатичный всклоченный блондин в темной пижаме. Заспанный и явно недовольный.

– Девушка, вам кого? – спросил он.

– Мнедяу, – неразборчиво пробормотала я, от удивления делая шаг назад.

– Чего? – нахмурившись, переспросил парень, а я только и смогла, что мотнуть головой. Думай, думай!

– Я от Федора Егоровича Полуцкого, антиквара, – нашлась я.

– Я ничего не покупаю, до свидания, – пробурчал парень и начал закрывать дверь.

– Я ничего и не продаю. Я вам не торговка на полставки.

Возмущение в голосе было настоящим, и дверь притормозила.

– Ну, к делу. Чего хотели?

– Купить за большие деньги одну очень неважную для вас ерундовину. А на мой внешний вид внимания не обращайте, я только из экспедиции вернулась и сразу к вам, с поручением от Федора Егоровича, – важно надув щеки, сказала я, переходя на свое особое зрение. Иногда и можно позволить себе подглядеть в изнанку. Изредка.

Переплетение цветов и линий послушно повисло в пространстве, накладываясь на реальность. И в молодом человеке, который стоял передо мной, линий было много, очень много. Красные огненные, оранжевые, переливающиеся желтые, как яркий одуванчик, они вдруг оформились в яркий, похожий на пламя щит, который обтекал его тело.

Значит, парень носит защитный амулет! И я могу им завладеть, не боясь, что он без амулета помрет. Дар мальчишек для периамма не подходит, не наследуется по мужским линиям.

– Я могу зайти и изложить суть дела за закрытыми дверями? – спросила я, выныривая из мира красок и энергий. – Нужно бы и цену обсудить.

Парень внимательно посмотрел на меня, хмыкнул, но дверь приоткрыл и даже отступил на два шага.

– Марина, рада познакомиться, – сказала я и улыбнулась. Еще бы мне не улыбаться, если совсем скоро мои мучения закончатся.

– Ага, – улыбнулся он в ответ. – Говорите, Марина.

И я, не обращая внимания на то, что он слушал меня явно с насмешкой и даже не потрудился представиться в ответ, заговорила. То есть принялась вдохновенно врать.

– Вещица, которую вы постоянно носите, имеет для Федора Григорьевича особую, ностальгическую ценность.

– А не Федора Егоровича? – перебил он меня.

– А я как сказала? Так вот, этот амулет практически не имеет никакой материальной ценности, но для человека, на которого я работаю, ценность есть исключительно личная. Понимаете, его бабушка однажды была в Париже и встретила там одного почтенного француза, Жана Поля. Жан Поль был человеком весьма обеспеченным и имел огром…