Грех

Грех
Анна Владимировна Рожкова

У Тани с Сергеем – любовь. Вот только Таня мечтает совсем о другой жизни. Между любимыми встает лучшая подруга – Зина. Смогут ли Таня с Сергеем быть вместе?

Анна Рожкова

Грех

Глава 1

– Что-то ты, Зина, похудела, – заметила, Таня, обеспокоенно глядя на подругу.

– Сглазили меня, – пошутила Зина, делано рассмеявшись.

– Ты у врача давно последний раз была? – спросила Таня, пропустив Зинину шутку мимо ушей.

– Танечкаааа, – вдруг заголосила Зина и бухнулась на колени, – виновата я перед тобой, виноватааа, кругом виноватааа, грех у меня на душе, большой грех, – она оттягивала на сухой груди халат. – Недолго мне осталось.

– Зина, что ты такое говоришь? – спросила Таня, немного придя в себя от такого бурного проявления чувств. "Уж не повредилась ли Зинка умом?" – Подумала Таня.

– Я знаю, Таня, знаю. Не перебивай, – она нетерпеливо махнула рукой, заметив, что Таня собирается возразить. – Всё, всё, как на духу расскажу, только пообещай сначала, что не бросишь наших девочек и, – она сделала паузу, словно собираясь духом перед затяжным прыжком. – И моего… нашего Сергея.

– Зина, – начала Таня, предпринимая ещё одну попытку образумить подругу. – Прекрати, а? Мы найдём лучших врачей…

– Обещай, – перебила Зина, – обещай мне.

– Ну, конечно, я обещаю, – нетерпеливо ответила Таня. – Только я уверена, что до этого не дойдёт. Тебе же ещё и сорока нет.

– Ты пообещала, Таня, – замогильным голосом произнесла Зина, словно не слыша, что ей пытается сказать Таня. – Слушай, слушай внимательно и не перебивай, – начала она.

***

Таня была девка рослая, ладная, лицом пригожая, про таких говорят: "Кровь с молоком". Мужики шеи сворачивали. Только и Таня себе цену знала, видела, как на мужской пол её женские чары действуют. Проплывет мимо, лишь плечиком поведёт, да косу тяжёлую со спины на спелую грудь перекинет, а мужики слюной исходят, все мужские разговоры у них вмиг прекращаются, лишь одни инстинкты наружу лезут.

– Ты, смотри, девка, нос-то не задирай, знай, чей хлеб ешь, – говорила мать, – да, хвостом сильно-то не виляй, а то вертихвосткой прослывешь, замуж никто из местных не возьмёт.

– Больно надо, – высокомерно отвечала Таня. – Я в город уеду, подальше от этой деревни.

– Но, но, коней-то попридержи, кому ты там в городе нужна-то будешь? Да и денег где взять? И так еле концы с концами сводим. Иди вон, лучше, поросенка покорми, да в коровнике прибери, отец скоро с работы придёт, стряпать мне надо. – Таня лишь фыркала, но послушно шла помогать. Мать если что на красоту-то не посмотрит, всыплет по первое число.

Таня убирала в коровнике, а сама мечтала о городской жизни, да нарядах красивых. Недавно картина новая появилась, "Москва слезам не верит" называется, так Таня с Зиной, подругой лучшей и единственной в клуб на сеанс бегали. Потом долго обсуждали.

– Тебе кино-то понравилось, Тань? – пытала подругу Зина.

– Понравилось, – буркнула Таня, – только дура эта Катька.

– Это почему? – удивилась Зина.

– Да потому, – передразнила Таня, – что с этим Рудольфом переспала, да ещё и родила.

– Катя красивая такая, – мечтательно произнесла Зина.

– Угу, – согласилась Таня. Только её больше Катина квартира и машина впечатлили. А у профессора Тихомирова какие хоромы! Таня в жизни такой роскоши не видела. Вот о такой жизни она мечтала, а не прозябать тут, в деревне, да коровам хвосты крутить. Только Таня никому об этом не сказала, даже Зине, пусть это будет её маленький секрет.

– Тань, ты домашку сделала? – Зина просунула голову в окно с улицы. Таня молча протянула ей тетрадки.

– Потом верну, – пообещала Зина, её физиономия исчезла из проема, раздался стук захлопнувшейся калитки.

Училась Зина, в отличие от отличницы Тани неважно, все предметы давались ей с большим трудом, вернее сказать, совсем не давались. Да и не любила Зина это дело. Ни к чему у неё душа не лежала: ни к наукам, ни к хозяйству, ни к рукоделию. За что не возьмётся, всё мимо. Лицом и фигурой Зина тоже не вышла. Маленькая, чернявенькая, вертлявая, со смуглой кожей и длинным остреньким носиком, но больше всего её портило косоглазие. Косила Зина на один глаз, вот и получила прозвище "Зинка Косая". Иной раз смотришь и не поймёшь, в какую сторону смотрит, на тебя или еще куда. Люди поговаривали, это от того, что родила её мать поздно, заскребыш она. Матери-то уже за сорок было, когда Зиной понесла. Была у Зины сестра старшая, взрослая уже, в городе давно жила и двое племяшей.

Спустя час Зинкина остренькая мордочка снова нарисовалась в окне.

– Тань, держи, – она протянула тетради. – Завтра суббота, может, на танцы?

– Не знаю, – протяжно ответила Таня. – А вдруг там Зуб будет?

– А мы тихонечко, может, проскочим, – заискивающе произнесла Зина.

Клуб, где каждую субботу проводились танцы, находился в соседнем, более крупном селе, за несколько километров от их. Девчонки и ребята стекались туда из окрестных сел. А Зуб был тамошним, местным хулиганом, грозой всех сел. Спуску пришлым не давал, ребят грозился поколотить, чтоб к их девчонкам не совались, а соседних девчонок мог и облапить, коли защитить некому.

Таня с Зиной уже однажды чуть не попались, еле ноги унесли. Все лето на танцы не совались, но молодо-зелено, кто ж в молодости не совершает глупости, на то и молодость.

Лето в тот год задержалось и хоть на календаре был сентябрь, было по-летнему тепло, но без летнего изнуряющего зноя.

– Готова? – громким шёпотом спросила Зина, снова заглядывая в Танино окно.

– Готова, – так же шёпотом ответила подруга, взбираясь на подоконник. Спустя минуту две заговорщицы были у калитки, – Тихо, калиткой не стукни, а то отец услышит, нам несдобровать, – предостерегла Таня Зину.

Танин отец, Тихон Ильич, служил в колхозе трактористом, слыл человеком тяжёлым, вспыльчивым и скорым на расправу. В колхозе его уважали ещё и потому, что прошёл он всю войну, был дважды ранен, после второго ранения – демобилизован. Танин папа злоупотреблял алкоголем, на работе это пока не сказалось, чего нельзя сказать о характере. Будучи в подпитии, становился Тихон Ильич злым, как черт. Мог поколотить мамку, Таньку пока не трогал, но смотрел недобро, Таня боялась, что не сегодня-завтра дойдёт очередь и до неё.

Полная луна освещала подругам путь, на убранных к зиме полях стрекотали кузнечики, от земли поднимался запах сена, изредка мычали коровы, брехали собаки, заслышавшие чужаков.

– Ты туфли-то не забыла? – осмелилась спросить Таня, когда они отошли на достаточное расстояние от дома. Зина осклабилась и продемонстрировала бережно закутанный в газету свёрток.

Дождя не было уже пару недель, но все равно, дорога была пыльной, пока дойдёшь до клуба, все ноги в пыли будут. Все, кто шли издалека, добирались в сапогах, на подходе к клубу меняли обувку, а сапоги прятали под куст. Таня с Зиной не были исключением.

– Тебя дома не хватятся? – испуганно спросила Зина.

– Не должны, отец опять напился, не до меня. А тебя?

– Мои до соседки пошли, значит вернутся поздно.

Дальше шли молча, дома постепенно сменялись полями, редкими перелесками, не было слышно ни коров, ни собак, лишь в лесу ухала сова, да по-прежнему галдели кузнечики.

Наконец показались огни клуба, девчонки стащили сапоги, сунули в куст возле дороги, обули туфельки и полетели, словно мотыльки на пламя. Таню беспрерывно приглашали, разгоряченная, меняла она кавалеров. Зинка подпирала стенку и неотрывно следила за успехами подруги. Таню пригласил Сергей, первый парень на их селе, сын комбайнера, передовика производства и бухгалтера, семья в их селе уважаемая, да и Сергей не подкачал: высокий, сильный, косая сажень в плечах, а глаза синие-пресиние, что васильки на лугу или небо в ясный летний день. Таня глянула на одиноко стоящую подругу и стало так её жаль. Протанцевав с Сергеем один танец, она попросила:

– Ты не мог бы Зинку пригласить? – она украдкой указала на подругу. – Весь вечер стоит как приклеенная.

– Оно и неудивительно, – усмехнулся Сергей, но Зинку пригласил.